Должен вас расстроить, Фёдор Андреевич, сухо сказал Руднев. Есть основания предполагать, что смерть Павла Сергеевича имела насильственный характер.
Лицо графа вытянулось.
Этого не может быть! хрипло прошептал Каменский. Я уверен, что такое невозможно!
От чего же вы так уверены, ваше сиятельство? резко спросил Терентьев, подавшись вперед и впившись в Фёдора Андреевича острым взглядом.
Коллежский советник, по чести сказать, и сам не ожидал того эффекта, что произвел на графа его вопрос. Каменский отшатнулся, вскочил, и взгляд его наполнился ужасом. Фёдор Андреевич несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, не в силах вымолвить ни слова, а после рухнул обратно в кресло. Выглядел граф так, что Руднев с Терентьевым не на шутку перепугались, что сейчас у них на руках окажется ещё один труп.
Дмитрий Николаевич метнулся к винному шкафу, по английской моде красовавшемуся в углу, нашёл там бутылку коньяка, налил в рюмку и подал Каменскому.
Фёдор Андреевич, выпейте! потребовал он и едва ли не насильно влил коньяк в потрясённого графа.
Терапия эта возымела на Каменского живительное действие.
Простите, господа, пробормотал он. Это так ужасно
Убедившись, что их сиятельство передумало отдавать богу душу, Терентьев сурово произнес тоном, не терпящим возражений.
Мне кажется, вам, Фёдор Андреевич, есть, что нам рассказать.
Граф вздрогнул как от удара и весь сжался.
Господа, это ужасно повторил он.
Что именно? сурово спросил коллежский советник, Каменский молчал. Вы говорите об убийстве, ваше сиятельство?
Нет, едва слышно ответил Фёдор Андреевич. Я говорю о самоубийстве
Теперь пришла очередь онеметь Рудневу и Терентьеву.
Объяснитесь! выговорил наконец Анатолий Витальевич. Вы хотите сказать, что имеете основания предполагать, что Вяземский сам себя убил?
Фёдор Андреевич трагически кивнул.
Боюсь, так и было, господа. Надеюсь только, что Павел Сергеевич сделал это не целенаправленно
Каменский отпер ящик своего стола и достал оттуда флакон с каким-то белым порошком.
Что это? спросил коллежский советник.
Я точно не знаю, ответил граф. Но это было в руке у Павла Сергеевича, когда он упал. И это не похоже на лекарство Я видел такие склянки раньше Думаю, и вы, господин полицейский, такое видели.
Анатолий Витальевич взял флакон в руки и помрачнел. Ему действительно не раз случалось видеть такие пузырьки с характерными отметинами на донышке. Чаще всего он изымал их у всяких сомнительных личностей, у проституток и у посетителей новомодных богемных притонов.
Это похоже на наркотик, констатировал он, обращаясь не столько к Каменскому, сколько к Дмитрию Николаевичу.
Да, похоже, скорбно качнул головой граф. Поэтому я и не поверил, что это могло принадлежать Павлу Сергеевичу Но когда вы сказали, что смерть его была не от естественных причин Господи! В моём доме! При моих гостях!
Каменский махнул рукой, очевидно, не в силах продолжать, а после несколько раз позвонил в стоящий на столе серебряный колокольчик. Через минуту в кабинет вошёл строгого вида слуга средних лет.
Корней, обратился к нему Фёдор Алексеевич. Расскажи, голубчик, всё про склянку, что ты нашёл Это Корней, мой камердинер, пояснил он собеседникам.
Корней почтительно поклонился господину и чётко изложил:
Его сиятельство Фёдор Алексеевич изволили послать за мной, чтобы я принёс им новую пару запонок, поскольку они одну свою потеряли. Я исполнил поручение, и когда воротился в залу с запонками, как раз их сиятельству князю Вяземскому худо сделалось. Я недалеко от князя был и увидел, что, когда он упал, у него из руки что-то выпало и отлетело. Я поднял, а после отдал господину графу.
Каменский подал камердинеру знак, что тот может идти.
Все трое мужчин молчали, наконец коллежский советник заявил.
Я забираю этот флакон и приобщаю к делу как улику. Вас же, ваше сиятельство, до выяснения всех обстоятельств прошу не разглашать факт его обнаружения и слуге своему велите, пожалуйста, помалкивать.
Как только Дмитрий Николаевич и Анатолий Витальевич покинули кабинет хозяина дома, Руднев вцепился коллежскому советнику в рукав и пылко заговорил:
Анатолий Витальевич, тут что-то не так! Я Пашку с малолетства знаю! Он хоть и всегда рисковым был, границ разумного никогда не преступал! Не мог он быть наркоманом! И рук на себя наложить не мог!
Уймитесь, Руднев! осадил Дмитрия Николаевича коллежский советник. Никто пока и не утверждает, что князь от порочного пристрастия скончался. Но и отметать такой вариант, к сожалению, нельзя, что бы вы там про друга своего мне не говорили. Сами знаете, и достойнейшие к такому зелью пристрастие имеют. А среди офицеров и вовсе таких тьма. После ранений привычку получают и не могут избавиться Всё, Дмитрий Николаевич, хватит с вас на сегодня впечатлений! Домой езжайте!
Анатолий Витальевич, погодите! Давайте ещё раз с графским камердинером переговорим. Фёдор Алексеевич уж как-то слишком бурно отреагировал, когда вы ему про насильственную смерть сказали. Вяземский ему не брат и не сват! С чего такие аффектации?
Нет, Руднев! решительно возразил Анатолий Витальевич. Во-первых, ничего нам Бригелло10 этот нового не скажет, хоть до смерти его запытай. Я таких знаю. А, во-вторых, пусть граф и впрямь повёл себя странно, гусей я дразнить не стану, покуда точных фактов на руках не имею. Может, в склянке этой снадобье от кашля или желудочное. Незачем из-за того на конфликт с их сиятельством идти, задавая лишние вопросы его челяди. Ещё, глядишь, и без этого беседы неприятные предстоят А вы, Дмитрий Николаевич, поезжайте домой и сами в себя придите! Говорить будем, когда вы без сердца рассуждать сможете. Я же здесь ещё задержусь, покуда для нашего Аида улики и отпечатки собирают Идите, говорят вам!
Руднев был вынужден подчиниться настойчивому требованию коллежского советника, однако уходить не торопился и решил перед уходом заглянуть в ту самую оранжерею, где воришка-официант якобы прятал краденое шампанское.
Он осмотрел скамью, на которой должен был оставаться поднос и проверил обзор от двери до угла, где росла пресловутая пальма. Оказалось, что кадушка с лопушистым растением и впрямь находилась в самом укромном месте, которое было сокрыто от глаз практически из любой точки зимнего сада. Два нижних листа пальмы были слегка помяты, а опилки, заменявшие ей грунт, с одной стороны взрыхлены, словно в них что-то прикапывали. Похоже официант и действительно схоронил свой трофей под растением, причем не очень-то церемонясь с заморским бурьяном.
Напоследок Дмитрий Николаевич решил на всякий случай заглянул за кадушку и сунулся головой под раскидистые листья. Собравшаяся на них влага липкими каплями стекла ему за воротник. Руднев чертыхнулся и с отвращением дёрнулся назад, отводя рукой мясистые лопухи. Край кадушки открылся, и Дмитрий Николаевич увидел, что на нём грифелем нацарапан ряд цифр и знаков: «1.5.0.5.0.7.1.4 1.5.0.6.0.1.1.0?».
Он переписал надпись, тщательно воспроизводя особенности начертания символов, и поспешил покинуть оранжерею. Уже выйдя на улицу и сев в экипаж, Дмитрий Николаевич с видом человека, запамятовавшего что-то незначительное, подозвал дежурившего у подъезда городового, ещё совсем молодого парня, очевидно новенького и виденного Рудневым впервые.
Позовите-ка ко мне коллежского советника Терентьева, властно приказал он.
Дежурный стушевался, не зная, как поступить. Оставить пост, да ещё и передать сообщение самому помощнику начальника сыскной полиции, что какой-то партикулярный франт требует его к себе, казалось городовому едва ли не должностным проступком, но манеры неизвестного господина и орденская лента на его шее говорили о том, что он имеет полное право отдавать распоряжения не то что коллежскому советнику, но и кому повыше.