Внакладку или вприкуску прикажете? спросила она.
Второй стакан, так уж, знамо дело, вприкуску. Неужто моего порядка не знаешь? отвечал старик.
Семейка
Небольшая комната о двух окнах с поломанною тяжелою мебелью. По углам паутина, на полу разбросана ореховая скорлупа, на переддиванном столе недопитая бутылка кислых щей и невымытая чайная чашка, из которой пили кофе. На стульях разбросаны где женский сапог, где юбка, где грязные чулки. У одного окна сидит толстая женщина в грязной ситцевой блузе жена мелкого торговца Мира Терентьевича Переносьева. Она курит папиросу. Голова ее растрепана, сзади торчит косичка на манер крысиного хвоста. У другого окна помещается ее дочка, не менее матери толстая девушка лет двадцати, тоже в грязной и даже местами распоровшейся по швам блузе, и гадает на картах, раскладывая их на подоконнике.
Загадала на улана, который ко мне в воскресенье на улице пристал, и черт знает что вышло, говорит девушка, сбивая карты. А уж какой хорошенький военный был просто прелесть!
Эка дура! Эка бесстыдница! Стыдилась бы говорить-то при матери такие вещи бормочет мать, пыхтя папироской.
Чего ж тут стыдиться? Он пристал ко мне, а не я к нему, делает гримасу дочь.
Хороша ты девушка, коли к тебе на улице всякие прохожие пристают.
Конечно же, хороша, коли пристают. К уродам не пристанут. И наконец, этот военный не всякий, а офицер.
Замолчи, срамница Ведь тебя сестра-девочка слушает, кивнула мать на девочку лет тринадцати, стоящую перед засиженным мухами зеркалом и показывающую себе перед зеркалом язык.
Важное кушанье! Лидька хоть и девочка, а, может статься, больше меня про всякие мужчинские интриги понимает, фыркнула старшая дочь. Она даже еще вчера, стоя у окна, приказчику из фруктовой лавки сначала ручкой сделала, а потом язык показала.
Врешь, врешь! Сама ты ему миндальные глаза скосила, откликнулась девочка.
Вовсе и не ему, а проходившему мимо казаку. Вольно же было приказчику перед нашими окнами целый день торчать! А какой казак-то премиленький!
Дунька, молчи! А то вот возьму и пущу в тебя чем ни попадя! крикнула мать.
Зачем же я буду молчать, ежели я свои приятные воспоминания делаю!
Вот наградил меня Бог дочерью-кобылой!
Только одни ругательства от вас и слышишь.
Да как же тебя не ругать-то, коли ты такие слова
Какие слова?..
То улан, то казак Всякому красному околышку на шею вешаешься.
Не я на околышки вешаюсь, а сами околышки из-за моей красоты ко мне пристают.
Ежели ты не замолчишь, мерзкая
Зачем же я буду молчать? Улан с чем пристал с тем и отстал; казаку миндальные глаза сделала и никакого на мне пятна из-за этого не осталось. Вот кабы что-нибудь из этого дальше вышло
Верно, надо на тебя наплевать мне, на срамницу
Ах, очень даже рада буду, ежели наплюете. И какой спокой тогда
Водворилась пауза. Мать пыхтела, затягиваясь папироской. Младшая дочь подошла к окну, у которого сидела мать, и стала отковыривать лед, намерзший на стекле. Раздался подзатыльник. Девочка отскочила.
Что? Съела затрещину? поддразнила ее сестра.
Вовсе даже и не больно.
Зато стыдно.
Стыд не дым, глаза не ест. Да чего дразниться? Сунься ты к маменьке, так и тебе то же самое будет.
Нет, уж я попрошу отца, чтобы он Дуньку арапельником Подзатыльником ее не проймешь. У ней шкура крепка
И опять пыхтение вследствие затяжки папиросой.
Продолжайте что же вы остановились? сказала старшая дочь, взглянув на мать.
Что продолжать-то?
Да движения своей ругательной машины. Вы выбрасывайте свою словесность, а я послушаю. Ведь вы путного разговора вести не умеете.
Тебя, дуру, ругать так в чахотку впадешь. Господи боже мой! Хоть бы пол подмел кто, хоть бы чашку кто прибрал. По стульям чулки да юбки разбросаны Ну, дочки! Сидят сложа руки да глупости надумывают, а нет того, чтобы по дому делом заняться! со вздохом проговорила мать.
Для уборки комнаты кухарка есть, отозвалась старшая дочь.
Кухарка тебе же, дармоедке, теперь белье стирает.
Ну, сами промнитесь со щеткой. Для моциона от жира это даже очень чудесно.
Вот одер-то ленивый!
Позвольте этот комплимент и к вам обратно препроводить.
Хоть дырья-то бы на себе зашила. Вон блуза-то
Дома что с дырьями сидеть, что без дырьев Все равно никто из мужчин меня не видит, огрызнулась старшая дочь. Да прежде чем на мою блузу смотреть вы на свою-то блузу посмотрите.
Тьфу! Вот тебе И прими это так, чтобы тебе это в самое дыхало
Какой интересный французский разговор с куплетами!
Опять пауза. Старшая дочь достает из кармана сушки и начинает их грызть.
Вот скука-то! говорит она, потягиваясь. С самого утра у окна сижу, и хоть бы один офицер мимо по тротуару прошел! Ну что тут делать?
Юбки, чулки да сапоги свои со стульев прибрать, отвечает мать.
Зачем их прибирать, коли они никому не мешают? Места не пролежат.
Ну кто тебя, неряху, за себя замуж возьмет! Где такой дурак найдется?
Бог милостив. Для вас же, неряхи, нашелся и взял за себя замуж, так авось и для меня найдется. Не беспокойтесь. Меня за красоту возьмут.
Нет, уж кажется, ежели свести тебя на живодерню, а потом на салотопенный завод
Зачем на салотопенный завод? Я в благородном собрании себе жениха найду. Мной офицеры интересуются.
Дивлюсь я, как тебя туда пускают.
Те же офицеры и билеты дают, которых вы так ругаете. Вы вот говорите, что я одер, а там про меня все слух распространяют, что я красавица. Одного только мне недостает прикрасы новомодными платьями.
Море-мор с воробьиных гор на тюник не хочешь ли? Стыдилась бы говорить Отец бьется как рыба об лед, чтоб и на ситцевое-то платьишко заработать, а она
На то он и отец, чтобы биться Уж такая это отцовская обязанность, коли они дочерей народили. Да что, в самом деле, вы все попрекаете! Не в продавальщицы же мне идти! возвысила голос старшая дочь.
Опять пауза. Старшая дочка потягивается.
Вот скука-то! Ну, что теперь делать? Кофию напились До обеда еще далеко Сушки грызть надоело Читать лень, говорила она.
Возьми-ка отцовские носки да заштопай у них пятки указывает мать.
Незачем Носки в сапогах носят, и никто их не видит, значит, можно и с продранными пятками щеголять. Хоть за подсолнышными зернами послать, что ли? Маменька, дайте три копейки на зерна.
Это за все те арии, которые ты передо мной здесь распевала? Ах ты дышло, дышло каретное!
Лидька! Беги в мелочную лавочку и попроси у мелочного лавочника в долг зерен, скомандовала младшей сестре старшая сестра. Тебя мелочной лавочник знает. Он даст тебе. Сколько принесешь половину тебе отдам.
Не смей, Лидька! крикнула на девочку мать. Пусть Дунька сама к лавочнику бежит.
Я? Чтоб я стала с лавочником разговаривать?.. Да вы, кажется, совсем в уме рехнулись. Ко мне офицеры как мухи льнут, а я перед необразованным предметом буду унижаться!
Лидия! Поди и завари мне в кухне кофию говорит, в свою очередь, мать. Кофеишку с горя от такой дочери напиться, что ли
Девочка выставляет матери язык.
В лавочку не отпускаете, так и кофию вам заваривать не хочу, отвечает девочка.
Ах ты мерзкая! восклицает мать. Ну, уж только счастлив твой Бог, что мне с места подняться лень, а поймала бы я тебя за косу, так показала бы я тебе! Дуня! Натрепли Лидии уши.
Вот еще что выдумали! Нешто я вам в палачи досталась? Деритесь сами, коли вам такие пейзажи нравятся.
Уж кабы мне не лень, давно бы я и тебя поколотила. А лень мне.
Опять пауза. Старшая дочка встала с места, сбросила с себя блузу и начала надевать платье.
Куда ты? спросила мать.
Одурь взяла. Пойду по Гостиному двору помотаюсь. Авось знакомых офицеров из благородного собрания увижу. Билетик у них на танцевальный вечер попрошу.
Дунька! Не смей уходить
А вы дорогу загородите. Что так-то кричать?