Отступаю назад, а он, наоборот, идет прямо на меня.
Не сводит глаз, как будто я и правда могу куда-то деться из запертой комнаты.
Комната не бесконечная.
Спиной я упираюсь в стену, а под ногами жалобно вопит какая-то игрушка.
И что это было, Лея? Может, расскажешь? А то я теряюсь в догадках.
Ему не нужно перекрикивать музыку. Он уже так близко, что я отлично слышу его разъяренный голос. Я бы отдала все на свете, чтобы услышать, как он шепчет мое имя в порыве страсти, или говорит, что жизни без меня не мыслит, но мечтам не суждено сбыться.
Платон вспыльчивый и ненавидит ложь. Я это знала.
Даже когда на тренировках требовалось выбраться из горящего здания, мой пульс и то был спокойнее, чем сейчас, когда Платон загоняет меня в угол.
Даже когда возле меня взорвалась граната, я и то испугалась меньше.
А ещё наполненная адреналином кровь расходится по телу, концентрируясь совсем не там, где нужно. Всему виной произошедшее в отеле и густой сандаловый аромат, исходящий от его кожи.
Мой взгляд падает на губы Платона, и как наяву я снова ощущаю его жесткий сминающий поцелуй.
Язык проглотила?
Охаю, когда он неожиданно запускает пальцы в мои волосы, оттягивая их так, что я запрокидываю голову.
Он любит жестко, теперь я это знаю и вряд ли когда-нибудь забуду.
Платон нависает сверху. Вена на его шее пульсирует, а чуть ниже ворота рубашки замечаю засос, который сама же ему и поставила. Хочется снова заклеймить его, оставив еще один засос рядом, но время вышло. Моим он так и не стал.
Ты была куда разговорчивее, пока заливала моей дочери про зубного врача и вывихнутую челюсть.
Вопреки разливающемуся по венам страху, когда Платон тянет мои волосы еще сильнее, с моих губ срывается протяжный тихий стон.
Зрачки Платона расширяются. Его тело все еще отзывается на мои стоны, несмотря на то, что мозги уже считают иначе.
Каждую чертову минуту, пока вертела передо мной задницей, ты знала, кто я такой. Так какого хрена ты сделала это, Лея?
Хватка на моих волосах становится болезненнее, и я делаю рваный вдох широко раскрытым ртом.
Захотела и переспала, что тебя так удивляет? И челюсть у меня и правда болит. Ты ведь не церемонился, когда думал, что перед тобой какая-то безотказная девка, не так ли?
Я был лучшего о тебе мнения.
Когда именно? Пока трахал меня в рот?
Когда не знал, какая ты на самом деле. Я бы не позволил своей дочери дружить со шлюхой.
От обиды воздух сгорает в моих легких, а глаза начинает жечь.
Мне хотя бы не нужно платить за секс, Платон. А тебе, видать, женщину иначе и не впечатлить, да? Только банковским счетом.
Скажи еще, что тебе не понравилось, рычит он.
. Знаешь, другие мужчины хотя бы интересовались и моим удовольствием тоже, а не только гнались за собственным. Все-таки твой возраст, Платон, дает о себе знать! Ты честно старался, пусть и недолго.
Бью по больному.
И мне ни капли не стыдно.
Потому что нечестно, что он так сильно злится на меня, как будто это я набросилась на него и увезла в отель, где дала волю своим темным фантазиям.
Это и его ответственность тоже. И если для Платона нормально спать с первой встречной, обходясь без имен, для меня нет.
Но он может думать, что хочет. Доказывать ему обратное я не буду. Все равно не поверит.
Если хоть слово скажешь моей дочери или намекнешь на то, что между нами было
Не волнуйся, отрезаю. Не стану я болтать о твоих пристрастиях направо и налево. И уж тем более не буду обсуждать это с Юлей. Ее чувства меня волнуют куда сильнее, чем твои.
Платон разжимает пальцы и отпускает меня.
После щелкает пальцами, и развеселая музыка в комнате моментально стихает. Вот бы так раньше.
Он уходит, и при виде его спины мой желудок наполняется едкой кислотой. Сейчас для меня абсолютно все кончено.
Пап, все в порядке? дверная ручка начинает плясать и дергаться.
Замок заклинило, Юль, громко отвечает Платон. Я ж тебе говорил, что он барахлит!
Он тоже для виду дергает ручкой, потом беззвучно щелкает задвижкой, и дверь, как по волшебству, распахивается.
Платон уходит первым и не оборачиваясь, а я прошу у встревоженной Юли пару минут, чтобы сходить в туалет прежде, чем присоединюсь к ним в столовой, но сама не могу сдвинуться с места, когда остаюсь одна в опустевшей комнате.
Ноги меня не держат, и я сползаю на пол рядом с плюшевым медведем, закрыв лицо руками.
«Хочешь, я расскажу тебе сказку?» вдруг громко спрашивает медведь.
Похоже, за эти годы плюшевые медведи научились быть более полезными, чем тот мешок, набитый пыльным синтепоном, которого Платон когда-то подарил мне на восемнадцатилетие.
С тех пор плюшевые игрушки я ненавижу.
Пора идти ко всем остальным, хотя аппетит у меня и так изрядно испорчен.
Пнув медведя на прощание, направляюсь к выходу из комнаты.
«Отличный выбор!» летит мне в спину. «Расскажу тебе сказку о потерянном времени».
Не в бровь, а в глаз чертов пылесборник.
Глава 5. Застолье
Ты совсем не ешь, Платон, замечает Сара Львовна, тарелка которой пустеет уже во второй раз за вечер. Сначала после холодных закусок, а теперь после горячих. Разбаловали тебя, видать, разносолами. Костя, все приготовлено просто чудесно!
В моей тарелке кусок холодца давно превратился в лужу, в которой утонула курица-гриль.
От зверского аппетита не осталось и следа.
Лея сидит ровно напротив меня, и я стараюсь смотреть, куда угодно, только не на нее. Но забыть о ней или игнорировать ее присутствие не удается.
Ведь за столом только и разговаривают, что о поразительных изменениях в Леиной внешности. И каждый пункт, как новый гвоздь в крышку моего самообладания.
Ну брекеты ладно, говорит Юля. Тебе их еще в прошлом году сняли, верно?
Да, кивает Лея. У меня резцы никак не хотели выпрямляться, пришлось носить дольше обычного.
Помнишь, Платон, как поздно у Леи зубы стали выпадать? сама того не зная, добавляет масла в огонь Сара Львовна.
Боже мой, я ведь все еще помню, как она улыбалась беззубой улыбкой лет в десять.
И как улыбалась, задыхаясь перед оргазмом, тоже помню.
Как совместить эти две картинки и не сойти с ума?
Я ведь относился к ней как к старшей Юлиной сестре. Не как к родной дочери, все-таки у Леи есть собственные отец и мать, но она в свое время так много времени проводила у нас дома, что казалось жила здесь больше, чем у Розенбергов.
Ну вот, когда зубы наконец-то выпали и выросли новые, мы еще и затянули со сроками установки брекетов, продолжает Сара Львовна. В тот год Яков как раз поступал в балетную школу, помнишь, как сложно это было, Юленька? Сколько нервов и времени! Вот Лее и пришлось носить брекеты дольше положенного.
Ничего страшного, мам. Брекеты мне никак не мешали жить полноценной жизнью, отвечает Лея, а я стискиваю нож в руке.
Только я считываю контекст получается, даже девственности она лишилась, когда носила брекеты.
Ну еще бы. Такую похотливую, как она, никакие железки во рту не остановили бы!
А волосы? Где твои кудряшки-пружинки? Что ты с ними сделала? продолжает Юля. Поразительный контраст! Теперь они прямые, гладкие, а уж как блестят.
На ощупь они тоже как шелк. А уж как контрастно рассыпаются на белом постельном белье или по ее спине
Хочется вонзить себе вилку в глаз, чтобы хоть на мгновение перестать думать о ней в постели.
Ничего такого, равнодушно отвечает Лея. Стрижка и кератиновое выпрямление.
Понятия не имею, что это такое, но тех, кто его делает, надо посадить под арест за введение в заблуждение других людей, которые рассчитывали увидеть кудряшки!
А как же очки? продолжает Юля. Я даже в скайпе не видела тебя без них!
Да, те самые, в тяжелой оправе, из-за которых я, видимо, так и не разглядел ее черных глаз раньше. Где хотя бы они?!
Перешла на линзы. Думаю, сходить на обследование. И если это возможно, провести лазерную коррекцию зрения. Линзы мне тоже надоели.