Да то он сарай строит, сказала Райка.
Какой ему сарай, зима на дворе. А сколь он птицы накупил! Всякой твари по паре, хитро прищурилась бабка Анисья. Ковчег он, Никитка-то, строит, вот! бабка победно посмотрела на женщин.
Какой такой ковчег? переспросила Райка.
Какой. Ноев во какой. Построит, посадит свою скотину и жинку и поплывет.
Куда поплывет? снова спросила непонятливая
Райка.
Куда, куда на гору Арарат! рассердилась бабка, верующая в Бога так же неистово, как неистово в него не верила тридцать лет назад. Все посмотрели вверх, в небо, которое словно прохудилось.
В тот же вечер по телевизору показали передачу, которую вел известный академик. Передача называлась « Идея о конце света и третье тысячелетие». Говорили долго, умно и непонятно. Закончили передачу фразой совсем не научной и даже двусмысленной: «Поживем, увидим».
На следующий день небольшая кучка людей стояла под мокрой сенью деревьев и смотрела в строну огорода Никиты Захарова. Сам хозяин под небольшим навесом пилил и строгал доски. В стороне от него, на куче стружек, лежали уже готовые части того неведомого, которые должны были стать одним единым.
К толпе подошли бригадир и председатель.
Ну, че? спросил бригадир.
Строит гад, хмуро сказал скотник Петро, сосавший вонючую самокрутку.
А чего строит-то? спросил председатель.
Ты, Кузьмич, из себя дурака-то не строй, нервно сказала Райка, сам знаешь, чего.
А может, бабка все врет? с сомнением в голосе заметил бригадир Стуков.
Ты бабку не трожь, резко сказал Петро, возвышавшийся над всеми на целую голову. Она бабка правильная, верующая.
Да кто ее трогает-то, вступил в разговор председатель Петр Кузьмич. Бегает по деревне, панику наводит.
Бабка она за общество, упорно басил Петро, она для всех. Это не то, что вон этот единоличник. В одиночку решился спастись.
Ну, чего ты болтаешь, чего болтаешь, рассердился Петр Кузьмич. Не будет никакого потопа!
Он посмотрел в лица людей. В их глазах была недоверчивая усмешка, с какой всегда в народе относились к власти. Сколько раз он видел такие глаза на сельских собраниях, когда приходилось говорить о программах партии, а потом разъяснять пользу перестройки. Возможно, он и сам сидел с таким же недоверчивым взглядом на собраниях у областного начальства. И чем больше он разубеждал бы этих людей сейчас, тем больше они бы верили словам бабки Анисьи.
Ну, хорошо, решительно сказал Петр Кузьмич, я сейчас с бригадиром пойду к Захарову и сам у него спрошу все напрямик.
Ну да, так он тебе и сказал, Петро презрительно сплюнул себе на заскорузлый кирзовый сапог, держи карман шире!
Ты у Альки, у жены, спроси, посоветовала Райка, Никита вредный, не скажет.
Там посмотрим. Стуков, за мной! председатель решительно зашагал по аппетитно чавкающей грязи. За ним вприпрыжку, надвинув кепку на нос, засеменил бригадир.
В избе пахло опарой. Алевтина, полнотелая женщина, ворочала в выварке мокрое белье. Дверь со скрипом отворилась, в избу вошли председатель и бригадир. Она распрямилась при виде нежданных гостей, убрала непослушную прядь со лба.
Войдя в дом, председатель как-то сразу растерялся. Замявшись, он остановился у порога и внимательно стал разглядывать, как, с облепленных грязью и глиной его сапог стекала темно-коричневая лужица и растекалась по чистому полу. Все дело было в том, что когда-то смолоду Петр Кузьмич пытался ухаживать за Алевтиной. Но она, жестоко посмеявшись над ним, отвергла его ухаживания. С тех самых пор он при виде ее робел и терялся.
Хозяйка тоже смотрела на грязную обувь гостей. В избе повисло неловкое тягостное молчание.
И чего это вы в грязных сапогах вперлись? В сенях грязь хоть бы соскребли!
Ладно, не шуми, Алевтина, хмуро остановил хозяйку председатель.
Чего надо-то?
Да так, шли мимо вот со Стуковым, Петр Кузьмич мотнул головой в сторону бригадира, смотрим, Никита чего-то строит. Зашли вот узнать
А я при чем? У хозяина и спрашивай! заупрямилась женщина.
А чего нам его от дела отрывать? председатель пытался говорить шутливо. Ты нам скажи, да мы и пойдем.
А вам-то зачем это надо? насторожилась хозяйка.
Да так просто. Может, помочь надо.
Уж от вас помощи дождешься, усмехнулась Алевтина. Не знаю, чего вы там задумали, продолжила она, и говорить с вами не буду. Идите, вон у Никиты и спрашивайте! сказала, как отрезала, и снова взялась ворочать белье в выварке.
У, вредная баба! сквозь зубы бросил Петр Кузьмич, тяжело шагая обратно по засасывающей грязи.
Не стоило нам ходить, семенил за председателем Стуков. Чего теперь этим-то скажем? он кивнул в сторону колхозников, стоявших под мокрыми деревьями.
Скажем, что курятник новый строит. И все, больше ничего.
Они подошли к кучке односельчан. Люди молчали и смотрели в мрачном единодушии на председателя. Петр Кузьмич даже немного смутился.
Курятник он строит, чувствуя себя глупо, сказал председатель. Его фраза разбилась об общее недоверчивое молчание.
Вот, зачем-то добавил он, не зная, чтобы сказать еще.
Молчание стало еще более красноречивым. И Петр Кузьмич с ужасом вдруг понял, что в любом случае его миссия кончилась бы для него поражением. Что бы он теперь им ни сказал, вывод сделают один: «Никита строит ковчег». Никиту в деревне не любили, считали хитрым, скрытным и за глаза называли кулаком.
«Да ну вас всех!» вдруг подумал председатель.
Стуков, пошли, резко сказал он и решительно зашагал в сторону сельсовета.
Люди остались мокнуть под дождем, лишь только Митька увязался за ними.
А может, в район позвонить? робко предложил по дороге Стуков.
Да ну, что я им там скажу? замахал руками председатель.
А он дело говорит, встрял в разговор досужий
Митька.
Да кому там звонить, поразогнали всех уже, отнекивался Петр Кузьмич.
Да уж вам видней, кому
Дойдя до конторы, председатель решился-таки позвонить в район.
Они скинули мокрые плащи. Митька со Стуковым уселись на стулья перед столом. Петр Кузьмич набирал номер по телефону. В кабинете наступила тишина, пока председатель ждал, когда на том конце провода снимут трубку. За окном привычно шумел дождь. В последнюю минуту Митька кинулся в соседнюю комнату, где стоял параллельный аппарат. Стуков замер, неотрывно смотря на начальника, как кролик на удава.
Здравствуйте, Иннокентий Евграфович, лицо Петра Кузьмича сделалось мягче, это я, Петр Кузьмич. Узнали? Что звоню? сквозь треск и шум было плохо слышно. Да вот дожди зарядили, люди волнуются.
А я тебе что гидрометцентр? недовольно послышалось с того конца.
Ну, вы все-таки начальство, может, чего слышали? подводил к скользкой теме Петр Кузьмич.
Не знаю, сейчас погода по всему миру такая. Вон вчера передавали, на Малайзию обрушилось цунами. Дороги размыты, затоплены поселки и города. Ну-ка, ты мне лучше скажи, как у тебя с фермерами?
Да какие там фермеры! Нет у меня их, народ не
хочет.
Как это нет?! Должны быть. Нынче время такое.
Да откуда я их возьму?
А откуда ты раньше сто десять процентов зерновых урожая брал, которых у тебя не было? Вот то-то. Область требует фермерских хозяйств, вас разгонять будут. Совхозы больше не нужны. Так что разгоняй людей
Иннокентий Евграфович, прервал Петр Кузьмич, решивший, наконец, идти в лобовую атаку. А что, говорят, дожди идут очень часто, может, потоп будет?
Что?! Да ты в своем уме? Или упились там совсем окончательно? взорвался собеседник на том конце телефонной трубки. Я ему про работу, а он Совсем уже распустились без партийной дисциплины. Лично сам теперь приеду
Петр Кузьмич решительно опустил трубку на аппарат, словно всадил нож в своего собеседника.
Ну, втравили вы меня, он устало опустился на стул.
Чего сказал-то? спросил Стуков с тревогой в голосе. Будет потоп, нет?