Тогда постарайся выжить, ладно? И вернись домой.
А других вариантов и нет.
Мы еще долго разговариваем, затем ужинаем вместе, собираем его вещи, даже смеемся. Все как всегда обычный вечер. Но в груди так щемит, что не получается нормально вдохнуть.
Я понимаю отца. Понимаю, почему он выбрал эту профессию, разделяю его убеждения и идеалы. И я, наконец-то, понимаю всю тяжесть ожидания когда он там, где земля пахнет порохом и тленом, а ты тут и ничем не можешь ему помочь. Единственное, чего до сих пор понять не получается, так это то, почему моей матери это когда-то было настолько в тягость, что она бросила все и сбежала? Неужели, после этого ей было легко?
Поставила будильник на шесть. Говорю ему, целуя перед сном. Провожу тебя перед школой.
Хорошо. Папа целует меня в макушку. Сладких снов, котик.
Подарив ему улыбку, я отправляюсь в свою спальню. Вхожу, сажусь на постель и смотрю в темноту. Все эти проблемы с учебой, с завоеванием Никиты и его влюбленностью в Полину кажутся теперь сущей ерундой. Интересно, я вообще смогу вернуться к нормальной жизни до возвращения отца?
Мои мысли прерывает шорох за окном. Что-то скрипит, затем раздается глухой стук, и вдруг я вижу силуэт на фоне ночного пейзажа. Высоцкий!
Блин, Никита! Шепчу я, открывая створку окна. Эта шпалера уже вся сгнила, как ты забрался?
Мур. Он вваливается внутрь головой вниз. Встает и отряхивает колени. Я сто раз это делал.
Тише, напоминаю я. Если папа тебя тут застанет, ты отправишься домой тем же путем, что и пришел.
Уже поздно, поэтому я и не рискнул пойти через дверь. Шепчет в ответ Никита. Его лицо в полутьме кажется особенно уютным и родным. Ты не отвечала на звонки.
Да Я обернулась. Телефон остался на тумбочке. Была внизу с папой, он
Знаю. Мягко говорит Высоцкий. Потому и пришел. Он протягивает руки и заключает меня в объятия. Чтобы поддержать тебя.
Никит, я не хочу его отпускать, мне страшно. Пищу я ему в грудь.
У меня опять бегут слезы.
Все будет хорошо. Его руки стискивают меня крепче. Вот увидишь.
Я верю, но все равно переживаю.
Не бойся, я здесь, с тобой. Обещает он. И никуда не денусь.
Мы ложимся на кровать, и я кладу голову ему на грудь. Никита гладит мои плечи, волосы, спину. Его ровное дыхание успокаивает.
Я всегда буду с тобой. Звучат в тишине его слова.
Пусть так и будет. И с этой мыслью через какое-то время я засыпаю.
5.2
НИКИТА
Утром, приняв душ, я одеваюсь. Бросаю придирчивый взгляд в зеркало и решаю оставить несколько пуговиц на рубашке расстегнутыми. Затем закатываю рукава и взъерошиваю волосы на макушке. Пожалуй, Леля права: можно немного нарастить массу, чтобы выглядеть солиднее. Я не тощий, вполне подтянутый и крепкий, но со спортсменами мне не сравниться. Если уж девчонки действительно западают на мышцы, то нужно довести тело до идеала.
Прихватив телефон и сумку с тетрадями, я спускаюсь вниз, чтобы позавтракать. С удивлением обнаруживаю, что мама еще на кухне: вчера она целый день меня избегала, неужели, уже оттаяла? На ней бежевый деловой костюм с широкими брюками и коротким жакетом, она занята тем, что режет ветчину на идеальные ломтики очевидно для бутербродов.
Ну, как там она? Спрашивает мать.
Что, прости? Я наливаю себе кофе и сажусь за стол.
Мама откладывает в сторону нож и устремляет на меня хмурый взгляд.
Я спросила, как она?
Ой, а мне послышалось «доброе утро». Хмыкаю я, сделав глоток. Ты о чем вообще?
Я спрашиваю про Алену. Прищуривается мать.
А что с ней?
Не строй из себя идиота. Вздыхает она, качнув головой. Я видела, что ты пришел час назад. Ты ночевал у нее?
В берлоге. Пожав плечами, тут же нахожусь я.
Неправда. Мама начинает собирать бутерброды из кусочков хлеба, сыра, зелени и ветчины. Ставит передо мной тарелку с двумя. Тебя не было в берлоге, я проверяла перед тем, как лечь спать.
Ну, может быть. Неохотно отзываюсь я.
Откусываю бутерброд и жую, с вызовом глядя ей в глаза.
Ты был у Алены?
Да. Приходится сознаться мне. Я ночевал у них дома.
Или у нее в спальне?
Я пожимаю плечами.
Или у нее в спальне. Киваю ей.
Господи. Шумно выдыхает она и закатывает глаза к потолку.
Да что такого, мам? Спрашиваю я, перестав жевать.
Ничего. Мать закусывает губу и испытующе смотрит на меня. Просто я обещала Андрею присматривать за девочкой, и теперь гадаю, считаются ли твои ночевки в постели его дочери присмотром, и как он отреагирует, узнав у них? Он ведь не знает, да? Вы же не ставите его в известность, что спите друг с другом?
По-моему, ты опять устраиваешь бурю из ничего. Произношу я, пораженный тем, каким тоном она подала свой пламенный спич. Или что, я не догоняю чего-то?
Ты взрослый парень, Никита. С жаром выпаливает мать. Надеюсь, вы, хотя бы, предохраняетесь, и мне не придется наблюдать, как сосед сворачивает тебе голову за то, что его единственная дочь неожиданно залетела!
Я застываю, как громом пораженный.
Мам, ты У меня пересыхает в горле. Это смешно и оскорбительно одновременно. Мам, мы про Алену говорим, вообще-то, ты в своем уме?
Это серьезные вещи, Никита. Не надо тут улыбаться!
У нее, кажется, вот-вот истерика начнется.
Мам, мы с ней просто друзья, забыла? А вот теперь мне реально хочется рассмеяться. Но спасибо, если надумаем что-нибудь такое, то позаимствуем резинки из твоей тумбочки. Идет?
Я снова принимаюсь за бутерброды и наблюдаю, как мама постепенно успокаивается.
Хорошо. Это хорошо. Бормочет она, наливая себе кофе. Тогда приглядывай за ней. Как друг. Чтобы в отсутствие Андрея никакие другие парни в ее доме тоже не ночевали.
Чего? Чуть не давлюсь я. Леля и парни? Мам, ты с какой планеты?
У нее сейчас очень уязвимый возраст. Задумчиво говорит мать. Возраст, когда хочется любить и верить.
А, понял. Вдруг все желание смеяться разом исчезает из меня. Ты же родила меня в восемнадцать.
Она садится напротив и впивается в меня внимательным взглядом.
В этом возрасте девочки должны думать об учебе, танцах, кино и спорте, а не о пеленках и молочной смеси, потому что они сами еще дети. Мама горько усмехается. И да. Мне ли не знать.
Я долго молчу, с трудом выдерживая ее взгляд. В голове крутятся скупые упоминания матери о том, как бабушка с дедушкой выгнали ее из дома, узнав, что она беременна. Как ей пришлось оканчивать школу беременной, снимать комнату в общежитии, учиться и одновременно растить меня, затем разрываться между работой и вечно болеющим сыном, а также тащить все эти годы на себе кредиты и ипотеку за дом.
Слушай, прости. Тихо говорю я. За тот раз, ладно? Когда я сказал
Неважно. Отрезает она решительным жестом.
Нет, важно. Выдыхаю я. Наговорил тебе кучу всего. Обозвал. Еще Андрея приплел. Просто Блин, не знаю, он, правда, классный. И одинокий. Почему бы вам не сойтись? Ты никогда не думала об этом?
Мать, молча, мотает головой, а потом отвечает:
Нет. Он достоин кого-то лучше женщины, которая никому не верит и боится мужчин. Прикусывает губу, затем бросает короткий взгляд на наручные часы и натягивает на лицо улыбку. Ладно, мне пора, а то опоздаю.
Она встает, залпом допивает кофе и ополаскивает чашку в раковине.
Мам Тяну я.
Так как она держится? Ты так и не сказал? Беззаботно, будто и не было сейчас этого разговора, интересуется мама. Сильно переживает, что отец уезжает?
Да, но с Аленой все будет в норме.
Прекрасно. Улыбается она. Я тоже думаю, что все будет хорошо.
Поставив чашку на полку, мать хлопает меня по плечу, словно боится, что я ее оттолкну, если она меня поцелует, и спешит в коридор. Слышно, как стучат ее каблучки.
До вечера! Звенит ее голос.
До вечера. Задумчиво отвечаю я.
Мысли невольно снова возвращаются к маминому предположению о том, что мы с Аленкой можем быть ближе, чем просто друзья. Вот ведь умора. И как ей в голову пришло? Расскажу Алене, она обхохочется.