Через пару минут я понял, что что-то идет не так. Я уже заряжал акки здесь, и это выглядело как-то спокойнее. Сейчас башня заметно вибрировала, а стон конструкций стоял такой, как будто вот-вот рванёт. Кристаллы уже были не видны, превратившись в комок трещащих разрядов и фиолетовых микромолний. Даже подойти выключить было страшно волосы во всех местах стояли дыбом. В протянутую к рычажку руку чувствительно стрельнуло искрой и я, ругаясь, её отдёрнул. Что за фигня?
Дядя Сергей, идите сюда, скорее! закричала сверху Настя. Там тётя что-то странное делает.
«Тётя» сидела там же, где я её оставил, но глаза были закачены, зубы оскалены, руки вытянуты в сторону купола башни, и от них, клянусь, что-то такое туда устремлялось почти невидимое, прозрачное, как будто лёгкое марево горячего воздуха, сплетённое в тонкий жгут. Мне показалось, что лепестки купола дрожат и вот-вот раскроются, и из-под них прорывается сияние маяка.
Ты что творишь, сучка крашена? заорал я и побежал, вытаскивая на ходу пистолет.
Там же основные рычаги не включены, охлаждение не подается а ну как спалит сейчас эта дура ушельскую технику?
Тётка была в трансе и никак не реагировала. Я приставил к её башке пистолет, но, оглянувшись, увидел смотрящую на меня из дверей Настю. Глаза её были огромными и испуганными. Так что пистолет я убрал, а вместо этого отвесил по толстой жопе мощного футбольного пенделя.
Как будто резиновый мешок с водой пнул. Чёртова шаманка заколыхалась, как медуза в прибое, но главное прекратила делать то, что она там делала. Рот закрыла, глаза выкатила обратно, руки опустила.
Ой, бона! Дамажишь, челик! Кринжово! заблажила тётка непонятное.
Сейчас ещё не так бона будет!
Вдалеке к нам бежал, наплевав на солидность, цыганский барон.
А ну, марш отсюда, заливная рыба!
Шаманка, злобно шипя и колыхаясь, поднялась и потрусила прочь, забавно переваливаясь на толстых коротких ножках. Примерился было добавить поджопник для скорости, но вспомнил про Настю и не стал. Непедагогично.
С баро они встретились посреди луга, где она запрыгала перед ним, потрясая руками. Ябедничает. Утопала к табору, а цыган направился ко мне, но я развернулся, ушёл в башню и двери закрыл. Пусть теперь думает, отдам я ему акки или нет. После такой-то подставы.
Акк теперь заряжался штатно. Внизу гудело, потрескивало, постанывало но сразу чувствовалось, что это нормально.
Па Ой, дядя Сергей! А что это она
Стоп. Это что за «па» сейчас было?
Я случайно, оговорилась, я
Настя. Иди сюда. Сядь.
Мы сели за стол друг напротив друга. Девочка сложила руки перед собой, как примерная школьница и сделала внимательное лицо.
Милое дитя, сказал я серьёзно, кончай вот эту херню прямо сейчас.
Но
Дослушай. Я тебе не «па» и не «ма». Я тебе никто и звать меня никак. Ты пытаешься мной манипулировать, провоцируя на отцовские чувства это тупо. У меня уже есть дети. У тебя уже есть один как бы папа. Давай каждый останется при своём. Вернётся твой блудный папаша, сдам тебя ему по описи «девица белобрысая, одна» и валите себе. Если у него всё получилось, там тебе будет целых три мамы. Придётся три косички заплетать вместо двух.
Волос не хватит!
А кому легко? Отрастишь.
Хихикнула, чуть расслабилась.
Я не специально. Честно.
Может быть, согласился я, но это значит только, что ты не осознаёшь своих мотиваций. Ты растеряна, напугана, вырвана из привычного окружения, не знаешь, что с тобой будет дальше. Ты ищешь защиты, того, за кем можно спрятаться, кто будет заботиться о тебе. Для ребёнка это родитель. Вот ты и пытаешься назначить на вакантное место абы кого.
Вы не абы кто, буркнула она, но вы правы, я не знаю, что со мной будет. И мне страшно.
Девочка, да никто этого не знает. Ни один человек на свете понятия не имеет, что с ним будет даже через пять минут. Просто у них обычно нет повода об этом задуматься.
И как же мне жить?
День за днём, как все живут. Сейчас будущее кажется тебе беспросветным, но оно просто неизвестное. Оно всегда неизвестное, на самом деле, люди себя обманывают планами и мечтами, а потом жизнь щёлкает их по носу и вот так. И ещё ты считаешь себя брошенной, никчёмной, никому не нужной, так? И я сейчас усугубляю это отказом занять отцовскую позицию?
Да, сказала она тихо, но твёрдо, я никому не нужна. И вам не нужна тоже.
Это неправда, покачал головой я. Артём, конечно, балбес, но очень ответственный и искренне к тебе привязался. Не только потому, что ты к нему в башку розовых соплей напустила.
Надулась, губы поджала, слеза блестит. Ничего, иногда полезно послушать правду.
Он хотел любить кого-нибудь именно как отец. Ты дала ему эту любовь. Для него это важно, и он обязательно за тобой вернётся.
«Если ему не оторвут где-нибудь его дурную башку», подумал я при этом, но вслух не сказал, конечно.
Дальше. Я тебе не папа и не хочу им быть. У меня не такое большое сердце, чтобы полюбить всех несчастных детей Мультиверсума. Несчастье это норма, а не исключение. Но я тебя не брошу, на мороз не выгоню и позабочусь о тебе в меру своих скромных возможностей. Накормлю, помогу, в обиду не дам. Это, ей-богу, максимум того, что один человек может ожидать от другого. Поняла?
Да. Спасибо, па.
Что-о?
Шучу! Вот сейчас шучу, честно! Это была шутка!
Вот засранка.
Цыган вышагивал возле башни взад и вперёд, но установленной границы не пересекал. Я любовался им сверху. Не верю этому паскуднику. Через какое-то время пара цыганят притащила ему складной шезлонг, столик, бутылку и стакан, и он расположился с удобством, собираясь, видимо, меня пересидеть. Упорный, чёрт. Помариновал до вечера, пока его акки не зарядились, потом вышел всё-таки.
Прости, хороший человек Сергей, так было надо.
Не вижу ни малейших признаков раскаяния.
Надо было что?
Подать сигнал, что мы нашли маяк. Это вопрос выживания нашего народа.
Теперь весь ваш народ припрётся мне под дверь?
Все, кто сможет добраться. Пойми, ты не сможешь оставить маяк себе. Он слишком для всех важен.
Ну что же, я, как ты верно заметил, найду себе новый дом. Но башню я запру и ключ утоплю в море. Я бы её назло вам взорвал, но хер её взорвёшь. Зато и взломать невозможно. Так что поздравляю твой народ только что лишился последних шансов. А ты твоих зоров. Штраф за мудачество.
Сука, больше всего ненавижу, когда меня пытаются вот так нагло нагнуть. Развернулся уже уходить, чтобы не слушать возмущенные вопли, но он очень спокойно сказал:
Забери мои зоры, но выслушай.
Я тебя послушал уже один раз и дома лишился.
Не меня. С тобой церковник говорить хочет.
Какой ещё церковник?
Церкви Искупителя. Выслушай его.
На кой он мне хрен? удивился я. Я про Искупителя вашего ничего не знаю.
И тебе не интересно?
Поймал. Интересно. На что можно подманить аналитика? На вкусный кусочек свежих ароматных новых данных! Пока он будет обнюхивать их длинным розовым носом, дрожа от возбуждения мозговыми вибриссами, бери его голыми руками и набивай чучелко.
И всё же не хватает мне этого кусочка мозаики, чтобы понять, что вокруг творится.
От тебя же не убудет, если ты его послушаешь?
Вот не факт. Мало ли чего наплетёт этот служитель культа. Как осознанный атеист я понимаю социальную важность религий, но их существование неприятно напоминает мне о том, что люди неспособны принять реальность такой, какова она есть. Им непременно необходима какая-нибудь системная ложь.
Ну ладно, пусть читает свою проповедь. Только недолго, мне ещё вещи собирать.
Я передам ему, он придёт.
На том и разошлись.
А можно я тоже его послушаю? спросила Настя. Мне отчего-то кажется, что это важно. Для меня важно.
У меня есть знакомые священники, ответил я, некоторые из них вполне приличные люди. Но я тебя уверяю, любое кино интереснее их рассуждений. Даже артхаус вызывает меньше зевоты.