Скажем, я прикорнула у подруги в туалете, оклеенном обоями с переливающимися ананасиками. До сна я воспринимаю их нейтрально, а после понимаю, что они просто ужасны. И рубашка, которую я себе присмотрела, на самом деле полный отстой. А из сидящего на корточках брюнета, подумала я, с полными губами, безупречным цветом лица и длинными пушистыми ресницами получилась бы классная деваха.
А получился офигенно красивый мужик.
Я прикоснулась к волосам, тем самым транслируя: Вы привлекательны. Надеюсь, сегодня я выгляжу не как обычно, и выпрямилась в кресле.
Я в порядке, громко произнесла я. Помощь мне не нужна.
Голос из динамика произнес «Ок» и вырубился, точно у динамика случился приступ икоты.
Мужчина поднялся. Он был выше и старше, чем поначалу казалось. Он нацепил на нос очки.
Я в туалете по телефону разговаривал, с застенчивым видом сказал он.
В туалете?
Это приватное пространство.
Вот поэтому я тут спала.
Он кивнул и сказал:
По-моему, мы отличная пара.
В каком смысле? Пара чего?
Может, психов? Интровертов? Я ругаюсь по телефону в свободных туалетах, вы спите в пустующих палатах.
Если честно, палата мне не нужна. Я могу спать где угодно. Я засыпаю, когда у меня стресс.
Солнечный луч прорезал углом изножье кровати, и, по мере того как рассеивались остатки сна, больничный шум становился слышнее.
А вы везде ругаетесь по телефону?
Надо подумать.
Он замолчал, сунул телефон в карман халата и сказал:
В последнее время, пожалуй, да.
И с кем вы ругаетесь?
С женой.
Интерес, искрящийся в груди пузырьками шампанского, лопнул и стек куда-то в живот. С женщинами вроде меня, которые редко бывают на людях и однажды уже вляпались в любовь, это всегда так. Я вызываю стойкий интерес у тех, кто лет на тридцать пять постарше, страдает косоглазием и весит полтора центнера. По крайней мере, под это описание попадает почтальон, который неровно дышит ко мне, хотя знает, что я слишком часто делаю заказы на «Амазон». Мужчины с чувственными, красиво очерченными губами, у которых на голове копна волос, а на щеках появляются выразительные линии, когда с высоты своего роста они ласково улыбаются тебе, одергивающей свитер над мягким животиком, такие мужчины разобраны все до одного.
А из-за чего вы ругаетесь? спросила я.
А ты из-за чего впадаешь в спячку? спро- сил он.
Самый большой прикол этой случайной встречи состоял в том, что я обратила на него внимание в том смысле. Должно быть, созерцание его бесспорно эффектной физиономии пробудило от долгой спячки какую-то долю моего мозга и выдало команду:
Эй, зацени кадра!
Мозг встрепенулся и заценил, точно последние двадцать лет и не думал спать. Я почувствовала, что расплываюсь в улыбке, но быстро вспомнила, зачем я в больнице, и одернула себя.
У подруги, возможно, вернулся рак, а рулить на этот раз будет другая ее лучшая подруга.
Ты хочешь рулить раком?
Нет. Просто моя подруга первой позвонила другой моей подруге. Та, другая, неистова и идеальна во всем, а я, я кашлянула и ткнула в себя пальцем, не такая эффективная, как хотелось бы. Я понимаю, что это не соревнование, но, будь так, другая подруга его вы- играла бы.
Я ждала, что он скажет нечто такое, что выставит меня жалким ничтожеством, типа:
Да нет, я уверен, что это не так.
Но вместо этого он сказал:
Моя жена говорит, что я не звоню ей, когда говорю, что позвоню. А я не помню, чтобы обещал такое. Вот такая ерунда.
Но вы же не из-за этого ругаетесь.
Похоже, что из-за этого. То есть она постоянно это говорит.
У меня затекла шея, поэтому я встала и посмотрела ему прямо в глаза. Он был по меньшей мере сантиметров на десять выше меня.
На самом деле она хочет знать, любишь ли ты ее.
После отключки голова закружилась, меня качнуло, но он удержал меня за плечо.
Ну-ка, сказал он, может, снова сядешь?
Я повалилась вперед, уткнулась головой ему в плечо и уловила запах чистой рубашки.
Извини. После сна я несу черт знает что и не держу равновесие. Это все из-за дурацкого расстройства сна.
Может, ты права. Насчет моей жены. Мы расстались. Мы разводимся.
У него был такой вид, точно он хочет еще что-то сказать, но что? Последнее заявление было очень личным, учитывая наше двухминутное знакомство. Пузырьковый интерес возник снова, и, будь моя воля, я бы охотно понаблюдала за тем, как он будет развиваться.
У него зазвонил телефон, и он сказал:
Мне надо ответить. Ты в порядке?
Я кивнула, и он выскочил из палаты. И мне тоже было пора возвращаться.
Благодаря Брюнету, так я назвала его про себя, не прошло и двадцати минут, как я вернулась в палату Кэти. Я вела себя как заботливая подруга, которой пришлось отвлечься на выполнение родительских обязанностей в режиме онлайн, и с раздосадованным видом указала на телефон: ох уж эти детки. Кэти и Холли о чем-то разговаривали, склонив головы, и на мою пантомиму не обратили внимания. Тогда я включила звук.
Мэдди хочет в следующем году учиться за гра- ницей.
Это не было враньем. Она действительно хотела в январе поехать в Ирландию. Слова легко слетели с языка, потому что переживания о том, что я скоро останусь одна, сохраняли актуальность.
Как поспала? спросила Холли.
Прием был знакомый. Следующим ходом я либо выставлю себя врушкой и патологической засоней, и тогда Холли получит преимущество. Или, при определенной ловкости, я могу доказать, что в моем случае сон делу не помеха.
Хорошо. Спасибо. Вы же меня знаете. Прикорнула, всхрапнула, и снова как огурчик. Как думаете, стоит на втором курсе отпустить Мэдди учиться за границей? До него уже всего ничего.
Кэти, добрая душа, пустилась в рассуждения о педагогических плюсах опыта заграничной жизни в молодости. Она приняла мои слова за чистую монету, хотя на самом деле это был вброс, преследующий цель помешать кооптации Холли и ее последующему тотальному контролю. Но Холли раскусила мой замысел:
До Калифорнии две тысячи миль, Саманта. Счет пойдет на недели и месяцы. Ты будешь то и дело останавливаться и спать. Поеду я. Дальние поездки мне не в новинку. Туда я полечу, назад поеду на машине и управлюсь за несколько дней.
А Роузи поедет с тобой? спросила Кэти.
Инициатива стремительно уплывала у меня из рук. Мир превозносит ценность сна, но с отоспавшихся взимается налог они выключены из переговоров, в ходе которых принимаются решения. Ощущение было такое, точно я в эпицентре заговора. Высоким дрожащим голосом, в котором звучал страх быть вытесненной из дружественной миссии, я сказала:
Слушайте, девочки, я справлюсь.
Я должна была доказать, что чего-то сто`ю.
Нет, Роузи не сможет поехать. У нее уже срок подходит, сказала Холли с таким видом, точно я не открывала рта.
Я чувствовала себя вращающимся ветроуказателем возле автосалона. Кэти метнула в меня взгляд и снова опустила глаза.
Она беременна?
Даже в состоянии шока от этой новости и от того, сколько я пропустила, я понимала, что не стоит спрашивать, как так, почему, от кого или что-то подобное, хоть самую малость звучащее лично, субъективно или тупо.
Когда-то мы трое знали друг про друга все, но это было давным-давно. Я знала, что при стрессе у Кэти начинался микоз, а Холли, когда поспешно ела, начинала икать. Я знала, что у Холли, когда она пыталась врать, дергался левый глаз, и Кэти всегда замечала это первой. В колледже, когда в буквальном смысле живешь друг у друга на головах, это всегда так. У нас был дружеский треугольник, а после выпуска геометрия наших отношений была нарушена. Мы стали Кэти и Холли. Кэти и Саманта. Но Холли и Саманты больше не было.
Со временем я перестала спрашивать о жизни Холли, и она о моей, думаю, тоже. Разумеется, мы с Кэти высказывали предположения о том, из-за чего на самом деле рухнула наша дружба. Да, произошло большое недоразумение. Взрыв. Но мы обсудили это. Разобрались. Я знала, что по крайней мере один раз Кэти задала этот вопрос Холли, но та в ответ рявкнула: «Спроси у Саманты», и Кэти не стала на- стаивать.