А ты сам-то, путник, кто таков будешь, как в эти глухие места зашёл? Меня, к примеру, Микитой звать, а это товарищ мой, Захар.
Степаном меня звать, а иду я на тракт, чтоб до дому добраться, в деревню Сосновку, нехотя ответил Степан.
Тю! На тракт! присвистнул Микита, Так ты не туды совсем идёшь, тракт-то в другой стороне! Тебе надо было на Поповке свернуть, а ты видать прямо пошёл. Ну, теперь лишних вёрст десять тебе шагать, мил человек.
Вот спасибо, подсказал, отозвался Степан, желая быть приветливым с непрошенными гостями, А то я бы и дальше плутал. То-то я гляжу ни жилья в округе, ни пешего, ни конного народу нету. А вы как же в такие места забрели, чай, тоже заплутали?
Нет, не заплутали, рассмеялся Микита, а сидевший рядом с ним Захар как-то криво и нехорошо усмехнулся, Мы, можно сказать, тут и живём недалече.
А, так вы тоже не поспели до дому засветло! обрадовался Степан, Ну, тогда и хорошо! Вместе не так страшно ночь-то коротать! Уж больно места тут страховитые, вон, слышь, как болото вздыхает, будто зовёт кто-то
А, да мы уж такого и не пужаемся, махнул рукой Микита, Я, когда в эти места попал, тоже дивился лес выше неба стоит, болота чуть не до горизонта. Там, где я родился, степи да поля, поля да степи А вон как вышло, попал сюда, да здесь и остался!
А как же ты сюда попал? полюбопытствовал Степан.
А так же, как и ты! расхохотался Микита, Дело это нехитрое, сюда попасть, а вот обратно вертаться Вот и я не пошёл, кому я там нужен, любой на меня глаз косить бы стал, а здесь Я вот на́большим стал, считай, хозяин этих местов.
Да что ты с ним тут рассусоливать вздумал, рявкнул вдруг Захар, Это же он нас этим сдал, которые хороший барыш с ярмарки везли! Я сразу смекнул, когда ихний старшо́й с ружжом цельную ночь как сыч сидел! Дай я ему пущу кровушку та!
Да обожди ты, Захарка, поморщился Микита, «Кровушку, кровушку»! Только это и знаешь! Он, поди уж, и сам понял, что дальше этой топи ему не уйти, страх-то в глазах так и плещет! Чего же не поговорить, пока молодцев ждём. Да и нашего он замеса, мабуть, товарища нового обретём! А ты кровушку
Где-то в стороне раздался свист, и Захар, состроив фигуру из пальцев и вложив её в рот, ответил на него тем же манером. Микита подтянул к себе мешок, сброшенный с плеча Захара, и отвязал бечёвку. Извлёк оттуда кожаную перевязь, на которой висел короткий клинок вшитых ножнах. Отложив её в сторону, он полез глубже в мешок и добыл кошель, звякнувший монетами.
Ну, говори, сколь тебе надо отсыпать, чтоб душа твоя спокойна была? спросил Микита, Мужик ты сильный, здоровый, мне такие молодцы нужны. Денег тебе дам, сколь попросишь, по правую руку от меня сядешь, ни в чём нужды знать не будешь! Опосля Захарко тебе покажет, куда на сохранность можешь своё добро припрятать. А опосля, когда от дел молодецких отойдёшь, будет у тебя и дом справный, и хозяйство большое. Хозяйку молодую в дом приведёшь, сам лично какую хошь тебе сосватаю, хоть бы и знатного рода! Ну, что скажешь, согласен к нам в товарищи пойти?
В это время со стороны дороги затрещали сучья, послышалась брань, и на поляну вышла дюжина мужиков. Только глянув на такую компанию, Степан понял, что живому ему не быть, так и останется он, сгинет в этих страшных местах Пропадёт, затеряется его след в топком болоте и никто не хватится, где же запропал бывший каторжанин Степан Кузнецов.
Ха! Тоже, нашёл себе «правую руку», оскалился Захар, Гнильё, не человек! Был бы другой, дак тогда бы ещё смекнул, как разжиться деньжатами, когда возле обозников сидел, али на пароме, подле очкастого в клетчатых шароварах! А он пацанёнка кормил, дурень, он дурень и есть!
Помолчи, Захар, тихим, но каким-то страшным голосом сказал Микита, Тебе кто дозволил поперёк меня говорить?! Али позабыл мою науку? Так я и другой раз поучить тебя могу!
Захар смолк, потупившись и нахмурив брови отошёл от Микиты, который теперь стоял перед Степаном, их окружили пришлые молодцы, балагурили и располагались на поляне. Кто-то скидывал свой мешок на сырую от ночной росы траву, кто-то разувал онучи и с наслаждением кряхтел, и все хитро так поглядывали на Степана
Ты не серчай, Микита, не знаю, как тебя по отцу-батюшке величать, тихо проговорил Степан, А только неподходящий я тебе человек Не смогу я, ты ведь и сам знаешь! За то, что позвал благодарствуй, небось и вы не от доброй жизни на то пошли А только я всего и хочу, что домой вернуться! Может матушка ещё жива, ей на старость утешением да подмогой стать. А ты с тобой ведь что прямая дорога обратно! Туда, откуда я только что и вышел, да подальше захотел уйти! Не обессудь за отказ, отпусти меня подобру-поздорову! Никому про тебя не скажу, никому не поведаю, видит Бог, душой не кривлю, это говоря!
Эх, дурак ты, Степан! вздохнул Микита, А ведь я добра тебе желал! Ну, как знай
Кивнул Микита головой, глянул эдак-то будто с болью и злостью, тут и вспыхнула молния в Степановой голове. Колокольным звоном отозвалась жгучая боль, и повалился он на траву, едва не угодив головою в огонь. Мир погас, тьма разлилась в сознании, и уже не слышал он, как весело загоготал Захар, как басом ему вторил здоровый молодец, который стоял позади Степана, он и исполнил молчаливый приказ Микиты обухом Степанова же топора, взятого из его мешка, ударил он сидящего перед ним человека.
Глава 6.
Давно погасли уголья в Степановом костре, лихие молодцы разлеглись по поляне на отдых и только громкий храп разгонял налетевшее с болот комарьё. А Захар, прозванный Степаном «хитроватым», вместе с тем здоровенным детиной, ударившим Степана, тащили теперь его обмякшее тело к краю чёрного болота.
Да чего его далече так ворочать! бурчал детина, Так и надорваться можно, каждого таскать! Ты, Захарка, давай пособляй, а не рядом иди!
Тебя, Прошка, спросить забыли, чего делать! рявкнул на него Захар, Твоё дело справлять то, что говорят, и рот на замке держать! Думаешь, не знаю я, что ты ко вдовушке в Ярмилино бегаешь? Думаешь, не ведаю, что у ней в хлеву прячешь, да какие разговоры с ней ведёшь? Вот и помолчи, покуда сам цел!
Детина побледнел, это было видно даже в свете неяркой луны, взошедшей по-над лесом. Он крепче взял за безвольное тело человека и потащил его к самой трясине.
Болото жило и наполняло округу своими звуками. Протяжно и тоскливо кричала какая-то птица, странное уханье и бульканье слышалось за поросшими редким кустом кочками.
Глянь, как проседает под нами, испуганно сказал Прошка, Того и гляди сами вместе с им и уйдём в трясину! Давай тут его кинем, он всё одно не жилец, я ему видать башку рассёк, хоть обухом-то всего в полсилы дал!
Захар, который и до слов своего напарника почуял, что под ногами уже нет твёрдой земли, остановился раньше и теперь смотрел вслед Прошке, тянувшем за подмышки бездыханного Степана. Идти дальше в болото было боязно, но и ослушаться приказа того, кто назвался Микитой, было ещё страшнее. Перехватив валявшуюся под ногами палку, он пошёл за Прошкой и пробурчал:
Тяни давай! Вон, до тудова дотянем, там вишь трясина чёрная, в неё и скинем, ему всяко уж не выбраться! Крепко ты его приложил, а по мне, так ещё бы крепче надо. Не тягали бы его сейчас, там бы и бросили мёртвого!
Прошка тяжело вздохнул, но помня недавние угрозы и зная злой и мстительный характер своего сотоварища, потащил Степана туда, куда указал Захар. В каждый след, оставленный на сыром мху, набиралась черная вонючая вода, и Прошка, задыхаясь от усталости и страха, прохрипел:
Всё, хорош! Тут кину!
Вздохнуло болото, чавкнула трясина, принимая в свои чёрные объятия живого ещё человека. Закрылась вода над его головой, только тягучие чёрные пузыри поднялись на поверхность.
А-а-а! заорал вдруг Прошка, обнаружив, что и он резко ушёл по колено в ряску, Мама! Мамочка! Захар, тяни!