На остановке быстро создалась толпа. С приглушенным скрипом прибыл следующий трамвай. Шестой. Продолжаю ждать. Пятый. Весь трамвайный парк проедет, пока не появится снова семерка. Вот едет еще один, красивый, новый, вагоны, кажется, с обогревом. Останавливается. Четырнадцатый. Вокруг собираются усталые люди с мешками под глазами. Мы ждем один и тот же трамвай. Рядом со мной стоит девушка или женщина неопределенных лет. Ее нельзя назвать некрасивой, только глаза у нее навыкате от недосыпа. На глазах у нее наращенные ресницы, от которых веки падают вниз. Крупный нос, светлые завитые волосы. Она бездумно смотрит вперед. Коллега, думаю я, она тоже не сомкнула глаз.
У одной девушки в руках полный пакет выпечки из пекарни через дорогу. Она не смогла дождаться, пока дойдет до ближайшего стола, открыла целлофановый пакет, затем бумажный и оттуда доставала мелкие слоеные квадратики. Жевала не переставая, с накрашенных губ падали прилипшие крошки и маленькие кусочки слоеного теста. Думаю, я очень откровенно глазела на нее. Мне было забавно наблюдать, как новые крошки лепятся к ее помаде, а старые спадают. Частички выпечки, которую она закидывала в себя, разлетались по ее сапогам и маленькому треугольнику асфальта между ее ступнями. Она окинула меня резким взглядом, не переставая жевать. Тогда я отвернулась и посмотрела в небо. Мутное, зимнее, еще сумрачное, равнодушное и усталое.
Я задалась вопросом, какой я кажусь всем этим людям, что мерзнут под пластиковым навесом. Возможно ли сквозь мое изнуренное выражение лица проникнуть в причину бессонницы? Мысль о том, что я вхожу в новую, возможно, недружественную среду, больше не вызывала прилив адреналина. Меня не интересовали картины, которые рисовала передо мной моя бодрствующая параноичная часть. Я зевнула. И как раз в тот миг, когда мне стало все равно, что, похоже, я не успеваю ко времени, передо мной остановился зеленый металлический червь, подарок Швейцарии. Семерка. Мы все забились внутрь. Я не ожидала, что этот старый, выдранный из пенсии трамвай так быстро доедет до нижней части Неманиной улицы. Он мчался, раскачивался и наверстал целых пять минут. И мы раскачивались в его ритме, одинаково не-выспавшиеся, замедленные, некоторые с наушниками в ушах, некоторые с телефонами в руках. Мы толкали друг друга, не извинялись, и никто не сердился на это. Девушка с выпечкой неустанно ела. Бездонный пакет, подумала я.
Я вышла из зеленого швейцарского трамвая, окруженная толпой, которая направлялась дальше к своим рабочим столам, к ноутбукам и другим экранам. К Новому Белграду, Ба-новому Брду, Сурчину
Следующий шаг ожидание автобуса с трехзначным номером, который довезет меня до Института. Я вспомнила свой сон. В самом ли деле библиотека будет похожа на бетонную коробку без окон? В тот момент для меня это было неважно. Лишь бы добраться до места вовремя. Новенький красный автобус открыл двери. Словно он ездит на Луну, а не в пригородные поля, подумала я и вошла. Пассажиров было мало, и мне довелось выбрать сиденье, которое я с того момента назову своим, так как каждый последующий раз (каждый следующий день, поняла я и ужаснулась, зная, что ночи, разделяющие эти дни, будут похожи на предыдущую, которую я провела без сна) я буду стараться занять его. Сиденье было в стороне, словно скрытое, приятное, не очень удобное, но словно защищенное. Я подумала, что это расположение лучше всего спасает от сезонных вирусов и случайных знакомств.
Несколько остановок в черте города, а затем километры полей. Словно я отправилась в путешествие. В автобусе было тепло. Холодное зимнее солнце пробилось сквозь облака и воцарилось на студеном небе, освещая пожухшую растительность. Кусты и высокая трава клонились под порывами ветра. Тонкое длинное облако тянулось вдоль пейзажа. Странно, подумала я, откуда такое облако? Оно плыло на высоте трех-четырех метров от земли. Когда я наконец рассмотрела его источник, стало ясно, что это дым, выплывающий из импровизированного дымохода импровизированного жилого строения картонного дома посреди поля. Этот «объект», который мог сдуть сильный ветер, по цвету совершенно вписывался в окрестное пространство. Внимание на него обращало что-то ярко-голубое в верху окна. Я была без очков и не могла рассмотреть, что это. Кроме того, мне было все равно, как и в отношении много чего другого тогда. Вероятно, это была жестянка, послужившая строительным материалом, когда сооружали домик из сказки про трех поросят домик первого из них.
Небо вскоре стало почти весенним. Легкие облака плыли в направлении, противоположном движению автобуса. Между ними открылся треугольный просвет бирюзового цвета. Облака мчались навстречу нам и исчезали из вида. Я обернулась. Толстая женщина в пестром плаще дремала в задней части автобуса, старик в пуховике что-то пережевывал. Я засмотрелась на него. Старик словно засунул в рот целый абрикос и теперь сражался с ним, не видя, что я наблюдаю. Он вертел и вертел что-то языком, корчил гримасы и жмурился. Вдруг я поняла, что он борется со своим протезом: между его губ показался ряд зубов, приделанных к розовой пластине. Старик поморщился и потянулся рукой к лицу. Я быстро отвернулась: это зрелище было не для меня. В передней части автобуса сидели два мальчика может быть, близнецы, одинаково одетые. Коротко остриженные волосы с темени взлетали вверх. Мальчики недавно проснулись. Они клевали носом, не разговаривали, на коленях у них стояли клетчатые рюкзаки с колесиками.
Мы проезжали остановки, которые обозначались кривыми трубами, торчащими из грязи. На остановках никто не выходил и никто не садился в автобус. Один за другим бежали километры земли, покрытой сухой травой. Время от времени вспархивала невидимая в траве стая птиц, когда к ней приближался гул мотора. Птицы взмывали в лазурное небо и через несколько секунд исчезали из поля зрения. Я встала с места и пошла узнать у водителя, где мне выходить. По-о-осле перек-к-к-р-рестка, с неохотой проговорил он.
Автобус свернул влево, и это означало, что я приближаюсь к месту назначения. Я посмотрела на часы. Без двенадцати восемь. Если ускорить шаг, я могу прийти вовремя. Было бы очень хорошо не рассердить вспыльчивого директора, который уже встал не с той ноги вспомнила я свой сон.
К Институту, скрытому от глаз посетителей, вела узкая дорожка. С одной стороны этой ленты из бетонных квадратов, у которых где-то потрескались, где-то отвалились части, высилась длинная стена, такая же запущенная, как дорожка, исписанная неприличными надписями и местами покрытая ветками, что пробивались сквозь трещины, в то время как сами деревья росли по ту сторону стены, на давно заброшенном участке. С другой стороны размытая земля спускалась к грязному ручью, вероятно, образовавшемуся после недавно прошедшего дождя. Солнце скрашивало все, придавая краски и блеск неживому, серому пейзажу. С неба исчезли облака, просторная лазурь сияла над головой. Нигде ни души. Вокруг бродили стаи собак, и те сонные.
Я достала телефон, чтобы проверить, правильно ли я иду. На гугл-картах, которые я попыталась спросить, как дойти до места назначения, Института не было. Место, к которому я направлялась, отображалось как чистое поле, в красках гугл-сепии. Адрес я нашла на сайте Института, который обновлялся несколько лет назад. Оттуда я скачала карту и теперь шла по красной линии, которая вела к зданию. Ничего другого я не нашла, и приходилось надеяться, что я иду в нужном направлении. Я прошла через калитку, спрятанную в кустах, и свернула влево. Домик сторожа пустовал. Окно в нем было открыто, и я заглянула внутрь. Газета и чашка дымящегося кофе. Может быть, нужно было сообщить о себе, оставить документы, задалась я вопросом. Подождала одну-две минуты, а затем двинулась дальше, чтобы не опоздать.