Мне кажется, что Профессору эти знаки повышенного внимания были неприятны, поэтому он раздевался в обычном гардеробе, а не в педагогическом закутке. Там я его и увидел первый раз, там первый раз и поразился. Мы с бабушкой сидели в ожидании занятий хора, когда вошел Профессор, снял шляпу с белоснежных кудрей, подстриженных в скобку, скинул пальто, явившись в какой-то толстовке с карманами.
В это время по радио, что пиликало над тумбочкой гардеробщицы, передавали какую-то революционную радиопостановку, хор врагов революции запел «Боже царя храни!».
И вдруг Профессор глухим, но зычным голосом подтянул:
Сильный, державный,
Царствуй на славу.
На славу нам!
по радио уже шел диалог, а Профессор плавно отсчитывая ритм красивой большой рукой допевал финал
Боооооже царяаааа,
Царяааа храни!
Я никогда не видел таких глаз у моей бабушки. Они наполнились слезами и сияли! Профессор встретился с ней взглядом и вдруг спросил, положив мне руку на голову:
Ваш? Да Октябренок? Прелестно А ведь все было не так! Верно, я говорю?
Да! сказала бабушка, комкая в руках мой шарфик, Да!
То-то и оно сказал Профессор, и еще раз, погладив меня по налысо остриженной голове, пошел по коридору, заполняя его весь своей широкой фигурой.
Дома мы долго обсуждали с бабушкой этот удивительный случай! И бабушка все повторяла: «Как он не боится! Как он не боится.»
Так вот, он сидел в аудитории, где я должен был демонстрировать свою профнепригодность.
Я видел, как растерялся Соломон, поэтому выволок меня перед столом экзаменаторов и, дергая за плечо, стал перечислять мои грехи. И директор, сидевший на председательском месте, и какая-то тощая, в очках и кружевах мадам, и еще несколько педагогов сочувственно кивали: «Да, да, да мол надо отчислять».
Не трясите его! сказал вдруг Профессор, Ему больно.
Да я, собственно Соломон отдернул руку от моего плеча, будто обжегся.
Да что вы-то собственно?! неожиданно грубо прервал его старик, Что там у тебя? «Сурок»? Давай, валяй «Сурка»!
Я знал, что если за рояль сядет Соломон, то он обязательно собьет меня, но Профессор сел к инструменту сам.
И я сыграл хорошо.
Сфинкс! как всегда сказал, словно плюнул в меня, Соломон.
А вариации можешь? спросил меня Профессор.
К Бетховену? ахнула мадам, Оригинально.
А как это? спросил я.
Ну вот тебе мелодия, а ты ее вокруг, понимаешь, вокруг Для красоты.
На скрипке не могу.
Ага! азартно закричал старик, Валяй голосом.
И схватил свою скрипку!
Музыка! Великая, прекрасная музыка снова возвращалась ко мне, и я запел, оплетая мелодию такими кружевами вариации, что казалось сразу пою за нескольких человек
Вы че делаете?! закричал Профессор, когда мы закончили, Иди, иди к бабушке! Вы че делаете?! Вы че себе позволяете?!
Мне было слышно за дверью, как что-то сбивчиво бормотал Соломон, а Профессор орал:
Если тыкать все время «свинья, свинья» не удивляйтесь, что услышите в ответ хрюканье! Не понятно? Могу изложить это по-латыни!
Я стоял в коридоре и молился, чтобы меня не выгнали. Профессор выскочил и чуть не сбил меня дверью
От, мать честная! Господи, Боже ты мой!
Он взял меня за руку и повел в свою аудиторию, где занимался с выпускниками. Там он посадил меня за стол, достал из сумки чемодана термос (я увидел термос первый раз в жизни) и налил мне горячего чаю. Достал два бутерброда с колбасой и сам тоже стал пить со мною чай.
Он сердито сопел красный от возмущения.
Когда я съел свой бутерброд, он поставил меня прямо против себя и, держа за плечи, спросил:
Папы нет? Естественно. А мама? Медсестра. А дедушка?
Какой? спросил я, и меня жаром обдало, потому что мне категорически запрещалось говорить, кто были мои дедушки, Дедушек тоже нет. Они умерли.
Были кем?! спросил Профессор, и я не смог соврать.
Папин хорунжий! Мамин священник. Но они за нас я хотел сказать, что они не против Советской власти.
Ах ты Боже ты мой! сказал Профессор. Боже ты мой! Что творится! Хорунжий! А ты-то, вершок с кепочкой, казак, что ли?
Я кивнул.
А как положено, отвечать знаешь?
Казак станицы Добринской, Урюпинского юрта, Хоперского округа, Всевеликого войска Донского, сказал я, первый раз в жизни, повторив вслух полный титул, который мне шепотом, под великим секретом, говорила бабушка, прибавляя: «Попомни. Попомни навсегда. Только никому не говори».
Вот это да! Профессор вытащил платок и долго сморкался.
Я подождал, пока он просморкается, и с надеждой спросил:
Вы тоже?
Что?
Казак?
Нет, сказал старик совершенно серьезно, без тени улыбки. Я чистокровный русский. Здесь, на Питерском камушке родился, здесь и в землю, Бог даст, пойду А ты, казак, меня сильно обрадовал. Сильно.
Стоит ли говорить, что Профессор взял меня к себе. И я был единственный младшеклассник, из тех, кто обучался у этого великого музыканта и педагога. Он работал только с выпускниками
Почти все наши занятия заканчивались чаепитием. Он так меня подкармливал
Года через два я узнал, что он юнкером, (пошел в юнкера из консерватории, по призыву Временного правительства), в ту октябрьскую ночь находился в Зимнем
Он рассказывал мне в подробностях, как все происходило на самом деле Откуда и кто захватил дворец Что никакого штурма, так картинно показанного в кино, не было вообще! Я думаю, что многого он не договаривал, щадя меня. О себе же скупо говорил, что вернувшись той ночью из Зимнего, выкинул шинель, всю амуницию и вернулся в консерваторию И повторял, как Савва: «Скрипочка меня спасла».
За два года моего величайшего счастья мы прошли программу четырех лет обучения. И хотя у меня начисто отсутствовала общефортепианная подготовка, никто не смел даже подумать о том, чтобы меня отчислить. За мною нерушимой стеной стоял Профессор.
Кто знает, может быть, стал бы я профессиональным скрипачом, да вот только Профессор, в котором воплощалась моя тоска и по отцу, и по дедам, и для которого я, наверное, был желанным, но так и не родившимся внуком умер.
После похорон на траурном концерте школьный симфонический оркестр играл реквиум, и Соломон прочувственно вел первую скрипку. Он был похож на Паганини
Я с горя заболел и музыкальную школу бросил. (Продолжение следует)
«Боже, царя храни!»
«Гимн (греч) -хвалебная песнь, хвала и прославление, в стихах или музыке, песнопением.»
В.Даль
«Гимн официальный символ государства (наряду с флагом государственным и гербом государственным)» БСЭ
Один из самых знаменитых казачьих полков Собственный Его Величества Конвой (полк несколько раз переформировывался с 1812 по 1861 год) в 1829 году возглавлял Алексей Федорович Львов тот самый, что в 1833 году стал автором музыки "Боже, Царя храни!" Как он служил в казачьем полку, свидетельствует выгравированная на старинном клинке драгоценного булата надпись: "Примите, добрый наш начальник, эту саблю в память нашей к Вам благодарности: это железо не тверже чувств наших". Надпись совершенно искренна и бескорыстна. Драгоценный клинок поднесен Львову в 1859 году, когда он давно не служил начальником Конвоя и не имел с ним никаких служебных отношений
Но рассказ наш о гимне.
Гимн понятие античное, греческое. Первоначальное его назначение восхваление божества. Подобные хвалебные гимны были и в Египте, и в Древней Индии, в Шумере, и, разумеется, в Греции:
О, Зевс, всех дел начало ты и вождь,
Тебе, о, Зевс, начало гимна шлю
Но древние греки первыми стали посвящать свои хвалебные гимны молитвы Родине, родному городу:
Мать моя, златозащитная Фива,
Дело твое выше всех я поставлю
или героям, подвигами прославившим Родину:
Кто пал в бою при Фемопилах,
Тех славна участь, чудный жребий ждет.
Алтарь святой на их могилах,
Нет слез! Но слава их живет!
История донесла имена выдающихся поэтов, слагавших гимны: Терпандор из Спарты, Пиндар, Симонид