Муся положила письмо от ДК Харовского района, в письме было ее имя: Муся Растопчина.
Анисимов заглянул в бумагу.
Светлане моей кланяйтесь, она в Зоиной амбулатории ведет приемы теперь с понедельника по четверг. Именно она отправила запрос в Москву по поводу вас. Отправила еще в январе. Ответ пришел из московской больницы «Медсанчасть», в которой работали Зоя и ваша младшая сестра Гуля с отказом. Ваша сестра Зоя халатно отнеслась к своим обязанностям и из-за нее майор Жлудов руку потерял! Так что есть только места работы по лимиту трудовых ставок в столице. Для Вас в ДК Железнодорожника в Москве! Другого шанса уехать из Харовска у вас нет.
К вечеру Муся Растопчина была опять в своем ДК.
Приехав сюда в 1946-м, сестры Растопчины стали жить у немой Лены в доме, а Муся сразу устроилась на работу в местный Дом культуры. Письма от тети Лили из Москвы и Мити Андреева из Рыблага приходили редко, Лиля Шварц ждала возвращения Муси в Москву. Митя же сообщал каждый год, что подавал прошение об амнистии в Рыблаге. И своему жениху и тете Лиле Муся отвечала одинаково: «Надеемся вернуться».
Вот и сейчас Муся отправила письма сразу на два адреса: в Москву и в/ч 126345, в Рыблаг Мите, когда зашла на почту. Чуть позже Муся зашла в директорский кабинет местного ДК. Она подкрутила ручку и включила радиотарелку: «В Колонном зале делегация разных стран, все прощаются с великим кормчим». Муся села за стол, включила керосинку, поставила алюминиевый чайник, за окном забарабанил дождь со снегом.
Муся посмотрела за окно и увидела Лену, которая в телогрейке бежала к клубу вместе со Степой, кудрявым мальчиком лет восьми. Муся Растопчина обучала его в ДК нотной грамоте. Через десять минут они были в пустом зале, а Степа уселся за пианино, где его и нашла Муся.
До. Ре. Ми. Фа. Соль. Ля. (Степе) Повтори.
До. Ре
Степа задумался, Муся вздохнула, встала.
Подвинься, пожалуйста. Я сейчас тебе сыграю гамму!
Степа встал, Муся взмахнула руками, попыталась сыграть гамму, но не успела, дверь открылась и вошла Лена без платка.
Лена! Сталин умер! Была сегодня на кладбище, потом в Харовске. Отдала бумаги, потом на почту. Надеюсь, я скоро поеду в Москву.
Лена кивнула, замычала, пытаясь объяснить что-то Мусе. Но Растопчина встала, закрыла крышку пианино, сказала, обращаясь к Степе:
Степа! Иди домой. Сегодня занятий больше не будет. Хочешь я тебя отведу домой?
Муся взяла Степу за руку и пошла на выход, а Лена, закрыв кабинет директора, зашла чулан и нашла там ведро и швабру с тряпкой.
И лишь портрет Сталина в черной рамке на стене сурово взирал на пустую комнату. Луч солнца полз по его портрету и, запутавшись в пышных усах, внезапно погас. Туча надвигалась на деревню, дождь со снегом опять забарабанил по железной крыше ДК, а в окне были видны две фигурки под черным зонтом: Муся и Степа. Радио работало на всех столбах, а из репродукторов все так же звучала похоронная музыка.
Эй, гляди-ка, актриса погорелого театра идет!
Ссыльная, мать ее! (сплевывает)
Радуется небось, что Сталин помер! (сжимает кулак) А я бы их своей рукой давил. Гнид московских!
Мужики и бабы из деревни стояли толпой у столбов с громкоговорителями и обсуждали смерть великого кормчего.
Пойдем и дерябнем по стаканчику!
Ох, на кого же ты нас покинул, отец родной! (целует портрет Сталина с черной рамочкой в газете) Сиротинушки! Сиротинушки мы!
Плачущие и стонущие бабы в платках встречали по дороге Мусю Растопчину и Степу, многие махали ей прощально.
Однако по дороге к глухонемой Лене Растопчина решили зайти за сушками в продмаг. В лавке была Марфа, местная продавщица. Муся попросила дать ей сушки, когда в магазин вошел Иван Кратов, местный красавец и комбайнер. Он мечтал жениться на Марфе.
Ну, что, Муся!? Ты почему из ДК ушла так рано?
Слышали новость?! Сталин умер. А я вот в Москву наверное скоро уеду, подала прошение Анисимову.
Не отпустят так просто, родимая! А я вот на Марфе женюсь!
Иван подошел к прилавку, стал обнимать Марфу, тискать ее, целовать в шею. Марфа отбивалась, однако ей очевидно было приятно слушать эти признания в любви. Их разговор удивил Мусю Растопчину, но увидев Ивана, который целовал продавщицу, она замолчала.
Марфа оттолкнула тракториста.
Мария Васильевна! Что случилось?
Ничего. Я куплю сушки и конфеты и пойду домой. (обернулась к Степе) А ты сушки хочешь?
Нет. Я хочу хлеба.
Муся кивнула, протянула карточки Марфе, та быстро выбила на кассе сумму, посчитала на счетах и отдала ей покупку: хлеб, сушки и ириски. Муся Растопчина взяла хлеб и отдала его Степе, все остальное она бросила в авоську, которую нашла в кармане ватника, и выскочила из магазина. За ней вышел Степа с хлебом, Иван вздохнул.
За что ссыльная Муся меня не любит?
Она никого не любит.
Новости про Сталина я знаю. А ты про нас не говорила маме? Про свадьбу в мае?
Не говорила. (машет рукой)
Врешь ведь!
Марфа покачала головой и вздохнула, Иван пожал плечами.
Иван Кратов дал Марфе Петровне продовольственную карточку.
Дай-ка мне чекушку, Марфа. Пойду помяну Иосифа Виссарионыча! (взял бутылку) Вообще, Марфа, обдумай мое предложение, время есть.
Он хлопнул ее по спине, еще раз поцеловал, спрятал водку за пазуху и вышел. Марфа посмотрела на себя в зеркальце, взяла папиросу и закурила, она вышла из-за прилавка, надела пальто и вышла на улицу. Иван сел на свой трактор и поехал. Степа отпустил руку Муси, взял в руку буханку хлеба и побежал домой. Муся с авоськой пошла к Лене. Весна в этом году была ранняя, везде были проталины, сквозь лед сочился тонкий ручеек, Муся шла в калошах по грязи. Когда она вошла внутрь дома к немой Лене, то увидела ведро с водой и половую тряпку на полу.
Лена вымыла полы во всех комнатах, постелила половики.
Когда Муся посмотрела на потолок, то увидела солнечные блики, которые скользили по деревянным балкам, отражаясь в окнах. Блики наполнили избу Лены веселыми зайчиками и предчувствием приближающейся весны. Муся положила сушки и ириски на стол, открыла форточку, пустив свежий воздух внутрь избы, сняла ватник. Ветер тронул прозрачные занавески на окнах, когда она сделала шаг навстречу вошедшей Лене, которая промычала что-то, а потом, протерев подоконник, включила на полную громкость радиотарелку.
Сталин умер. Скоро амнистия, Лена! Я поеду домой в Москву Поняла?
Лена мычит, кивает, машет рукой.
Хорошо. Жалко мне с тобой расставаться, Леночка!
Лена вздрогнула, лицо ее исказилось, она всхлипнула и неожиданно громко, в голос зарыдала. Деревенский плач с причитаниями, Лена была местная плакальщица, ее приглашали даже на деревенские похороны и поминки. У Муси Растопчиной сердце неожиданно заколотилось от ее истошного бабьего воя.
Она схватила телогрейку, которая висела на крючке в коридоре, накрыла свою голову, держа ее двумя руками над собой, побежала во двор, в сарай за яйцами из-под курицы. Лена что-то еще промычала, причитая и утирая слезы, потом дошла до сарая, забрала у Муси яйца и положила их в фартук, пошла к дому.
В сарае было тихо, и лишь курочки тихо кудахтали в темном дровяном сарае. Моросил мелкий и противный дождь, дорожки развезло. Муся посмотрела в узкое окошко и увидела вдалеке Марфу, которая шла в ботах и галошах домой, несколько раз чуть не упав по дороге.
Когда Муся Растопчина вернулась в дом, немая Лена успела нагреть большой самовар, чайник на золотистой короне, который нагревался от тлеющих шишек, на столе уютно белел фарфоровый сервиз из пяти чашек и блюдец, сушки и ириски были в корзинке на столе. Муся положила яйца на стол, потом села в кресло, укутавшись в плед и начала читать пьесу Чехова «Чайка». Лена махнула на Мусю рукой, выбежала, потом принесла из сарая еще десяток яиц, вздохнула, посмотрев в окно. В окне избы была видна калитка, у калитки была привязана лошадь, запряженная в большую подводу. Лошадь была старая, гнедая, в серых яблоках, с седой челкой и седыми ресницами, мирно ела овес из торбы, привязанной к деревянному столбу. Когда Лена вошла в дом, ее волосы промокли от дождя, в руках были яйца.