Да пофиг.
Я метнулся обратно в горящий вагон, стягивая на бегу куртку. Жар обжёг кожу через майку что ж я, долбодятел, раньше не подумал, как тут горячо? Омега так и лежала на коробках среди аптечной вони. Я замотал её в куртку и вытащил на свободу.
Как хорошо-то снаружи! Дыма я на всю жизнь нажрался.
Выстрелы грохотали ближе, охранники что-то орали в мегафон. Я пригнулся в кустах, добрался до спрятанного Тара. Убраться надо как можно дальше, сейчас тут такой ералаш начнётся. Бежать мне до Файгата, потом по воде, потому что по моему следу стопудово пустят псов.
Кряхтя, я взвалил на свободное плечо Тара. Ого! С двойной ношей далеко не убегу.
Что-то я не помню, долго ли после моего нокаута отходят? В такие моменты всегда был в боксе с пищащей подо мной омегой. А знать хорошо бы.
Итак, где я? Санеб сзади, значит Файгат справа, где-то за холмом. Ещё и на холм лезть, в гору.
Солнце жарило не хуже горящего вагона, тяжесть давила в землю. Но стрекотание автоматов за спиной лучшая подгонялка. С каждым шагом смерть была всё дальше.
Добравшись до вершины холма, я позволил себе передышку. Здесь всё заросло каштанами, нас давно не было видно. Я скинул Тара, аккуратно положил омегу на траву в тенёк. И с блаженством уселся рядом.
Живой! Кто-то на небесах точно за меня впрягается. Я признательно поднял им большой палец: спасиб, чуваки.
Вытащил у Тара из-за пазухи фляжку и выхлебал до дна, пить хотелось жутко, хоть чего-нибудь. Таровская бормотуха обожгла горло, тараном вдарила в голову. Как он эту дрянь пьёт и не морщится? Напрасно я: в башке и так от дыма ломило, теперь вообще окосеть могу.
Перестрелка внизу вроде поутихла. Что там всё-таки случилось? Я залез на похрустывающее дерево, надо же рассмотреть. Лишь бы не сломалось под моим весом.
Отсюда виднелись близкие крыши Санеба, курящие трубы котельных, придорожные щиты с президентом Сорро. Вдоль стоящего внизу состава уже никто не бегал. Морда локомотива дымилась, под ней угадывались искорёженные останки автомобиля. Нас спасла обычная авария?
Я глянул вниз не преследует ли кто и чуть с каштана не сверзился. По холму карабкался Гай с автоматом в руке. Лицо в кровоподтёках, щегольская куртка разорвана и вся в пыли. Правая рука висела плетью, перетянутая куском майки поверх рукава. Сам пришёл, голубчик. Не в него ли коммуны стреляли?
Догадка пришибла.
Это «Раск» догорал на рельсах под локомотивом. Гай пустил его под поезд и выпрыгнул, вот и ободранный такой. Получается, он в одиночку от охранников отбился? Хренасе. Захочешь жить и не такое сотворишь.
Но если он хотел моей смерти, на хрена тогда поезд остановил? Решил, что прикончить меня лично вернее? Что за фигня творится?
Я спрыгнул с дерева, поднял автомат и вышел вперёд ждать, когда Гай доберётся до вершины. Я должен был посмотреть ему в лицо.
Он показался из-за каштанов, шатаясь измученно. Явно не ожидал меня увидеть, остановился в пяти шагах, тяжело дыша. Я взглянул в чёрные глаза, и всё стало ясно. И Гай понял, что мне всё ясно, но не пытался ни напасть, ни убежать, словно ему всё на свете осточертело. Только вяло кивнул на мой ствол:
Да брось ты. Мог бы тебя завалить, уже б давно завалил
Он откинул автомат, уселся на траву под нацеленным дулом. И молча смотрел куда-то вбок. Безразличный, окровавленный и побеждённый. Так альфы сдаются.
Не хватило духу, понял я. Гай даже предать толком не сумел, а ведь возможность была роскошная. Но для предательства надо яйца покрепче.
Почему же ничто не говорило о надвигающемся срыве? Да, Гай всё больше огрызался на меня, но так с детства повелось. Карвел тот вообще вида не подавал. Встретит меня утром, как обычно, и только ссадины на его лбу напоминают о последней драке за омегу. Но чтобы вот так удар в спину?
Всё так плохо? я опустил автомат.
Гай теребил травинку.
Хуже некуда вздохнул. Ты ж нам жить не даёшь.
«Нам». Значит, Карвел с ним заодно, верно я догадался.
Я сел тоже, в пяти шагах от Гая, и уставился на ветки.
Да, когда другие группы на вылазках, в клане с Карвелом и Гаем всегда рядом я. Что это за чувство, когда у тебя из-под носа выхватывают омегу, которая уже почти твоя? Я не помнил. Зато передо мной несколько лет вертела недостижимым задом белобрысая хамка, насквозь принадлежащая Тару. Несложно понять Гая. Но разве я виноват, что он не может взять то, что хочет?
И что, значит, надо меня убить?
Не ссы, не убью, отозвался Гай через плечо.
Чего ж так?
Помнишь, ты в детстве нашёл меня и поделился гнилым сухарём?.. Зря ты это сделал, я тогда почти сдох Он горько хмыкнул: Сколько раз хотел тебя убить, а хрен. Всё из-за того грёбаного сухаря.
Вот как.
Горечь поднялась в горле, мерзко глотаешь и не можешь сглотнуть. Я был не прав, вовсе не слабость останавливала Гая от предательства. Халлар никогда не врал есть вещи сильнее похоти. Есть. Я где-то очень серьёзно ошибся.
И что мы делать будем? спросил я.
Он так и не обернулся, но и глядя на его затылок, где чёрные пряди слиплись от крови, я видел, как ему паршиво. Поэтому сказал «мы», хотя уже знал, что буду делать сам. Даже сейчас мы с Гаем всё равно «мы», потому что я тоже виноват в этом дерьме.
Нельзя было забывать, что клановые омеги единственные на многие тыщи квадратных километров. И все мои: когда дурею, ни словами не остановить меня, ни кулаком. Только выстрелом. А братья живые здоровые альфы, у которых яйца взрываются от переполнения. У них не было другого выхода.