Позже ко мне приехал латвийский министр внутренних дел д-р Вальтере и благодарил отряд от имени правительства за спасение города.
На следующий день ко мне привели одного господина, подошедшего к передовым постам со стороны большевиков и сославшегося на меня. Я его первоначально не узнал. Голова его была обвязана платком, на ногах была изодранная обувь, в глазах его было выражение ужаса. Лишь когда он назвался, я узнал в нем одного родственника, барона Роппа, секретаря Курляндского дворянства и сына местного директора поземельного банка. Он рассказал мне, что он со стариком отцом и другими арестованными был накануне занятия Митавы уведен пешком по Рижскому шоссе. Его отец обессилел в пути и упал. Большевики его пристрелили. Он сам, ослабленный тяжелой болезнью и долгим пребыванием в тюрьме, упал к его счастью в канаву. Большевики, считая Роппа мертвым, оставили его лежать. Два дня он укрывался в лесах, где крестьяне его приняли и согрели в своей избе. Я лично проводил его затем в Митаву к его матери, которой я должен был сообщить грустную весть о расстреле ее мужа. Это только один случай из тысячи.
Через два дня было установлено появление новой угрозы городу с севера. Большевики, перейдя ниже Митавы реку по льду, начали накапливаться в лесах, окружающих город. 22 марта туда был направлен русский отряд, к которому была придана германская добровольческая пулеметная рота. Бой начался в пяти верстах от города, около мызы Шведгоф.
Противник, засевший на опушке леса, сперва открыл оживленный пулеметный огонь, но благодаря значительному превосходству нашего пулеметного и артиллерийского огня принужден был сперва отступить, а затем бежать. Преследование велось энергично на расстоянии 12 верст и привело к полному очищению западного берега реки. Удалось установить, что наши две небольшие роты привели в паническое бегство весь 15-й латышский советский полк, который, войдя в деревню, где стоял батальон 10-го полка, увлек и его в бегство.
Теперь все эти части ожидали немедленного наступления на Ригу. Большевики были настолько убеждены в этом, что спешно начали эвакуировать Ригу. Улицы, по которым большевики предполагали отступать, очищались от всех жильцов-буржуев. Последние выводились на улицу, где распределялись на три категории: в 1-й к немедленному расстрелу, во 2-й к заключению в тюрьме ив 3-й к выселению в предместья, в концентрационные лагеря и на низменные острова на Двине. В эти дни свирепствовал в городе самый жестокий террор. Расстрелов было столько, что солдаты отказывались производить их, и работа расстрела поручалась коммунистическим девушкам-добровольцам, которые находили особое удовольствие в истязании своих жертв до окончательного их расстрела.
Во всяком случае, настроение большевиков в это время было таково, что о серьезной обороне Риги они не только думать не могли, но и не хотели, войска же добровольческих частей рвались в бой, так как у каждого были близкие родственники или друзья в Риге.
Несмотря на такое настроение, мы провели целых два месяца на позициях по левому берегу Курляндской Аа от Бауска до Шлока с небольшими тэт-де-понами впереди Митавы и Кальнецема на правом, восточном, берегу реки. Митава с упомянутым тэт-де-поном занята была Железной дивизией майора Бишофа, со штабом в Митаве. Южный участок от Митавы до Бауска занимала германская гвардейская резервная дивизия со штабом в имении Гросс-Платон. Северный же участок от Митавы до Шлока оборонялся добровольческими частями, причем латыши занимали Кальнецемский тэт-де-пон. Ландесвер стоял севернее до моря. Штаб майора Флетчера находился в Туккуме. Русский же отряд имел сторожевое охранение по реке Курляндской Аа от Кальнецема до Митавы. Штаб отряда расположился в имении Ливенберзен, в 15 верстах севернее Митавы. За время нашего пребывания тут с местными жителями установились самые лучшие отношения, главным образом потому, что я не допускал никаких реквизиций и защищал жителей от налетов, производимых самочинно солдатами германской Железной дивизии. Одновременно я приказывал производить подробные дознания о преступных действиях лиц, замешанных в большевизме и терроре. Арестованных мы никогда не расстреливали, а препровождали с дознанием в митавскую губернскую тюрьму. В занятом мною районе все время царили полное спокойствие и порядок, что, по дошедшим до меня еще недавно сведениям, местным населением до сих пор не забывается.
За время этой стоянки в отряде особенно отличились разведкой и налетами в тыл красных два беззаветно храбрых офицера поручик Зелерт
23
В течение апреля нам удалось определить те большевистские силы, которые защищали фронт Рижского плацдарма от моря до Западной Двины у Фридрихштадта. Севернее Митаво-Рижского шоссе стояли почти исключительно латышские полки, силою в среднем в 800 человек, а именно: против Шлока на взморье роты береговой охраны и один батальон 1-го латышского стрелкового полка; южнее от озера Вабит до полотна Риго-Митавской железной дороги с севера 1-й, 2-й и 3-й латышские стрелковые полки с тремя легкими и одной тяжелой батареей.
На Риго-Митавском шоссе 1-й Устьдвинский полк с одной батареей латышской тяжелой артиллерии и одной гаубичной.
Против Митавы, между Риго-Митавской и Московско-Виндавской железной дорогой находился 10-й латышский стрелковый полк, батарея тяжелой латышской артиллерии и два эскадрона латышской кавалерии.
Южнее Московско-Виндавской железной дороги, по восточному берегу реки Курляндской Аа от Митавы до города Вау ска, стояли 16-й латышский стрелковый полк, 8-й латышский стрелковый полк, 1-й Витебский полк, 99-й стрелковый полк, входивший в состав Новгородской дивизии, 38-й стрелковый полк и три батареи полевой артиллерии.
Южнее города Бауска, в Литве, 32-й и 33-й стрелковые полки и части 22-го Московского полка с двумя полевыми батареями.
Резервы красных были сосредоточены впереди Риги, сюда входили: несколько эскадронов латышской кавалерии, саперы, автоброневые взводы и части особого назначения, как то: коммунистические роты, матросский отряд под командою германского матроса, интернациональный батальон и роты рижских рабочих.
Коммунисты были хорошо одеты и снабжены. Мобилизованные красными латыши были в лохмотьях.
Можно полагать, что Рижский плацдарм защищался армией силою приблизительно в 1011 тысяч человек на фронте. Сила же наступавших «белых», включая ландесвер, Железную дивизию и германскую гвардейскую дивизию, едва ли достигала 10 000 на фронте, в тылу же находилось несоответственно большое число людей на довольствии; так, например, ландесвер, имея на фронте в лучшем случае 3500 людей, довольствовал из котла в тылу около 20 000, включая сюда всякие хозяйственные и санитарные учреждения.
Причин для задержки добровольческих частей на линии Митавы было несколько.
Нельзя забывать, что Митава была взята налетом.
Требовалось известное время для исправления путей сообщения, для налаживания снабжения и присылки пополнений.
Вопрос о снабжении изголодавшейся Риги продовольствием, в случае взятия города, не нашел еще удовлетворительного разрешения. В особенности ввиду невозможности пользоваться морским путем, так как благодаря холодной весне в море еще было много льда.
Германское правительство не желало, при создавшихся политических обстоятельствах, разрешить германским частям идти далее реки Курляндской Аа, так как оно смотрело на всю операцию лишь как на средство обеспечить свои восточные границы от нападения со стороны большевиков, а эта цель была уже достигнута взятием Митавы в достаточной мере.