Это ты? Доносится до меня его голос.
Я. Отвечаю ему. И, сделав глубокий вдох, вхожу на кухню. Это тебе. Под его внимательным взглядом ставлю на стол стеклянную емкость с лазаньей. От Марины с теплыми пожеланиями.
О-о. Задумчиво тянет он, глядя на блюдо, затем чешет затылок. Так мило.
Она чудо, правда? Сдавленно комментирую я.
Точно. Его кадык дергается. Э к-хм, я сделал нам горячие бутерброды, будешь?
Не-а. Мотаю головой. Мне сейчас кусок в горло не полезет. Объелась лазаньей.
Это почти правда. Съесть кусочек без малейшего желания тот еще подвиг. Известие о том, что мне не стоит надеяться на взаимность, начисто отбило аппетит.
Как там Никита? Спрашивает папа.
У меня перехватывает дыхание. Отчего-то снова так больно, будто корова лягнула под дых.
Лучше всех. Выдавливаю я, переведя взгляд на холодильник.
Как назло, на глаза попадается серия магнитов со снимками, которые мы делали прошлой осенью: вот мы с Высоцким обнимаемся на пляже, вот корчим забавные рожицы на камеру, а вот я сижу у него на плечах и весело смеюсь, а он поддерживает меня за бедра. И никому и в голову не приходило, что это прикосновение может казаться двусмысленным. Еще бы мы же с ним братаны, или как он сегодня сказал? Что все время «забывает о том, что я девчонка». Да уж, веселого мало.
Ты чем-то расстроена? Папин голос заставляет вздрогнуть.
Что? Я? Пожимаю плечами, придумывая ответ. Нет. Просто Поворачиваюсь к нему, натянув на лицо беззаботную улыбку. Просто завтра последний день перед торжественной линейкой, и нужно столько всего успеть. Купить тетрадки, ручки, обложки, получить учебники в школе А еще нужна новая форма.
Ты знаешь, где лежит моя карта. Улыбается папа. Возьми подружку, и посвятите завтрашний день шопингу. Как только закончите с покупками, побалуйте себя походом в кафе. Он подходит ближе и обнимает меня за плечи. Точно все хорошо?
М да. Отвечаю я, с трудом протолкнув слюну в пересохшее горло.
Высоцкий что-то натворил? Будто читает мои мысли отец.
И мое сердце падает. Я боюсь разреветься у него на глазах и сильно стискиваю челюсти.
Никита тут ни при чем. Вру я.
Папа и так настороженно к нему относится после того школьного вечера, с которого Высоцкий притащил меня на руках. Считает, что это он напоил меня, и вообще мне стоит держаться подальше от испорченного мальчишки, который оказывает на меня дурное влияние. Хотя, уверена, в глубине души отец знает, что Никита и мухи не обидит, он не такой, и наша многолетняя дружба тому только подтверждение.
Ладно, отправляйся спать. Кажется, ты просто устала.
Наверное. Отвечаю я.
Целую его в щеку, пряно пахнущую одеколоном, и спешу наверх, к себе в комнату.
Чемодан уже стоит у кровати, папа его поднял. Но у меня нет сил разбирать сегодня свои вещи, у меня вообще ни на что уже не осталось сил. Этот вечер измотал меня, вывернул наизнанку.
Я подхожу к окну и смотрю на вечерний город. Вдали в сумерках серебрится море, и на его поверхности виднеются смутные очертания севшего на мель ржавого сухогруза. Он накренился, и торчит наполовину из воды, словно моля кого-то невидимого о помощи. Корабль видно только с этой точки, из моего окна, и я невольно ловлю себя на мысли о том, что не могу посчитать, сколько раз Никита поднимался ко мне в спальню, чтобы посмотреть на него.
А я уже отвыкла. И от этого вида, и от Никиты.
Я так скучала, что казалось, будто часть меня «стоит на паузе» в ожидании нашего воссоединения. Как будто я задержала дыхание и приказала себе не дышать, пока мы снова не будем вместе. И вот мы увиделись, я сделала этот вдох, и тут эти слова. Про Полину. Так неожиданно, больно. Так остро.
Я не была готова.
И, вспоминая его лицо в тот момент, когда он произносил их, я снова не могу дышать. Его глаза так сияли, а голос взволнованно дрожал! Черт подери, я никогда не видела Никиту таким
А ведь он даже не спросил о том, что я собиралась ему сказать. Чувство, которое Никита испытывает, захватило все его мысли, заставило забыть обо мне, о нас. А, может, и не было никаких «нас»? Никогда.
Я стискиваю пальцами подоконник и закрываю глаза. Перед внутренним взором вспышками проносятся воспоминания из детства.
Как тебя зовут?
Лё-я. Мычу я.
Мне в тот день поставили ортодонтический аппарат для расширения верхней челюсти, и говорить с этой штукой во рту было непривычно и неудобно.
Лёня?
А-лё-я. Злюсь я, глядя, как белокурый мальчишка с ведром червей в руках смущенно мнется на нашем крыльце.
А! Лёля? Улыбается он.
У него не хватает пары зубов. Забавный.
Никита! Зовет его мама. Она высокая, красивая, у нее ярко-красное платье. Наверное, эта тетя фотомодель. Такие рекламируют зубную пасту или одежду. Я в магазин, ты со мной?
Нет, я буду тут.
Ой, здрасьте, она сталкивается с моим отцом, который вытаскивает из багажника очередную коробку с вещами. Смущенно улыбается и нервно поправляет длинные светлые локоны. Вы переехали в этот дом? А мы тут рядом живем. Будем знакомы. Марина.
Ты будешь жить в доме с привидениями? Загораживает собой вид на беседующих взрослых Никита. В нем давно никто не жил, поэтому тут поселились призраки. Из-за выпавших зубов он тоже плохо произносит звуки. Там, наверху, в окне я сам видел одного летающего!
Я спускаюсь с крыльца и задираю голову. В окне комнаты на втором этаже отражаются плывущие по небу облака. «Вот дурачок, какие же это призраки!» Но я не говорю этого вслух. Стесняюсь, что мальчишка опять ничего не поймет. Я еще не знаю, что буду жить в этой комнате, и в один из следующих дней Никита придет рано утром и вывалит на мою постель с десяток крупных жуков, чтобы похвастаться.
Я не знаю, что впереди нас ждет десяток лет крепкой дружбы, проверенной радостью, бедами, ссорами и даже драками.
Еще не знаю, что нечаянно разобью ему нос, когда мы в тринадцать лет будем играть во дворе в баскетбол, и буду рыдать вместе с ним от испуга. Не знаю, что у нас будет свое тайное место, с которого мы будем любоваться вечерами на самое чистое море. Не знаю, что мы будем понимать друг друга с полуслова и постоянно хохотать над понятными только нам двоим шутками.
Еще не знаю, что мы сроднимся так, что станем своими в домах друг друга и будем входить в них без стука. Не знаю, что будем меняться одеждой и сочинять вместе музыку. Что будем бегать друг к другу по десять раз на дню потому, что так проще, чем написать сообщение.
Не знаю, что влюблюсь в него по уши неожиданно для себя самой. И что мне будет так больно от этого.
Мур. Говорит Никита, поднимаясь в окно моей спальни по старой шпалере, хотя, ничто не мешало ему войти через дверь, как все нормальные люди.
Мяу. Отвечаю я с улыбкой, потому что это уже много лет наши «пароль» и «отзыв».
Мы с детства так здороваемся, и это намного проще, чем говорить избитое «привет».
Мур. Он привычно машет мне рукой, когда мы встречаемся на дороге, чтобы отправиться вдвоем в школу рано утром.
Мяу. Усмехаюсь я, толкая его в бедро, а затем обнимаю за талию.
Мы вместе, мы рядом. Идем нога в ногу.
Но теперь это происходит только в моей голове.
Что-то изменилось.
Я открываю глаза и смахиваю слезы. Нет. Изменилось всё.
2.1
НИКИТА
Тот, кто назвал День знаний праздником, явно погорячился. Это поминки по ушедшему лету, и никак иначе.
Солнце припекает так, будто на дворе не первый день сентября, а разгар июля. Я с сомнением оглядываю себя в зеркале и поправляю волосы: не зря вчера постригся, смотрится свежо, а, значит, у меня теперь больше шансов привлечь к себе внимание девушки, которая не покидает мои мысли.
Ты что, вот так отправишься на линейку? Задержавшись у двери в мою комнату, интересуется мама.
Ага. Бросая на нее взгляд в зеркало, отвечаю я.
В джинсах?!
А в чем еще? Пожимаю плечами.
У тебя же есть брюки.