А дилижанс до Ставрополя разве не пустили?
Обещают, но куды там! махнул свободной рукой носильщик. Они ещё шоссу[5] никак до ума не доведут. Её осетины строют. Третьего дня они с местными поцапались. Народ гутарит, что казаки сами горцев задирали
В Невинномысской станице?
Не, в Барсуковской. Ужо солнце заходить стало, как лошадь полоза испужалась и понесла осетинскую телегу прямком на казачий плетень. Забор упал, и гнедая в огороде очутилась, грядки потоптала. Хозяин выскочил из хаты и затребовал от горца полтора десятка рублёв или новый забор. Тут ещё и жинка его впряглась в ссору. Осетин и огрызнулся. Тогда баба так огрела горемыку пустым кувшином по башке, что черепки во все стороны разлетелись. Понятное дело скандал, сбежались земляки. Горлопанят по своему, а в драку не лезут. Но станичникам и этого достало. Накинулись гурьбой на пришлых и давай их отделывать, кто плетью, кто колом, а кто и цепами. Заваруха! Кровь хлыстала во все стороны. А чья-то жинка испужалась побоища и побегла до полиции. Два урядника притопали. Оба под мухой. «Бейте, кричат, братцы, басурман, ничего вам за это не будет!» И сами в драку кинулись Правда, потом опомнились, а что толку? Уже поздно было. Четверо строителей не смогли с земли подняться. Их в лазарет увезли, но один по дороге помёр. Опосля в Барсуковскую судебный следователь наведался, допросы учинил и увёз с собой двоих. Под арестом они, в тюремном замке. Сказывают, судить тех станичников будут А вот и коляска. И возница. У него хорошая ездовая пара. Лошадки молодые, выносливые. Часа за четыре-четыре с половиной довезёт.
Ну что, Егорушка, возьмёшь барина до Ставрополя? осведомился носильщик.
Одно место свободное. Милости прошу! ответствовал ямщик. Он принял чемодан у артельщика и принялся приторачивать его верёвками на задке.
Доброго здоровьица, барин! поприветствовал кого-то носильщик в этой же коляске и, не услышав ответа, зашагал прочь.
Доброе утро, сударыня и господа! усаживаясь в четырёхместный кабриолет, выговорил молодой человек, одновременно приветствуя попутчиков лёгким подъёмом соломенной шляпы. В ответ он получил сдержанную улыбку от сидящей напротив премиленькой барышни лет двадцати (очевидно, курсистки), источавшей аромат брокаровской «Персидской сирени», а от её соседа, перешагнувшего пятидесятилетний рубеж, толстяка купеческого вида с деревянной тростью, завершающейся железной ручкой в виде утиного клюва, холодный кивок. Послышалось благосклонное «доброе!» от расположившегося рядом господина средних лет с открытым лицом, усами-саблями, клиновидной бородкой и саквояжем на коленях.
Вскоре коляска тронулась, проезжая через станицу Невинномысскую. Над свежевыбеленными, утопающими в садах, казачьими хатами возвышалась деревянная колокольня храма Пресвятой Богородицы. Из-за заборов выглядывали жёлтые подсолнухи и любопытные детские головки, а в придорожной пыли Большой улицы купались воробьи. Слышался лай собак, мычанье коров, да грустная, доносящаяся из тополиных крон, песнь кукушки. В небе, напоминавшем изрядно застиранную и подкрашенную синькой простынь, носились стрижи. Пахло скирдованным сеном да не убранным с проезжей части конским навозом. День обещал быть жарким, как и все прошедшие летние дни. Об этом же вещала и передовица «Северного Кавказа» за вчерашнее число. Её-то и открыл молодой человек: «Продолжительное бездожие и чрезвычайные жары, вызванные как высокою температурою, так и ещё более сухим восточным ветром, повлекли за собою, почти повсеместно по всей губернии, полный неурожай хлебов и трав, грозящий серьёзными бедствиями. Только 1877 год мог бы соперничать с настоящим относительно неблагоприятности атмосферических условий для всякого рода растительности. Бедствие увеличивается ещё и появлением саранчи, пожирающей остатки жалкого хлебного злака на нивах. Рядом с этим и пожары, столь редкие в губернии по случаю огнеупорного материала, из которого устраиваются жилища (саманный кирпич), становятся теперь довольно обычным явлением, обусловливаемым тою-же сухостью воздуха и сильными ветрами. Этот год надолго подорвёт благосостояние нашего населения, занимающегося исключительно хлебопашеством и скотоводством, то есть такими отраслями хозяйства, исход которых всецело зависит от атмосферных капризов».
Ещё и восьми нет, а парит, как в Африке! недовольно пробубнил толстяк, вытирая носовым платком, капли пота со лба. На его жилетке красовалась золотая цепочка карманных часов толстого плетения. Он вынул из левого кармашка золотой брегет, щёлкнул крышкой и провещал: Только половина седьмого. А что будет в полдень?
Вероятно, градусов двадцать пять, а то и выше[6], предположил курчавый господин с саквояжем напротив. Видать, и зимы в здешних местах тёплые.
Не скажите, сударь, не скажите, покачал головой собеседник. В прошлому году, как раз на Васильев вечер[7], отсюда же, из Невинки, в Ставрополь, во второй половине дня, на двух санях, выехали артисты: Смирнов и Таманская; причём они разместились вместе, а их багаж следовал за ними уже с другим возницей. В тот день дул сухой восточный ветер, увеличивающий стужу до минус 25˚R-28˚R[8]. Не доезжая нескольких вёрст до станции Темнолесской, кучер сбился с пути и увёл сани в сторону от тракта. В поисках дороги седоки, ямщик и лошади начали выбиваться из сил. К довершению несчастья, актриса совсем закоченела и почти заснула на морозе. Слава богу, что у Смирнова имелась фляжка с водкой. Он сумел разжать умирающей артистке рот и заставил её сделать несколько глотков, после чего принялся оттирать ей лицо водкой и вскорости дама пришла в себя. Все надеялись на помощь второго ямщика, следовавшего за ними, но он так и не появился. Впоследствии оказалось, что тот возница тоже отклонился от тракта. Поняв это, он решил вернуться назад в Невинку, но доехать туда ему не удалось. Так бедолага и замёрз в степи. Его труп, как и останки двух лошадей, на следующий день обнаружил, проезжавший мимо казак. А первый ямщик, актёр Смирнов и актриса Таманская сумели добраться до станции Темнолесской пешком, поскольку их лошади тоже замёрзли. Больше всех пострадал Смирнов он отморозил правую кисть. В Ставрополь его привезли только второго января и сразу же поместили в больницу.
А как же его кисть? не удержалась от вопроса девица.
Её пришлось отнять, грустно вздохнув, вымолвил рассказчик, ёрзая ногами.
Боже всемилостивый! прижав к щекам ладони, воскликнула попутчица.
Позволю с вами не согласиться, оторвавшись от газеты, изрек молодой человек. Мой отец поведал в письме об этой трагедии, но, он утверждал, что уже третьего числа Смирнов играл Гамлета в зимнем театре Иванова. И papá ему аплодировал.
Разве? недовольно проронил купеческого вида попутчик, а кто ваш отец будет?
Гласный ставропольской городской думы, отставной полковник от инфантерии Ардашев.
Пантелей Архипович? покрутив тростью, осведомился собеседник. А вы, стало быть, его сын? Клим? И в столице учитесь?
Совершенно точно.
Вот дела, так дела! Я так много наслышан о вас. Позвольте рекомендоваться: Павел Петрович Дубицкий, купец II гильдии. Я ведь и новый дом построил на Барятинской 7 по заказу Пантелея Архиповича. Родители ваши-с ещё в мае в него переехали, новоселье справили. Меня пригласить изволили. Погуляли знатно-с! А теперь вот вас дожидаются А что до актёришки того, то насчёт отрезанной руки я фантазийно прибавил. Вы уж простите великодушно-с
Нет-нет, ничего, улыбнулся Ардашев, литературный вымысел вполне допустим в историях такого рода.