Всё хорошо. Всё хорошо, приговаривает она, подходя ближе, мягко обнимая мужчину. Его одежда промокла насквозь и из-за сквозняка уже остыла. Только вблизи гэвэрет Козем замечает поседевшие виски соседа. В квартире невыносимо пахнет гнилыми водорослями, мёдом и, почему-то, раскаленным металлом.
«Слава Элоиму, что стороной обошло», думает она.
>>>
Выбежав на улицу, Хэш Оумер сбрасывает подранный и прожённый плащ и принюхивается.
Несмотря на сентябрь, ночной воздух прозрачен. Такое иногда случается в позднее время, когда с моря налетает ветер берегов Восточной Великой империи. Запах чудовища выделяется на фоне бриза, словно уроженец Десяти Островов в толпе восходников. Оумер бросается в погоню.
Узкие улочки Мохнатого угла кажутся ему чьей-то издёвкой. Район для бедных и тех, кого называют бедными за глаза, застраивался густо, чтобы втиснуть как можно больше людей. Видимо, лабиринт из кирпича, дерева и штукатурки чем-то напоминает тварям родные края их постоянно тянет сюда. Хэш может по пальцам пересчитать все охоты на Мраморной дороге, в Портах или на Кричащем острове.
Шест мешает, то и дело бьётся о стены, и Хэш не раз, и не два думает бросить его. Но нельзя. Лаборатория так печётся о секретности, что исходит пеной каждый раз, когда оперативники теряют снаряжение. Одно дело, если бы ненавистный кханит переломился в бою, но только вот шест сделан на совесть, к тому же его укрепили барзелем, металлом, недавно выделенным из тел обезвреженных «гостей». Теоретически он подвижен и может управляться мыслеформами, но в бою Хэшу не удаётся сконцентрироваться и преобразить металлическую набойку в нижней части шеста, так что приходится пользоваться электровилкой. Против сегодняшнего вторженца она помогает слабо.
Хагвул шумит, несмотря на вошедшую в права ночь. Многие жители позволяют себе лишку, потому кабачки да питейные не закрываются до утра. Где-то гаркает низкий мужской голос, стучат о стойку кружки. То ли хохочет, то ли визжит женщина. Пару раз до чуткого слуха Хэша доносятся стоны и придыхания из неплотно закрытых форточек.
Районы города отличаются друг от друга, но Мохнатый угол стоит особняком. Наполовину подчиняющийся Кричащему острову, наполовину вотчина банд и преступных группировок он напитался культурами и предрассудками всего света, которые пышно расцвели на плодородной почве бедности и недовольства. Крошечные забегаловки всех мастей наполняют воздух Мохнатого угла ядрёной смесью запахов: жареная свинина, конина, крысятина, рыба и насекомые пополам с ароматами кофе, чая и настоев на травах, прогорклого подсолнечного масла, печёного теста, свежих, консервированных и гнилых овощей, тушёной фасоли и грибов, жжёного сахара, карамели, шоколада, сдобы и бог знает чего ещё. Многие туристы после дегустации с непривычки опустошают желудки в ближайшую канаву, что только усложняет густое и яркое омбре перенаселённого района Хагвула. Впрочем, вдалеке от самых ходовых улиц Красного проспекта и Площади Семи оливок ситуация спокойнее, но и смотреть там особо не на что.
Хэш редко позволяет себе вылазки в город. Дело тут даже не в секретности, над которой трясётся руководство СЛИМа. Скрыв свою истинную природу под бинтами и капюшоном, Оумер может гулять по шумным улицам суетного города. Вот только не может почувствовать себя местным. Несколько раз он пробовал открыть лицо, но результатом всегда становился не страх даже, а ужас в глазах тех немногих, кому повезло встретиться с живым иномирцем. Хэшу постоянно говорят, что Хагвул единственный Вольный город во всём Хаоламе. Место, где рады каждому. Почти каждому.
В конце концов, Оумер смирился с тем, что люди, чьё спокойствие он каждый месяц оплачивает собственной кровью, никогда его не примут. И успокоился. Даже получал удовольствие от роли защитника, надёжно укрытого тенями. К тому же в СЛИМе, где люди постоянно сталкиваются с другим миром, забыть о собственной чужеродности легче, чем в переполненном шумном городе. Ведь в лаборатории его никто не боится и не называет «монстром». Не называли. До сегодняшнего дня.
«Забудь», приказывает себе Хэш.
Возле дома, укутанного строительными лесами, фюрестер останавливается. Запах, почти осязаемо парящий в воздухе густым комком смрада, резко уходит вверх. Охотник прикасается к опоре. Та подрагивает, но лениво, едва-едва. Тварь уже высоко. Хэш шепчет под нос несколько слов, недостойных приличного общества, откидывает сетку и лезет наверх.
Леса сработаны на совесть, но всё равно покачиваются, отчего фюрестеру не по себе. Подобным конструкциям он не доверяет и удивляется, как люди свободно по ним расхаживают, а некоторые даже скачут. Ещё он вспоминает об устройстве, прототип которого глава инженеров СЛИМа показывал ему недавно. Он назвал его «лавором» и уверял Хэша, что это будущее, которое облегчит работу оперативников.
«Представь, ты в любой момент сможешь связаться с Хак или Резой! вспоминает Хэш слова мандсэма. Представляю, друг мой. И с радостью воспользовался бы этой возможностью прямо сейчас!»
Фюрестеры никогда не выходят на охоту в одиночку: специальный отряд поддержки ибтахины проводит разведку, разворачивает оперативный штаб, оцепляет периметр и обрабатывает свидетелей после того, как свистопляска заканчивается. Хэш догадывается, чем заняты сейчас подручные Резы Ипора: опрыскивают проснувшихся жителей цикароном, смотрят в их стекленеющие глаза и рассказывают сказки, которые на утро для свидетелей станут воспоминаниями.
«В квартире того бедолаги придётся постараться, с усмешкой думает Хэш. Но где, чёрт бы её побрал, Хак?!»
Охотник не видел напарницу с того момента, как вошёл в злополучный дом. Конечно, ещё на выгрузке он заметил, как она тяжело ступает на левую ногу, трёт бедро и старается морщиться втихоря, так, чтобы никто не заметил, но одной боли недостаточно, чтобы остановить Хак.
«Ковыляет за мной и проклинает весь белый свет», думает Хэш, преодолевая очередной этаж.
Оказавшись наверху, он сразу натыкается на огромную дыру, сквозь которую тварь забралась под крышу. Хмыкнув, охотник пригибается и соскальзывает в темноту. Мрак его янтарным глазам нипочём.
Дом не из новых: скрипит и потрескивает. Пахнет влажной штукатуркой, пылью, деревом и кизеримом. Гниль, застарелый мёд, металл. Не глядя под ноги, Хэш перешагивает через пирамидку из кирпичей и вляпывается в лужу чёрной жижи.
Да что б ругается он, как тут же сбоку его окатывает волна зловония, и охотник инстинктивно подаётся назад. Тварь пролетает мимо и с грохотом врезается в стену. Кладка трескается и кренится. Из пасти чудовища вырывается рык, переходящий в бульканье. С помощью щупалец существо принимает вертикальное положение, отталкивается от пола и бросается на врага.
Хэш уходит в сторону и делает несколько выпадов вилой. Он метит в глаза, но по голове не попадает. Зубцы погружаются в студень моллюска без особого ущерба для твари.
Цонова дочь! рычит Хэш и прыгает на чудовище. Решение не из лучших: он седлает кизерима, но два щупальца тут же взмывают вверх. Одно обвивает левое запястье, второе шею. Свободной рукой охотник пытается вонзить кханит в череп твари, но роняет его, и шест отлетает в сторону. Перед глазами расцветают черные круги орхидей.
«Сейчас», думает фюрестер, представляя, как в комнате возникает Хак и одним метким ударом в глазницу останавливает чудовище. Но напарницы нет, а присоски сжимают горло, вдобавок обжигая кожу. Не придумав ничего лучше, Хэш вслепую шарит по лохматой голове твари, пока не находит глаза. Большой палец с размаху впивается в упругое, но податливое желе.