Ясненько, покой нам только снится.
Снотворное есть, отец мне даёт, когда болит сильно, кивнула головой девочка.
Тащи.
Я не знаю где. Папа прячет куда-то, она потупилась, боится, что я много сразу могу принять.
Ясненько, Олав помолчал. А откуда он его обычно приносит? Из кухни, из ванны?
Кира задумалась, вспоминая.
Не знаю, он обычно, когда с работы приходит, мне делает укол. Наверное, с работы приносит.
С работы, ну что же, Олав встал на ноги, придётся искать. Посиди с ним, он направился в прихожую.
Через какое-то время Олав вернулся с упаковкой ампул в руках. Он ловко открыл одну из них и сделал укол Сисару.
Сумку он, кстати, не потерял, стоит у двери, мимоходом произнёс Олав, усаживаясь в кресло, ближе к одинокой лампочке, с трудом разгонявшей полумрак большой комнаты. Ты убери там пока с прохода.
Кира закивала.
А папа как же?
Я пригляжу. Не переживай. Он сейчас уснуть должен.
Сисар по-прежнему находился в очень странном состоянии. Он бормотал что-то уж совсем бессвязное, иногда старался сорвать повязку с шеи, временами порывался вскочить и бежать. Но ослабевшие ноги не держали его, и он снова опускался на подушку. Однако лекарство начало действовать, глаза у него закрывались, а бормотание становилось всё тише и тише.
Он уснул? с тревогой глядя на отца, произнесла вернувшаяся Кира, немилосердно теребя густую тёмную косу. Что случилось? На него напали?
Лет ей на вид было десять-двенадцать. На широком открытом лице явственно читался страх, и только курносый нос был неукротимо вздёрнут кверху.
Уснул, кивнул Олав. Напали. Да ты не переживай. Всё будет хорошо. Он поправится. Только вот на работу завтра он помолчал. Где он работает?
В мэрии города.
В кровать бы его уложить. Что же ему на диване спать?..
Он ловко раздел Сисара и перенёс в кровать. Раздался звонок. Кира вздрогнула и сжалась, серые глаза испуганно замерли.
Не открывай.
Нельзя. Если не откроем, они дверь могут выломать. В прошлый раз я уже спала, а папа не услышал, так выломали. Нам потом столько пришлось
Подойди, спроси, кто там, только осторожно. Не открывай пока. Скажи, что отец спит, мол, снотворное принял, заболел.
Кира направилась к двери и о чём-то негромко спросила, потом вернулась обратно.
Требуют открыть. Сказали, что преступник в доме, всё обыскивают.
Хм. Вот, значит, как, хмыкнул Олав. Ты хоть кого-нибудь знаешь из тех, что ломятся?
Председатель ЖЭКа вроде бы, пожала плечами Кира. Что делать? Открывать им? я сказала, что ключи пошла искать. Отец закрыл.
Ладно, тогда сделаем так. Шарф неси. Скажешь, у отца горло болит.
Олав замотал горло Сисару толстым шарфом, так что повязку стало не видно. Не раздеваясь, лёг в кровать сам, сверху постарался умостить Сисара, и Кира накрыла их толстым большим одеялом.
Хорошо, что кровать у вас с сеткой, может, не так заметно будет, глухо из-под одеяла произнёс он. Проверь, не видно ли чего лишнего, и тогда открывай. Ключами только погреми у двери. Не сразу распахивай.
Не видно совсем, она закивала головой, подоткнула одеяло со всех сторон, натянула его повыше и пошла открывать дверь.
В прихожей раздались громкие возмущённые голоса.
Чего возишься?
Посторонние в квартире есть? прозвучал гундосый говорок.
Ключи искала. Папа болеет. Горло у него. И температура. Снотворное принял, не велел будить. А ключи он спрятал, едва нашла, бормотала Кира. Я и сама спала. А чужих нет никого.
Где он там спит? Показывай, допытывался противный голос.
Затопали громкие шаги.
Там он, не будите. Температура и горло у него, тараторила Кира.
В комнату с шумом вошли несколько человек. Посмотрели на лежавшего на кровати Сисара. Заглянули даже под кровать и в шкаф. Обстановка в комнате была скромная: кроме широкой кровати, стола и шкафа больше ничего не было.
Документы давай.
Нет у меня ещё, я маленькая. Никуда не выхожу. Болею я.
Его документы, распорядился резкий недовольный голос.
Сейчас, сейчас, заторопилась Кира.
Куда он делся? Здесь нет, вроде спрятаться-то негде? негромко сказал один из вошедших.
Все квартиры обошли, эта последняя, ответил ему говорящий в нос.
Ты его знаешь? Точно он?
Он это, бледный как моль, всегда такой, ответил ему гнусавый голос.
Вот, нашла. И паспорт, и QR (куар-код), вернулась Кира.
Пришедшие замолчали и зашелестели бумагами.
А ты где спишь?
Там, на диване.
А почему не разобран? Ну-ка давай, поднимем, заглянем, они, топая, вышли в другую комнату и загремели, поднимая диван.
Кира что-то им тихо объясняла, но Олав уже не разбирал слова, они ещё побыли какое-то время, затем с шумом хлопнула входная дверь. Он услышал, как девочка запирает её и надевает цепочку. Кира вернулась обратно и осторожно откинула одеяло.
Как вы там? Я так боялась! она чуть не плакала. Даже руки тряслись.
Чуть не задохнулся, Олав выбрался наружу. Пошли в другую комнату. И свет выключи. Ты же сказала, что спишь. Чтобы соблазна у них не было вернуться.
А что делать?
Что тут сделаешь, спать будем. Придётся мне у вас заночевать. У отца-то, похоже, правда температура. Горячий, как кипяток. Завтра я к вам врача приведу. А уходить мне сейчас не получится. Ты не против? Я там у его кровати и лягу. Ты найди что-нибудь бросить на пол.
Да, я найду. Хорошо. А то мне так страшно! Я так боюсь! Кира с тревогой вглядывалась в лицо Олава.
Не бойся. Отца твоего они знают. Документы так, для порядка проверили, квартиру осмотрели, не должны вернуться.
Да, председатель его знает и меня тоже. Всё равно страшно.
Не бойся. Страх не эвристичная эмоция.
Что? Кира смотрела вопросительно.
Толку от него нет, пояснил он. Давай, действуй. Завтра отец проснётся, всё обсудим.
А если он правда заболеет? с испугом смотрела на Олава девочка.
Завтра. Давай вопросы по мере поступления решать. А сейчас по распорядку дня у нас отдых. Неси мне какую-нибудь он сделал неопределённый жест ладонью. А впрочем, тащи что есть, Олав махнул рукой. Как уж устроюсь, ерунда. Давай, ложись спать. Ничего не бойся. Я дверь закрою. Но ты стучись, если что
Олав тщательно закрыл и даже запер дверь в комнату, уложил возле стены одеяло, принесённое ему Кирой. Посмотрел ещё раз на Сисара, спящего на кровати, и подошёл к окну.
Снаружи доносились обычные, приглушённые стенами звуки города: редкие гудки машин, временами взвизгивающая сирена и отдалённые, а потому казавшиеся совсем не страшными хлопки. На улице уже полностью стемнело. Редкие фонари горели слабо и казались дрожащими блуждающими пятнами, луны на небе не было, только кое-где растекались ещё бледными кляксами окна.
Он осторожно выглянул во двор и, хмыкнув, пробормотал под нос:
Ну раз уж я так высоко забрался Пусть думают, что я ушёл по крышам. Олав тихонько, стараясь не шуметь, достал какую-то небольшую металлическую штуковину, похожую на мышеловку с длинным стержнем посередине, отогнул и зацепил его. Укрепил стопку бумажных листков, ещё раз внимательно посмотрел вниз, быстро открыл окно, установил своё приспособление на подоконнике и, резко выдернув железный штырь, тут же прикрыл раму.
В воздух точно взвилась стая белых голубей и, планируя, стала опускаться вниз. Один из листков на миг завис перед стеклом. «Мы живём в обществе, которое стремится нас уничтожить!» крупными неровными буквами было написано на нём. И дальше уже более мелкий, но хорошо различимый шрифт: «Пусть тот, кто не желает чем-либо помочь городской герилье, не делает ничего против!» Листовка на миг ещё замерла, словно красуясь перед наблюдателем, и спланировала вниз. Воззвания падали не только на двор, но и дальше, за дом, их подхватило ветром, и они, раздуваемые порывами воздуха, затанцевали по улице, улетая всё дальше и дальше. Олав какое-то время наблюдал за светлыми пятнами, которые сдувало потоками на значительное расстояние, затем отошёл и, немного повозившись, устроился на ночлег.