Чистый лес
Трель соловья-красношейки выдала полтора колена и оборвалась. «Какой ранний певун» удивился пеший «конь». Соловей вновь нагло взял свои полтора колена. На все семь-восемь колен он будет расчирикиваться только в июле, в самый разгар брачного сезона.
калужница и другие травы
Мокрые поляны явили яркой калужницы в своих желто-нарядных цветах и другие травы, кроме одной страстной желаемой. Целебная своими витаминными качествами черемша не желала появляться. Она может расти везде, но любит слегка болотистые места. Какой-либо системы при этом не признает. И то ее нет на сто верст вокруг, а то забивает целые поля. В здешней округе известное место ее обитание было известно бродяге лишь под горой Лютого на стене Даирского. Это самая восточная точка Скалистого хребта, на которую так стремительно летел герой повествования.
С удивительным и наглым поведением показалась Лилия Глена. У путешественника уже создавалось устойчивое впечатление, что это не такое уж и редкое растение, чтобы состоять в Красной Книге Сахалинской области, пожалуй черемша будет даже пореже. Так и продолжалось почти весь поход Лилия Глена есть, черемши нет.
ПРОШЕЛ ВСЕГО ЧАС
Когда за небольшим подъемом на косогор с которого показался искомый ручей.
Этот зверь делает дугообразный подъем на Скалистый хребет, выводя как раз в его сердце. Исходя из этого и строился маршрут. По выстроенной схеме требовалось заходить на него и топать разбрызгивая грязь. Путник замер на развилке решения. При повороте ручья уверенно начнется снег, и, как мы знаем по вчерашнему опыту, он будет рыхлым. Придется тонуть в нем и черпать снег сапогами. Плюс состояние организма все еще эйфорично безмятежное, а значит ослабленное. Самое же главное было в обеспечении продовольствием и без ложной скромности можно сказать, что оно было убийственно-непростительно недостаточным для громких подвигов. Эх, все же придется довольствоваться скромностью и непритязательностью.
Оставив идею восхождения и прохождения Скалистого хребта, гражданин тайги продолжил влачиться по Красноярке куда-то выше.
Река подалась куда-то к югам освободив место под дивной ширины поляны, даже поля. Почти открытые солнцу, с копнами букетов бузины они так и напрашивались на какое-нибудь японское поселение.
ОСТАТКИ МНОГОЧИСЛЕННЫХ БУТЫЛОК
Красноречиво поддерживали версию японской деревеньки на этом самом месте. Проходящий мимо согнулся в непочтительном поклоне к большой, коричневого стекла бутылке, соскреб с нее землю и протяжно прочитал катакану ведя пальцем справа на лево «Кирин бииру Пиво Кирин». Любители были японцы пивка. Порой целые горы бутылок из под пива встречались в тайге, на месте японских лесозаготовок. Кусок японского стеклянного пива встречался даже на одной из вершин Майорского массива.
пиво-бииру (читается справа налево)
Болванка японского тела печки торчала в земле. Легкий пинок заставил покатиться ее округлыми боками по травянистому грунту в сторону столицы Японии.
японская печка-стобу
Катилась она неохотно, длинные выступающие железные ребра сильно мешали достичь Токио. Сделаны они были в целях большей площади, чтобы дольше хранить тепло эдакий радиатор. Оставив мусор на дальнейшее растерзание времени, походный человек выдвинулся за ручей пересекаемый все еще читаемой японской гужевой дорожкой. В легких кустах были заметны давние попытки поддержания тропы. Она еще виднелась и читалась, хотя и изрядно издохла.
Большие поляны подозрительно жизнерадостно быстро уводили вглубь региона.
СОТНЯ ДРУГАЯ ЯРДОВ
И бег останавливается в небольшой рощице из деревьев голосемянного характера с березами пополам, кои были частью распилены и поделены аккуратными обрубками. В середине торчало костровище, вокруг валялись окурки белого ЛэМа и все указывало на давность трех лет или около того. Большая полуполяна нависла над обрывом и рекой, которая делала дугообразный поворот и впиливалась в существенный яр сотней метров дальше. Все это требовало обхода по верхам, хоть и не затяжного характера, к тому же можно было легко рассмотреть, что лесистость была пониженной, а травянистость не обременительной.
Несмотря на кажущуюся труднодоступность воды, это было только призраком страха. Довольно пологий склон с левого фланга легко выводил к реке, а значит воде. Сразу начинались скалистые стенки уходящие немного к небесам и поляне. Тут же свисали толстенькие ржавые тросы, которые, по всей видимости, когда-то образовывали подвесной мостик на другой, уже пологий берег.
Бывает такое, что организм выступает единым фронтом против чего-то или наоборот. Сегодня он целиком поддержал идею никуда дальше не идти. Это было позорно, ведь прошло жалких битых два с половиной часа несложного движения. Тело все еще чего-то бунтовало против физической нагрузки растекаясь в приятных ощущениях самых интимных связей с природой, а наличие столь живописного насеста, с которого сквозь несуществующую листву еще и видно было некоторую часть Скалистого хребта, только лишь усугубило все. Исходя из этого путник решил не осуждать себя за слабохарактерность тела, а остаться и загорать. Он оттащил пенку подальше, на открытое солнце, и немного попредавался кувырканию под его лучами. Получалось удивительно виртуозно лежать получая загар. Будь такие соревнования в мире, он бы несомненно вошел в тройку призеров. Нужно будет написать в Олимпийский комитет, подумалось ему и он почти уснул.
Через час ли, полтора, он подошел с агрессивными намерениями и ножом к березе. Проковыряв дырку, поставил второй котелок под капель набегающего напитка. Тем временем палатка распустила свои паруса и затрепетала. Дезерт Фокс впервые видела таежные просторы и была еще блестящей и чистой. Отличаясь от прошлой палатки столь многим, она бесконечно радовала нашего лесного бомжа. Два тамбура, один из которых был настолько огромным, что в нем могла даже жить какая-нибудь скромная девочка, облегченный вес по сравнению с прошлой, приятные алюминиевые дуги с замечательными закрепами, оттяжками с коротких боков и другие мелкие плюсы не могли не заставить затрепетать сердце бывалого таежника.
Сегодня требовалось решить проблему сыроватой зыбкости ощущений во сне. В наличии имелась японская двухлитровая бутылка, что уже облегчало задачу. Японские бутылки более устойчивы к кипятку в отличии от наших. И при отходе ко сну в нее была запихана пыхчащая паром вода. Бутылка быстро потеряла свою оквадратуренную форму и вознамерилась стать овальной, зато во всем остальном была на должном уроне главное что крышка уверенно держала жидкость и до и после всех испытаний. Как водится была совершена первая ошибка. Бутылка в обнаженном виде полетела в ножной отдел спальника. Чуть позже до мозга экспериментатора дошло, что оголенное тело бутылки нанесет термотравму спальнику это раз, очень быстро отдаст тепло это уже два. Требовалось избежать всех вышеперечисленных огрехов, хотя бы на последующих ночевках. Вот здесь и послужили свою службу зимние сапожные вкладыши. В один из них вставлялась бутылка, вторым была попытка заделать дыру сверху, но сие не прошло жизненных испытаний. В качестве затычки послужат перчатки. Качество такой грелки мгновенно повысилось значительно. Тепло стало выделяться значительно спокойней, а значит дольше. Оно уже не обжигало, а по домашнему грело, и даже по прошествии 6 часов я нащупывал существенно теплую бутылку внутри вкладыша. И пусть последние часы сна спальник больше выпускал тепла, чем поступало, инерции грелки хватало, чтобы очень комфортно дрыхнуть до утра. А требовалось сказать, что ночи, на редкость были крайне злыми на температуры. Рано утром, но уже при свете, оказавшись на свободе и поразившись контрасту воздушной температуры снаружи и в спальнике, его взгляд кинулся на котелок с бывшим березовым соком. С травинки, что была проводником влаги от дерева в котелок, свисала огромная ледяная сосулька, а в самом сосуде торчала ледяная глыба промороженная до самого дна, хоть котят на коньках запускай.