Сон никак не шёл.
Всё вспоминала, как выглядит Иван, всё думала, как ему помочь. Но на ум ничего не приходило. Потом сморил сон.
Проснулась от шума на первом этаже.
Отец по обыкновению с кем-то очень громко разговаривал.
Евгения спустилась.
А вот и ещё один свидетель, стало быть, восторженно произнёс мужчина в военной форме. Стало быть, из-за барышни всё и случилось, повздорили, видать, женихи. Но вы-то, Пётр Николаевич, зря так делаете. Зря выгораживаете преступника. Сдался он вам.
Хватит уже невиновных на смерть вести. Сказано, парень при мне был, готов перед иконой поклясться, на колени встать, здоровьем своим поклясться, дочерью единственной, ответил Пётр Николаевич.
От слов отца Евгения поёжилась. Прошла мимо военного, хотела было на улицу выйти, ещё раз посмотреть на Ивана.
Но военный её остановил, взяв за руку чуть выше локтя.
Парочку вопросов, барышня! Парочку вопросов.
Евгения остановилась, испуганно посмотрела на мужчину, тот продолжил:
Каково быть вдовой? Неужто хочется без девяти дней бежать к другому?
Вон, громко крикнул Полянский, ты чего себе позволяешь? Ты чего девоньке моей душу вынимаешь? Я этого так не оставлю. Ты посмотри на него, исповеди захотел. Или ты, может, и грехи отпустишь? Во-о-о-н
Ну вы, Пётр Николаевич, тоже в ответе будете, я так просто этого не оставлю, ещё громче Полянского крикнул военный и вышел.
Евгения стояла в дверях.
Чего уставилась? прикрикнул на неё отец. Иди к шуту своему, над ним уже мухи летают, того гляди, и стервятники не погнушаются
Евгения медленно вышла из дома. Она приходила в себя после крика отца. Впервые за её семнадцать лет он так грубо с ней разговаривал.
Возле повозки крутилась седовласая женщина. Она то и дело приподнимала покрывало в разных местах и крестилась. Увидев Евгеньку, поклонилась, а потом попятилась назад.
Стой, приказала Евгения, научи меня обрабатывать раны.
Женщина опять поклонилась и прошептала:
Скоро вернусь, тряпочки принесу и ромашку заварю.
Бабушка Анисия была матерью конюха-ветеринара Георгия, которого очень давно привёз Пётр Николаевич из далёкой Астраханской губернии вместе с семьёй. Переселенцы были калмыками, но по приезде приняли христианскую веру.
Бабушка Айса стала Анисией. Её сын Джурык Георгием. Жена Георгия, красавица Аюр, получила имя Юлия. А дети, рождённые уже на новом месте, получали русские имена Глеб, Матвей, Никанор, Семён. Последней была дочь Мария.
Аюр-Юлия и её муж очень ждали дочь, но после рождения сыновей уже и не надеялись. А пятой родилась Мария.
Аюр недолго прожила после рождения дочери. Всю заботу о детях взяла на себя бабушка Анисия. Внуки называли её мамой.
Когда Марии исполнилось пять лет, все её братья померли в один год.
Георгию горевать было некогда. Он погрузился в работу. Мог вылечить любое животное.
Но Петру Николаевичу не очень понравилось, когда к его конюху стали ходили толпы, чтобы вылечить скот. Он такую деятельность на территории своего поместья запретил. А позже стал брать за лечение большие деньги, и поток поуменьшился.
Георгий был молчаливым. Иногда жаловался матери, что хочется ему лечить животных и другим помогать. Но Петру Николаевичу он был обязан жизнью, поэтому молча выполнял всё и не перечил.
Когда бабушка Анисия пошла за лоскутами и отваром, Евгенька откинула покрывало. На этот раз полностью. Ужаснулась, но тошноты уже не было.
Мухи садились на раны, жужжали так громко, что Евгения затыкала уши. Иван был не похож на себя. Только отдалённо угадывались знакомые черты.
Набравшись смелости, девушка коснулась пальцами его щеки. Иван даже не вздрогнул. Он был без сознания. Слёзы текли из глаз Евгеньки. Она взяла руку Ивана в свою и поднесла к губам. Но тотчас небрежно выронила её и отвернулась.
Руки пахли тухлым мясом. От всего Ивана так пахло. И уловив этот запах, Евгенька спрыгнула с повозки, зажала нос пальцами. Долго так стояла, пока её не окликнула Мария, дочь конюха.
Мария была стройной как мать. Узкие раскосые глаза, чёрные, как смоль, волосы, выступающие скулы так гармонично сочетались друг с другом, что невозможно было даже найти какой-то изъян во внешности калмычки. Она была прекрасна несмотря на то что очень сильно отличалась от своих ровесниц, проживающих на территории поместья.
Бабушку Анисию недолюбливали в поместье. Сплетничали о том, что после смерти невестки, мать приходила в спальню сына и ублажала его. Откуда пошли эти слухи, никто не знал. Но они так прочно прицепились к этой семье, что Анисия стала пугливой, редко выходила из дома и почти ни с кем не разговаривала.
Евгения Петровна, вас маменька просит к себе. Я постою рядом с повозкой, сходите к ней.
Евгения кивнула. Мария подошла к повозке и прошептала:
Можно мне взглянуть?
Евгения лишь махнула рукой в ответ. Мария пристально смотрела на Ивана. Оглядывалась по сторонам, боялась, что кто-то заметит её слёзы. Но во дворе никого не было.
Ванечка, прошептала она, если бы я могла, увезла бы тебя в мои родные места. Степь своих не бросает. Маменька Анисия говорит, что степь лечит. Там наш дом. Там нам будет лучше, чем тут. Там и тебе стало бы легче.
Мария отгоняла мух, потом прикрыла Ивана, оставив открытым только лицо.
Это я попросила маменьку Анисию помочь тебе. Лишь бы Евгения Петровна не узнала о моей просьбе. Если ты слышишь, не выдавай меня.
Вскоре появилась Евгения. В одной руке у неё был кувшин с отваром, в другой разноцветные лоскуты. За ней шла бабушка Анисия.
Когда обе подошли к повозке, Анисия скомандовала:
Протирай ромашкой, а я буду мазью поверх.
Евгения смочила было лоскут, но тотчас выронила кувшин и убежала в дом.
Ох, воспитание какое прошептала еле слышно Анисия и обратилась к внучке: Машуля, помоги мне, иначе его мухи съедят.
Когда бабушка Анисия мазала Ивану подмышки, время от времени зажимала пальцами нос.
На некоторые места приклеила мазью лоскуты.
Побудь тут, я на поклон к Петру Николаевичу схожу, попрошу парня к нам определить. Будет жить, если ухаживать за ним.
Мария улыбнулась.
А Евгения в это время смотрела в окно. От улыбки Марии ей стало не по себе. Что-то кольнуло внутри. И какая-то неприязнь наполнила сердце.
Когда Мария взяла за руку Ивана, Евгения выбежала на улицу. Но услышав шаги, Мария руку отпустила и виновато отвернула голову.
Смешно тебе, зло прошептала Евгения, тряхнула своими огненными волосами, схватила Марию за плечи. Человеку плохо, а тебе смешно
Не-е-е-е-ет, покачала головой Мария, мне не смешно, я его жалею.
Жалеешь, Евгения сжала плечи девушки, ну тогда и жалей молча, а лучше с закрытыми глазами. Мой он! Запомни это!
Евгенька отпустила Марию. К повозке приближался Пётр Николаевич и бабушка Анисия.
Повозку мне вернёшь, давал указания старушке Полянский, но сначала огнём по ней пусть Георгий пройдётся. Мало ли что. Без меня не хороните. Если что зовите в любое время.
Да ты что, прошептала Анисия, он жить будет, будет Его любовь спасёт
Евгения приняла эти слова на свой счёт и даже улыбнулась еле заметно.
А Мария сдержалась.
Бабушка Анисия впряглась в повозку и потащила её к своему дому. Рядом с ней бодро шагала Мария.
Евгения же ещё раз взглянула на Ивана и побрела домой.
Странная ты, лисонька, прошептал ей вслед отец. Привёз день назад, а ты всё нос воротишь Что за любовь у вас такая
Прошла неделя. За эти дни Евгения ни разу не поинтересовалась о состоянии Ивана. В основном сидела в своей комнате. Два раза к отцу приходил следователь. А потом пожаловал и сам купец Сапожников.
Евгения узнала его по голосу, он разговаривал так же громко, как и её отец. Спустилась вниз. Из комнаты отца доносились крики.