Момент публикации и печати всегда является моментом окончания произведения, потому что то, что есть в рукописи не значит, что будет в печати. Нам дается возможность в каких то (sic!) случаях премировать и неопубликованные произведения, но это не значит, что мы должны вводить это в практику185.
На этом же заседании все члены Комитета были разделены по четырем секциям186:
1) Секция литературы (включая поэзию, прозу, драматургию, критику): Г. Ф. Александров, Н. Н. Асеев, А. К. Гулакян, А. С. Гурвич, А. Е. Корнейчук, И. К. Луппол, А. Н. Толстой, А. А. Фадеев, М. А. Шолохов, Я. Купала;
2) Секция театра и кино: Г. Ф. Александров, К. Байсеитова, И. Г. Большаков, Р. М. Глиэр, А. К. Гулакян, А. С. Гурвич, А. П. Довженко, Е. М. Кузнецов, С. М. Михоэлс, А. М. Молдыбаев, И. М. Москвин, Х. Насырова, С. А. Самосуд, Р. Н. Симонов, И. Я. Судаков, А. А. Хорава, М. Б. Храпченко, Н. К. Черкасов, М. Э. Чиаурели, Ф. М. Эрмлер;
3) Секция музыки: Г. Ф. Александров, А. В. Александров, К. Байсеитова, У. Гаджибеков, Р. М. Глиэр187, А. Б. Гольденвейзер, И. О. Дунаевский, Н. Я. Мясковский, Х. Насырова, С. А. Самосуд, М. Б. Храпченко, Ю. А. Шапорин;
4) Секция живописи, скульптуры, архитектуры: Г. Ф. Александров, В. А. Веснин, А. М. Герасимов, И. Э. Грабарь, С. Д. Меркуров, А. Г. Мордвинов, В. И. Мухина, М. Б. Храпченко;
Изначальная установка большинства членов Комитета характеризовалась непритворной уверенностью в величине возложенной на них миссии по обеспечению «синтетического роста искусств» (Вл. И. Немирович-Данченко): можно утверждать, что каждый из присутствовавших на первом заседании ощущал эту особенную атмосферу пусть и иллюзорного высвобождения из-под контроля ЦК (он эвфемистически стал именоваться «проявлением непрерывного внимания и непрерывной заботы»188); в тот момент эта «иллюзия свободы» не воспринималась как нечто мнимое. Отсюда и отразившаяся в стенограммах первоначальная ориентация членов Комитета на эстетические критерии оценки выдвинутых для рассмотрения произведений, общая воодушевленность, вызванная ощущением «художественно-житейского подъема» (Вл. И. Немирович-Данченко). Эту мысль точнее всего высказал А. Толстой, призвавший экспертов ответственно отнестись к подготовке материалов секционных и пленарных заседаний:
У нас создалось такое впечатление, что, в сущности, Комитет выполняет роль гораздо более крупную, чем присуждение премий, а именно какую-то концентрацию и рост эстетических требований, которую Комитет до известной степени должен отражать и должен сыграть большую роль в поднятии эстетической культуры. Тут наверное будут высказываться интересные мнения в этой области. Хотелось бы, чтобы стенограммы были обработаны в виде материала для будущих публикаций. <> Надо, чтобы высказывания были превращены в художественный материал. Это было бы важно для всей страны189.
М. Фролова-Уолкер пишет, что «акцент на эстетике (а не на идеологии) характерен для Комитета по Сталинским премиям в его ранней фазе: кажется, что его члены на какое-то время были убаюканы чувством, что они образуют автономный элитарный художественный круг»190. Из всех членов Комитета только Храпченко, поруганный за покровительство «вредной» пьесе Леонова, сохранял почти «налитпостовскую» политическую бдительность и старался в своих предпочтениях не отходить от «партийной линии». (Тесное общение с Немировичем-Данченко в итоге скажется на взглядах Храпченко и его эстетических предпочтениях.) Однако другие комитетчики на недолгое время ощутили себя вправе судить советское искусство по «гамбургскому счету». Р. Н. Симонов на третьем пленарном заседании в 1940 году, проходившем в здании Третьяковской галереи, говорил:
Сталинская премия имеет огромное значение в смысле требований к художнику. И здесь я бы предложил членам Комитета [зачеркнуто] относиться к выдаче премий с особым вниманием, требовательностью и тщательностью. Ибо пройдет время, и нас, членов Комитета, будут тоже судить, за что мы выдали премии?191
Эту мысль проложил С. Меркуров, придав еще больший пафос принципиальности принимаемых членами Комитета решений:
Тем более на нас лежит громадная моральная ответственность за те шаги, которые мы будем делать. Мы исторически отвечаем, потому что это будет первая Сталинская премия. В стране будет колоссальный резонанс на наше постановление, конечно, с последующим утверждением правительства. Нельзя же так подходить к Сталинской премии! есть определенное количество рублей, надо их выдать, иначе Наркомфин спишет. <> Мы взрослые люди, сознательные граждане нашей страны, делаем большое историческое дело и несем ответственность за это дело.
Я пользуюсь случаем, чтобы еще раз напомнить: перед нами ответственный шаг, и мы должны не только поощрить, но этой премией доказать, что данное произведение, данное явление это исключительное явление в жизни.
<> Сталинская премия это Сталинская премия, и надо выдавать ее за исключительное произведение в советском искусстве192.
26 марта 1941 года Совнарком СССР принял два постановления: 685 «Об установлении звания Лауреат Сталинской премии»193 и 686 «О порядке выдачи Сталинских премий»194.
Однако почетный знак лауреата был утвержден лишь двумя годами позднее, в 1943 году. Тогда и был издан указ Президиума Верховного Совета СССР «Об учреждении Почетного Знака Лауреата Сталинской премии»195 от 8 сентября 1943 года. Знак полагалось носить на левой стороне груди рядом с орденами и медалями СССР. В прилагавшемся к этому документу подробном описании говорилось:
1. Почетный Знак Лауреата Сталинской премии изготавливается из серебра и представляет собой выпуклый овал, покрытый белой эмалью, окаймленный в нижней части золотыми лавровыми венками.
На белой эмали изображены золотые восходящие лучи. В верхней части на фоне золотых лучей пятиконечная звезда, выполненная красной эмалью и окаймленная золотым ободком. В середине овала золотом изображена надпись «ЛАУРЕАТ СТАЛИНСКОЙ ПРЕМИИ». Верхняя часть овала заканчивается гофрированной лентой, покрытой голубой эмалью с золотым обрезом и надписью на ленте «СССР». Размер почетного знака в высоту 40 мм и в ширину 36 мм.
2. Почетный Знак соединен при помощи ушка и колечка с серебряной пластинкой, покрытой золотом, на которой голубой эмалью изображена арабскими цифрами надпись года присуждения Сталинской премии. Пластинка имеет [размер] 27 мм в ширину и 5 мм в высоту.
Пластинка соединяется с лентой, на которой носится Почетный Знак Лауреата Сталинской премии. Двойная серо-голубая муаровая лента имеет в ширину 24 мм и в длину 35 мм. Средняя часть ленты шириною в 10 мм темно-голубого цвета. В верхнюю часть ленты, внутри между двумя ее полосками, вшита металлическая пластинка, имеющая стальную булавку с ушком для крепления Почетного Знака к одежде196.
Ил. 1. Записка С. Кафтанова, М. Храпченко и И. Большакова с предложением об установлении для деятелей науки, искусства, литературы и изобретателей, которым присуждены Сталинские премии, звания «Лауреат Сталинской премии», 20 марта 1941 г. // РГАНИ. Ф. 3. Оп. 53а. Ед. хр. 1. Л. 28.
Ил. 23. Проект постановления СНК СССР «О порядке выдачи Сталинских премий», 25 марта 1941 г. // РГАНИ. Ф. 3. Оп. 53а. Ед. хр. 1. Л. 3030 об.
Ил. 4. Обложка диплома лауреата Сталинской премии.
Ил. 5. Почетный нагрудный знак лауреата Сталинской премии.
Впоследствии внешний вид почетного знака был значительно упрощен197 из‐за трудоемкости изготовления описанного выше изделия, а на медали появился барельеф профиля Сталина, окаймленный лавровой ветвью. Кроме того, стимулом к замене лауреатского знака стало обращение нескольких экспертов из Комитета по науке к Молотову в январе 1945 года с предложениями заменить установленный почетный знак лауреата Сталинской премии медалью лауреата Сталинской премии трех степеней; в обращении утверждалось: