Так и Св. Хильдегарда[12] слышит, как Дух говорит: «Я есмь та живая и огненная Сущность божественного естества, что сияет в красоте полей. Я свечусь в воде, пылаю в солнце, в луне и в звездах. Мне принадлежит таинственная сила незримого ветра Я пронизываю Собой все и всех, чтобы они не погибли. Я есмь Жизнь».
Анджела из Фолиньо[13] рассказывает, как в видении перед ней раскинулась вся вселенная, океан и бездна пространства, в которой лежит мир и все, что в нем существует. Во всем этом она увидела лишь силу и присутствие Бога и, не находя слов, в восхищенном изумлении воскликнула: «Весь мир отяжелен Богом!»
А вот свидетельство Юлианы Норвичской[14], не столь красноречивое, но не менее проницательное: «Мы все заключены в Нем, а Он в нас!»
Итак, фраза «Бог есть Дух» наделяет религию одновременно трансцендентным и всепроникающим аспектами, благодаря своей уверенности в Присутствии и предназначении, своей страстной жажде очищения, своей неисцелимой «инаковости», своей склонности к простому, универсальному, беспространственному, которое, тем не менее, является многообразным и конкретным Здесь. «Святой Дух, говорит Фома Аквинский[15], есть Сам Бог как Он есть повсюду во всякое время», и в сердце всякой личной веры таится стремление тварного духа к единению с этим Духом-Богом.
Таким образом, тот факт, что наше понимание Святого Духа носит столь ограниченный, изменчивый, спорадический характер и окрашено явными противоречиями, оказывается сравнительно неважным. Упор делается на Бога, на Факт всех фактов и на Его всепроникающее действие, а не на отрывочные переживания нашего нестабильного, робкого, многоуровневого сознания, весьма неуверенного в своем понимании сфер, лежащих за пределами чувственного мира.
Ибо учение о Святом Духе значит, что мы признаем это вездесущее «давление», воздействие Бога и с любовью преклоняемся пред Ним не только как перед особым религиозным переживанием, как перед благодатью или влиянием, посланным нам из иного мира или миропорядка, но как перед личным и святым Присутствием и Силой, Господом и Подателем Жизни в мире, отличным от самого мира; перед тем, Кто пронизывает Собой все, но остается Иным и является решающим фактором в любой ситуации. Это значит, что Бог входит в весь мир вещей, событий и людей и трудится в нем и через него, действуя на самых разных уровнях, но наиболее глубоко и свободно в мире душ, где Его творение являет определенное родство с Ним Самим.
И это Присутствие формирует Свое творение, помогает ему, воздействует на него на всех плоскостях, в каждом человеке, в каждой точке непосредственным приложением Своего божественного влияния, чтобы приблизить его к большему совершенству, к изначальному замыслу Своей сияющей мысли. Иногда это влияние ощущается как мягкое давление, столь любимое набожными душами, а иногда как сокрушительное вторжение неодолимой очищающей силы. «Мне, возвестил Голос Св. Хильдегарде, принадлежит вихрь грохочущего слова, сотворившего все вокруг». Когда мы об этом размышляем, у нас появляется необыкновенное чувство неизмеримого Божьего действия и тех нитей, что связывают воедино таинственные ритмы природы, великие движения истории, скрытые пружины Провидения и молитву. «Божья воля, пишет Жан Пьер де Коссад[16], находит тысячи способов привязать себя к нашим душам, и избранное ею для нас всегда самое лучшее».
Более того, сам факт этого святого внепространственного Присутствия является объективным основанием для всех тех разноглубинных, многообразных, противоречивых самооткровений Бога, которые вместе составляют историю человеческой религии, и всех тех прозрений о Вечности, намеков на нетленную красоту, которые мы видим через щели в природной декорации. Наш ограниченный разум отказывается сочетать личное с универсальным. Мы постоянно противопоставляем одно другому, но это почти наверняка ошибочно. Самооткровение Духа Своим творениям, привыкшим к восприятию чувственной информации, простирается от космических высот до вещей самых приземленных и домашних. Он может благословить свечу в глиняной плошке и пылать в далекой звезде. И все равно, даже самое благоговейное видение и самая смиренная молитва лишь прикасаются к отдельным нитям бахромы на подоле риз этой Реальности, Которая есть одновременно Воля и Любовь.
Ибо в этом представлении Дух есть Бог, Чистый Абсолют в действии. И прерогатива религии состоит в том, чтобы увидеть, как это действие влияет на все мельчайшие события нашего внутреннего и внешнего существования, а значит, придает смысл непонятной путанице теснящих нас обстоятельств, нисколько не умаляя при этом всего величия той Бездны Бытия, что объемлет и превосходит островную вселенную нашей веры.
Глава 3
Дух как сила
Свободное и гибкое учение о Духе, возникающее из всех этих соображений, должно быть по душе современным читателям, которые любят загонять большие сферы опыта и мысли в гостеприимные рамки единого определения, заботясь больше о широте, нежели о глубине. Но если на этом и остановиться, не уравновесив сказанное противоположной истиной, необходимой для целостности картины, то объяснить все самые глубокие и тонкие человеческие переживания уже не получится. Такое понимание Духа мало чем отличается от общей доктрины об имманентности Бога, и столь легкое и обманчивое упрощение размоет для нас некоторые важные и нужные границы, очерчиваемые религией. Безоговорочные приверженцы такого учения уже склоняются к квиетизму[17], отходя от активного поклонения, и приближаются к пантеизму, забывая о внушающей благоговение отдельности Бога.
Конечно, подобно мистикам, мы можем говорить о Пучине Бога-Духа, о «Тихом Океане» Божественного, омывающем и пропитывающем собой все живое, куда погружаются души, пришедшие в определенное состояние, теряя всякое обособленное действие в этих мирных и мощных водах. Однако при этом мы должны твердо помнить, что этот образ описывает лишь один аспект, одну стадию действительно глубокую и истинную, но, может быть, не самую главную в нашем всегда неполном переживании беспредельной Реальности, превосходящей весь наш опыт и все наши понятия и убеждения, вместе взятые. Все библейские упоминания о Духе отличаются, прежде всего, вовсе не ощущением бескрайней Жизни, «в которой мы живем, и движемся, и существуем»: это представление, конечно же, заимствовано из языческого источника. Божественное Действие действительно наполняет вселенную, и самые свободные и активные из тварных духов всего лишь креветки, шныряющие туда-сюда в этом бездонном море. Однако великие авторы библейских книг обязаны своей силой тому, что им были известны куда более глубокие уровни духовного опыта. Взаимно дополняющие друг друга откровения пугающей святости и неизмеримой нежности, которые постепенно проступали в Ветхом Завете и были полностью провозглашены в Новом, требуют куда более серьезного основания, нежели простая религиозная философия имманентности. Для героев Библии Дух никогда не является полностью земным и не становится спокойным, обволакивающим Присутствием, которое, подобно Мировой Душе у Плотина, пронизывает человеческий мир. Они постоянно подчеркивают Его отдельность.
Он совершенно иной; Он Объект, но не философских умозаключений, а непосредственного благоговейного переживания. Здесь мы оказываемся перед лицом коренного дуализма, лежащего в самом центре всей человеческой религии.