А уже в своей комнате, раздевшись, Ренат посмотрел на часы. Половина третьего. Значит, можно еще выспаться.
Хотя как уснуть после всех ужасов, что он увидел. Столько осталось вопросов. И еще было огромное желание разболтать все Денису. Нет, уснуть никак он не мог.
И уснул.
Глава пятая
ОСИН ПРЕДПОЧИТАЕТ КЛЕШ
В гардеробе всенародного певца много штанов, но он предпочитает клеш. Особенно джинсы.
Любовь к «джинсе» у Жени Осина началась давно (лет 10 назад), когда та была в дефиците. Однажды он узнал, что в магазине «Людмила» «выбросили» «джинсу», почти «фирмовую», и понял, что надо брать. Стоять в очереди за американской мечтой пришлось долго всю ночь. Молодые советские модники жгли костры чтобы согреться, писали на руках номера. Но мечта сбылась. Обновка оказалась продуктом известной в узких кругах индийской фирмы «Раджеш», да и к тому же 56-го размера.
По счастью, друг Жени учился в швейном техникуме и с легкостью перешил брюки под изящного, миниатюрного Осина. Да так, что и на хиповую безрукавку материала хватило.
«Орда Бурда». Казань. 30 апреля 1994
***
Пятница, 6 мая, 1994
В этом мире, где девочке двенадцати лет не хватало шмоток, проще всего было считать себя панком.
У Алены были единственные джинсы, которыми она страшно городилась. Это были настоящие «Мальвины». Они и стали основой ее выходного гардероба.
Отец никогда бы ей не купил хорошую модную одежду. А эти джинсы прислала ей тетя из Питера. Алена с любовью вспоминала тот день, когда джинсы, аккуратно завернутые в трубочку, лежали в стандартной фанерной коробочке. Папа назвал их барахлом.
Но это было лучшее барахло на свете. И самое модное, единственно модное, что было у Алены.
Когда ручка протекла в ее кармане и образовала большое синее пятно, Алена сначала расстроилась. А потом решила, что она панк.
Она взяла другую ручку и разукрасила джинсы надписями на английском, которые, по ее мнению, имели отношение к панку. А самым важным было слово SEX.
После этого пятно от чернил уже не сильно выделялось.
Когда джинсы порвались на одном колене, она сама разрезала их на втором. Очень аккуратно.
У Алены был плакат Sex Pistols, хотя она их никогда не слушала. Даже не слышала.
Был у нее и
безымянный магнитофон, который назывался просто Stereo, хотя на самом деле был моно, о чем тогда Алена не знала, потому что ей не с чем было сравнивать.
А из иностранных исполнителей на ее кассете была только Кармен.
По крайней мере, они пели с акцентом, и в конце каждой фразы у них шло «йеааа» верный признак, что группа неместная.
Магнитофон Stereo жевал кассеты, так что, слушая песни, она всегда на него поглядывала. Эта привычка дошла до автоматизма.
Алена была панкершей, потому что в классе были другие девочки, у которых было все. Даже розовые лосины.
А когда ты панкерша, можно прийти в джинсах и папином свитере. И никто не подумает, что тебе не покупают нормальную одежду.
В предыдущей школе Алена была изгоем. Год назад, когда все стало совсем плохо, отец (хоть что-то полезное сделал) перевел ее в новую. Тогда Алена твердо решила, что никогда не окажется в прежнем положении. А значит, нужно правильно позиционироваться.
И Алена притворилась чокнутой панкершей. Потому что одно дело, когда ты чучело. И совсем другое чокнутое чучело.
Был урок физики. Регина Олеговна, известная как «Рентгена», рассказывала о силе тяжести, когда обнаружила, что Люда ее не слушает.
И чем мы тут занимаемся? спросила она. Но Люда ее даже не услышала.
Девочка читала книгу и не заметила, как в классе наступила полная тишина. Не увидела она, и как Рентгена подошла.
Училка захлопнула ее книгу собственной рукой.
Люда подскочила так, что чуть не перевернула стол. А это было вполне возможно, потому что Люда в свои двенадцать была здоровенной. Конечно, кличка у нее была «лошадь», а иногда «лошара». Ни у кого из девочек не было кличек, кроме нее.
А еще она была неуклюжей и витающей в облаках. Посади Люду у окна, и она найдет там массу интересного жучков-паучков, дворника на улице, птичек, деревья. Даже начнет рисовать.
Алена порой понимала, что не будь Люды, то объектом насмешек стала бы она. Это было верное наблюдение, но немного подлое, потому что Алена была благодарна Люде за то, что та такая, как есть.
Я книгу читала, сказала Люда, Ахматову. Вот.
Она перевернула книгу обложкой вверх.
Что ж, сказала учительница, Тогда почитай нам.
Люда никогда не понимала, когда кто-то шутит или говорит что-то на полном серьезе. В этом и была ее проблема.
Она стала читать. А дети смеяться. Даже училка улыбнулась.
Хуже всего когда учитель принимает участие в гнусности. Тогда все прочие наглеют. Раз уж старший позволил, значит и нам можно.
Вроде бы ничего, посмеялись. А у человека, может, шрам на душе на всю жизнь.
Ну ладно, все. Хватит, сказала Рентгена, а потом посмотрела на Люду, Такое происходит уже не в первый раз. Как ты думаешь, почему?
Люда ничего не ответила. Она просто стояла и смотрела на класс.
Ты витаешь в облаках. Ты как будто где-то не здесь. Так нельзя, девочка.
Я больше не буду, сказала Люда.
Не уверена, что у тебя получится. Но мы постараемся тебе помочь, ее голос вдруг стал ласковым, хотя глаза оставались холодными. Вопрос в том, может ли человек измениться. Со временем, с возрастом.
Я вот читала про Рембо, сказала Люда. Он сначала писал стихи, а потом перестал.
Кто-то засмеялся, поставив неправильно ударение в фамилии поэта. А потом весь класс принялся обсуждать, может ли человек измениться или нет. Они полезли ей в душу без спроса и всем классом.
Вместо того, чтобы обсуждать силу тяжести, они обсуждали Люду.
Это была какая-то особая форма пытки. Все вроде бы старались ей помочь. Училка и школьники принялись давать советы. У всех вдруг оказался большой жизненный опыт.
Сцена травли всегда напоминает нелепый спектакль. И в этом спектакле всегда есть три роли, думала Алена. Три, а не две. Те, кто издевается, жертва и наблюдатели. Она и еще несколько ребят не участвовали в этом, но и не спасали Люду. Потому что опасно защищать жертву. Так можно потерять место в классной иерархии, свой статус. А в двенадцать лет нет ничего важнее статуса.
И те, кто молчит, тоже на самом деле жертвы, только собственного чувства вины.
Зазвенел звонок, но они продолжали говорить.
И только когда в дверях показалась учительница русского-литературы Людмила Евстафьевна, Алена набралась храбрости. Эта учительница всегда заступалась за Люду.
Алена вскочила и сказала то, чего сама не ожидала:
Да заткнитесь вы, заорала она. Учитель должен учить, а не лезть в душу. Занимайся своими делами, Рентгена. А с Людой все в порядке.
Ой, что потом началось!
Они всем классом принялись пожирать Алену. Вспомнили, что она плохо учится, и что у нее ужасный прикид. Рентгена обозвала ее «металлисткой». Отличница с первой парты прицепилась к ее полосатому свитеру. А кто-то из парней с «камчатки» обозвал Фредди Крюгером.
Класс разразился смехом, таким долгим, что Алена поняла, что теперь и у нее есть кличка, и она прицепится к ней навсегда. Когда тебе двенадцать, все случается навсегда.
Но самое ужасное в том, что Людмила Евстафьевна за нее не заступилась. Она стояла и смотрела.
Нет, не просто смотрела. Она их изучала, словно никогда раньше не видела людей.
***
В каком-то смысле в предыдущей школе было даже хорошо. Потому что тогда отец еще не пошел вразнос, не превратился в эксплуататора. В те дни, что бы ни случилось, Алена знала, что придет домой. А дом это убежище. Это ее собственный мир, где все у нее под контролем.
Теперь отец приходил с работы, и к тому времени дом должен был быть чистым, а ужин готов. Три месяца назад сломалась стиралка, он не стал ее чинить, потому что не было денег.