Что же мне остаётся?
Прокачать себя до уровня Воина Света, возродиться из пепла, как птица Феникс, и написать об этом в следующей книге, которая уже будет светлой и заряженной силой.
Тёмные времена души. Жатва
Жатва осенний сбор урожая. Время, когда пожинаешь плоды своего труда или лени. Хороший период, уже не лето, но ещё и не зима Уже нет зноя, но ещё и не пришли холода, бабье лето, сухое и солнечное Золотая осень! Но что-то в этом слове мне слышится зловещее
Имя мне Вериар. Вот она, снова осень. Прошёл почти год с того момента, когда я посетил с дедом Карелию и вся моя жизнь совершенно изменилась. Ничего не осталось от моего прошлого. Скоро год, как не стало деда Это время тяжёлых потрясений в моей жизни, смертей в близком окружении, смертей, которые я видел лично, был немым свидетелем чужой кончины, а также краха моего старого мира. Мой мир рухнул в одночасье вместе с моими убеждениями, стереотипами, навязанными обществом. Я сменил место проживания. Не то чтобы я искал новизны, просто так вышло. Сменилось и окружение, а затем и вовсе вынужденная изоляция от общества. В это время я много читал, изучал старинные манускрипты, усовершенствовал многие из полученных навыков. Но главным из этого периода я считаю принятие собственного дара, таланта, может, даже миссии. Это время глубоких раздумий, рефлексии, сомнений Время поиска пути. Сейчас я живу в уединённом месте. Это внешне напоминает сторожевую башню. Старое каменное строение в виде башни, окна, выходящие только на одну сторону здания, именно в ту, где находится шумная река с порогами, прям под зданием. Эта речка отделяет башню от равнины, находящейся напротив моих окон. Место здесь странное, необычное Время тут идёт по-другому. С той равнины приходят сильные дожди с грозами. Однажды я видел северное сияние, пришедшее именно оттуда, хотя в средней полосе Всё это находится на территории старого монастыря. В моей башне полно старых книг по магии и колдовству, чернокнижию и всему, что связано с оккультными науками. Вот такое вот удивительное соседство. Несколько месяцев изоляции не прошли даром для меня, но время изоляции подходит к концу, и очень скоро на сцене появятся новые люди, и вот тогда произойдёт именно то, ради чего это всё и затевалось.
Иван Карлович
Тёплый осенний питерский денёк. С шумной, оживлённой улицы в тёмную арку среди домов свернул дедок в коричневом плаще и шляпе. Медленной, шаркающей походкой, но вполне уверенной, он подошёл к закрытым кованым воротам и открыл их собственным ключом. Он шёл прямо, пройдя совсем немного, он очутился в чудном дворике с красивыми коваными лавочками, фонарями под старину, небольшой аллеей стриженых кустов и клумбами для цветов. Какой это был контраст, всего каких-то несколько десятков метров отделяло это тихое, спокойное место от шумного и многолюдного города. Этот дворик в городе со всех сторон был окружён домами, даже машины сюда не въезжали, что и создавало тишину и ощущение совсем другого города. Старичок присел на лавочку прям напротив дома, где по стенам первых двух этажей расползался зелёный плющ. Окна второго этажа с эркером и ещё одно рядом были его жилищем уже много лет, почти с рождения. Это была восьмикомнатная квартира, когда-то принадлежавшая его семье, но ему достались две комнаты, в которых он проживал с бабушкой. Остальные же комнаты были отданы рабочим завода. Так из прекрасной и богатой квартиры она превратилась в коммуналку с очень разношёрстными жильцами.
Дуновением ветерка сорвало жёлтый осенний лист и закружило очень медленно в воздухе. Всё это было как в замедленной съёмке. Иван Карлович, так зовут старичка, что сидит на лавке напротив дома, заметил этот жёлтый лист, и в голове его заиграла чудная музыка, пальцы забегали в воздухе, как на фортепиано, захотелось это записать в нотах на бумаге. Иван Карлович был гениальным пианистом и не менее талантливым музыкальным педагогом. Музыку он не писал, было пару раз в жизни, когда он видел и слышал новую, не известную ему, а может, даже миру, музыку. Она приходила из другого мира, так ему показалось. И оба эти раза его слишком напугали, после были очень неприятные события в жизни. А листок всё кружило и кружило в воздухе, пока он медленно не приземлился в кучку опавшей осенней листвы.
«Какая необычно тёплая и сухая осень. Даже солнце ещё греет, подумал про себя Иван Карлович. Он поднял голову на собственные окна. Завтра годовщина смерти бабушки Сорок лет уже прошло. Интересно, что бы она сказала, увидев меня сейчас? Старый никому не нужный старикан. Нечем гордиться, да и нечем хвалиться! Нет, она бы никогда такого не сказала, даже если бы я был самым ненужным и самым бездарным человеком в мире», так размышлял вслух Иван Карлович. Елена Петровна, бабушка Ивана Карловича, была самым дорогим для него человеком, а он для неё смыслом жизни и отдушиной. Бабушка говорила: «Чтобы вырастить достойного человека, надо положить на это всю свою жизнь». Это были не просто слова. Елена Петровна одна воспитывала Ванечку и положила на это всю свою жизнь. Её жизненный путь был выложен галькой и битым стеклом, то и дело оставлявшим раны и кровавые порезы.
Елена Петровна была из богатой семьи. Квартира, что превратилась в коммуналку, принадлежала её семье. Её вместе с родителями отправили в ссылку в Тобольск. По возвращении от квартиры остались две комнаты, а ценные вещи конфисковали, что-то разграбили. Мало приятного, времена такие. Но главные потери были впереди. Погиб муж и сын. Она одна осталась с маленькой дочерью. Аллочка, мама Ивана Карловича, росла красавицей и умницей, но угораздило её влюбиться без памяти в самого настоящего «авантюриста и проходимца», так бы сказала Елена Петровна, в выражениях она не стеснялась. Звали этого проходимца Карл Леопольдович, любитель карточных игр, подпольных заведений, не прочь выпить и покутить. Он, конечно, был хорош собой и красноречив, вот Аллочка и потеряла голову от любви. Елена Петровна говорила так: «Ой, ты, девка, дура! Добром это всё не закончится!» И ведь материнское сердце не обманешь, так и вышло. «Проходимец» организовал подпольное казино. Ванечке тогда было почти три, он всё больше жил с бабушкой. В один из вечеров в этом подпольном заведении на квартире случилась пьяная поножовщина. Аллочка тогда погибла, а «проходимца» не стало спустя полгода, нашли убитым.
Так Ванечка стал сиротой, а на плечи Елена Петровны легла ответственность за внука, её единственную кровиночку. Елена Петровна очень рано разглядела музыкальный талант у внука и направила его на этот путь. Было музыкальное училище, далее консерватория по классу фортепиано. Иван Карлович играл в филармонии, преподавал в музыкальной школе, кстати, детишки его очень любили. Но своих он так и не нажил, не сложилась у него личная жизнь. А сейчас он уже давно на пенсии, с концертами завязал, преподавательскую деятельность оставил, но случаются же в жизни нелепые повороты судьбы, вот и у Ивана Карловича так вышло. Он работает ночным сторожем в обсерватории. Есть у него с юности такое хобби, астрономия, а следом и астрология. Скажете, глупость, а он счастлив, как никогда.
Иван Карлович сидел на лавочке, разглядывал окна дома, в котором проживал всю жизнь, принюхивался к запахам осени на улице, старался запомнить осеннюю опавшую листву под его ногами. Второй день он был сам не свой. Его разъедала грусть и тоска, чувство некой неопределённости, что-то тревожило его, но понять, что не так, он не мог. Если бы он был на чужбине, то сказал бы, что это ностальгия, но он тут, в родном городе, в знакомых с детства местах. Этот с виду невзрачный старичок невысокого роста, худой, с заострёнными чертами лица был невероятно талантлив, тонкой душевной организации, он мог чувствовать и ощущать сильнее многих других, и есть в кого. Иван Карлович встал с лавочки и неспешно отправился домой. Он вошёл в парадную, остановился у окна лестничного пролёта. Вид из окна сегодня казался ему несколько другим. Он поднимался на второй этаж, считая каждую пройдённую ступеньку, будто прощаясь с этими местами навсегда. Дверь квартиры открылась. Тёмный длинный коридор, захламлённый соседскими вещами. Чуть пройдя прямо и направо, была дверь его комнаты. «Как обидно, ведь когда-то эта квартира принадлежала его родне, прадеду и прабабушке, целиком, затем бабушке, но не долго. И вот я, четвёртое поколение, тут, в этом историческом здании, памятнике архитектуры, крадусь, как мышь, к собственной норе, среди хлама и грязи». Войдя в комнату, попадаешь совсем в другой мир из этого коммунального ада. Иван Карлович не то чтобы был ленив или грешил отсутствием фантазии, просто ему хотелось сохранить квартиру в том виде, в котором она была при жизни Елены Петровны, а она обладала отменным вкусом и любовью к прекрасному. В комнате был старинный камин в рабочем состоянии, на потолках оригинальная лепнина, немного реставрированная, на полу дубовый паркет «доисторических времён», который Ивану Карловичу вышел в кругленькую сумму, чтобы его сохранить почти что в первозданном виде. Возле окон эркера стоял круглый стол и стулья, когда-то Елена Петровна за этим столом проводила спиритические сеансы. Ванечка тогда ещё был совсем маленький, он верил в то, что с бабушкой общается её муж, сын, её дочь, то есть его мама. Но с возрастом решил, что бабушка это делает для того, чтобы не сойти с ума от горя, некая психологическая защита, как бы сейчас заумно сказали психологи. Иногда она и раскладывала старинные карты, когда её совсем с головой накрывала тревога и беспокойство, и, сказать честно, предсказания Елены Петровны с регулярностью сбывались, была ли это случайность, сложно сказать. С левой стороны комнаты был большой книжный шкаф, там была в основном классическая литература, но было и несколько книг, вызывающих особый интерес юного Ивана Карловича. Книги были старинные, ещё с ятями, с чуть пожелтевшими страницами, в которых давались трактовки снов. Особое внимание привлекали старинные то ли рукописи, то ли черновики, собранные в книги по астрологии. Тут-то и зародилась любовь Ванечки к астрологии, планетам и звёздам. По другую сторону комнаты стояло фортепиано, немецкий антиквариат. Каким-то чудом Елене Петровне удалось его заполучить, но внук её должен был играть на достойном инструменте. Реставрация этого инструмента тоже стоила сил и немалых вложений. Соседи, конечно, не были в восторге от фортепианных концертов, но удалось найти выход из ситуации. Как только соседи устраивали очередную ругань с битьём посуды и последующей истерикой, Иван Карлович, как истинный джентльмен, садился за инструмент и исполнял Шнитке или что-то схожее, будоражащее психику, и, о чудо, ругань прекращалась. Всё же музыка обладает целительными свойствами! Из этой комнаты с эркером был вход в другую комнату, сейчас это была спальня Ивана Карловича. Она, кстати, тоже не претерпела сильных изменений, разве что телевизор. Иван Карлович считал, что телевизор и тот мусор, что время от времени оттуда льётся, вроде новостей, будет осквернять книги, ноты и фортепиано, и не место ему там. Ему удалось сохранить аутентичность тех времён в его комнатах, чего нельзя сказать об общественных местах этой коммуналки. Иван Карлович отправился на кухню сделать себе чаю. В коридоре стоял запах только что приготовленного борща. В кухне его встретила приветливая соседка Раечка, повар заводской столовой. Она и выглядела как с заводской столовой крупная женщина, не просто пышных, а даже огромных форм, всё чаще в головном уборе, то в чепце, то в платке, одетом вроде банданы, всегда с красными щеками и довольной улыбкой. Вот про такую и можно сказать «коня на ходу остановит и рельсы и шпалы кладёт». Бой-баба, одним словом. Но было в ней и прекрасное: жизнелюбие и забота об окружающих, уж очень она хотела весь мир накормить. Был у неё и мужичок, хиленький такой, щупленький, но она за него горой.