Обещаю, что вы не прогадаете, твердо заявил Валентин.
Валерий достал мобильник и набрал номер. Куницын замер, ожидая решения участи.
Степаныч?.. Это Бровко. Мне тут один архаровец задок разворотил, ты бы подогнал свой эвакуатор Нет, для него, моя на ходу, даже подушки не сработали, но повозиться придется, Валерий убрал трубу. Ну, смотри, ботаник, я верю человеку только один раз. Не разочаруй меня, а то я тебя так огорчу
2.
Нет, с повторной женитьбой это перебор, это уже комедия какая-то, фарс, а он пишет роман, и не просто роман, а не больше не меньше как любовную историю поколения. Нет, надо вернуться назад.
Итак, после того, как выясняется родство жены и любовницы, герой осознает, что мир вновь становится реальным. Но, с другой стороны, его возвращение на твердую почву реальности изменяет самого героя. Он так рад этому, что не может больше быть сумасбродным, отчаянным. И вдруг, это оказывается как раз той чертой, которую ценила в нем любовница. Тогда она бросает героя, потому что ее внутренний мир это мир близнеца не похожего на талантливую сестру. Или это мир альтернативно талантливого близнеца?
Где-то он это уже встречал, что-то про альтернативно развитых даунов. Это уже какой-то американизм, так недолго впасть в состояние Евгения что ни слово, то
Размышления Валентина прервал звонок. Он отложил рукопись и поспешил в прихожую. Вдруг это Таня? мелькнула шальная мысль. Но за дверью оказался Евгений Большов с неизменной папкой под мышкой. Права поговорка: не поминай черта к ночи
Привет, Евгений.
Здравствуй, Валентин. Не ждал?
Нет, ты ведь как обычно без звонка.
А ты желчный.
Хоть не желтушный.
Может, пригласишь?
Входи.
Я ведь не просто так, сказал Евгений, упав в любимое кресло хозяина. Ты же знаешь!
Валентин пожал плечами. Большов повторял это со дня их знакомства и не исключено, что в тот раз он его с кем-то перепутал.
Я в отчаянном положении. Представляешь, Родин пишет любовный роман!
О твоей жене?
Нет.
Так чего ты расстраиваешься?
Он пишет роман о сложных взаимоотношениях мужчины и женщины.
Что же ты от него хочешь, он же писатель.
Так ведь и я начал роман на ту же самую тему! Причем, заметь, раньше, чем Родин.
Да ну?
Ты не мог бы разузнать поточнее? Как там, что, когда? Мне-то он не скажет, побоится, а вот ты
Не могу.
Не хочешь помочь другу?
Я-я ну, ты же понимаешь, многозначительно сказал Валентин.
Не валяй дурака, Валя!
Я тоже пишу роман как раз об этих самых взаимоотношениях.
Не может быть! Вы что, сговорились против меня?
Не забывай, что мы все в некотором роде коллеги.
То есть я хотел сказать меня удивляет, что ты взял ту же тему, Евгений испытующе посмотрел на Куницына. Понимаешь, я хочу изобразить, как умеет любить наше поколение, показать, что мы последние, кто высоко несет моральные принципы российской интеллигенции!
А я не хочу, соврал Валентин. Какое несчастье, что о совершенно разных вещах они с Женькой думают одними словами. И настоящее горе случится, если это заметит Большов. Поэтому он повторил, я не хочу!
Это хорошо, а то бы я попросил тебя Ты же понимаешь, что все темы избиты, а я вынашивал эту идею с отрочества. С младых ногтей. С твоей стороны было бы большим свинством претендовать на мысли, выстраданные твоим другом. Ты же не Родин!
Нет, не Родин, поручился Валентин.
Он меня сильно беспокоит, Евгений заерзал так, что кресло заскрипело. Черт с ним, я бы даже отступился, но ведь я вынашивал, я писал он раскрыл папку. Вот послушай начало: Все несчастные браки несчастливы по-разному, а все счастливые счастливы одинаково Каково?!
Отлично, не моргнув, сказал Валентин. Ты все собираешься читать? кивнул он на увесистую папку гостя.
Нет, не хочу вводить тебя во искушение Вот, кстати, тоже хорошая строка.
Ты, я вижу, ничего не упускаешь! восхитился коллега.
Да, у меня тут, похлопал себя по темечку Евгений, целая библиотека. Не написанная. Ждет своего часа. Главное, чтобы издатели созрели.
Это верно, про себя опять Валентин поразился совпадению их мыслей. Может, Женька телепат? Нет, тогда бы он не Толстого перефразировал, а кого-нибудь поновей. Неужели они могут быть так похожи? От такого соображения Куницын вздрогнул. Нет, скорее все мысли избиты. Тьфу, это Большов тоже уже говорил.
Ты думаешь Родин это псевдоним?
Не знаю.
А я думаю, что псевдоним.
Я заметил, что псевдонимами чаще других пользуются писатели и шпионы. Им есть что скрывать.
А мне скрывать нечего! гордо заявил Евгений.
Вот один писатель, сказал Валентин, чтобы снизить градус разговора, любил бывать на свадьбах и кричать там. Поэтому его и прозвали Горький. А другой
Не веришь?
Не верю!
Так уже кто-то говорил, заметил Большов. Что-то неуловимо знакомое
Все слова кто-то уже говорил.
Слова, слова, слова, призадумался Евгений. Зачем ему роман?
Кому?
Родину. Он же все рассказы сочинял. Кажется. Но я не читал!
Верю!
Не паясничай, вздохнул Большов. Дело-то серьезное. Думаю пойти завтра в Российское авторское общество и зарегистрировать новую рукопись. Вдруг героиню у него тоже Любой зовут? Любовь это же так логично, даже Родин может догадаться. А у тебя не Люба?
Нет, Татьяна.
Осторожней Валя, это имя уже использовал Пушкин. Зачем тебе лишние ассоциации?
Я это в честь жены.
Так она же тебя бросила.
Надеюсь, что вернется.
Я помню Татьяну по институту, она, скажу на правах старого товарища, всегда была взбалмошной особой. Кроме того, любовь замутняет рассудок, эмоции противоположны чистому разуму, я об этом еще напишу.
Про великого сыщика?
Может быть а ты откуда? Большов сверкнул на Валентина дурным глазом. Ну, мне пора.
Гость вскочил и метнулся в коридор, чтобы избежать дальнейших расспросов. Куницын потащился следом, чувствуя себя шпионом, сделавшим неосторожный шаг. В конце концов, Женька никому не мешает хотя бы тем, что до сих пор не опубликовал ни одной книжки.
Знаешь, тут один знакомый выпускает юбилейный сборник, предлагает очерки писать. Хорошая халтура, может дать ему твой телефон?
Нет, я занимаюсь творчеством и на всякую чепуху не размениваюсь! отмахнулся папочкой Большов. А твою неразборчивость, прости, не понимаю.
Валентин остолбенел.
Ну, ты, Женя, и хамло!
Предпочитаю прямо в глаза говорить то, что думаю! вскинул подбородок Большов, но предусмотрительно шагнул за порог. А если ты принимаешь дружескую честность за оскорбление, то ты ограниченный и тупой обыватель!
Я писатель-профессионал. Это вот ты, Женя, действительно вдохновенный плагиатор, обворовывающий всех, вплоть до Льва Николаевича.
Не трогал я никакого Льва Николаича! заявил с площадки Большов. И, спускаясь, добавил, а ты, ты акробат пера, виртуоз фарса и шакал
Ротационных машин, закончил Валентин. Двенадцать стульев.
Скотина, хулиган, мерзавец!
Похождения бравого солдата Швейка.
Идиот! донеслось уже с лестницы.
Одноименный роман Достоевского! крикнул вслед Валентин и захлопнул дверь. По крайней мере, не придется больше сочувствовать этому идиоту. Тьфу, снова повтор!
Куницын расстроился и вернулся в комнату. Что за дурацкая манера испытывать вину за чужую инфантильность и глупость? Видимо, это традиционная отечественная любовь к блаженненьким. Но божьи люди забыли, что их традиционное место на паперти, а они так и лезут в писатели и поэты упорно, без проблеска успеха, от провала к провалу, с неизменной верой в собственные таланты, об отсутствии которых им из деликатности никто не говорит.
В прихожей вновь раздался звонок, Валентин отбросил взятую было ручку. Вот удобный случай забыть о деликатности настолько, чтобы гость забыл его адрес. Куницын подошел к двери и щелкнул замком.
Графоман недоделанный! Если ты еще раз явишься, то я возьму твою папку, сверну трубой и запихаю ее тебе в глотку, станешь пароходом и человеком!