Уже? удивился Саша. Мы даже не пели!
Споём, произнёс вдруг Клим. Сейчас все разойдутся, самые стойкие останутся, тогда и споём.
Замётано, ответил Саша и увидел Лизу. Лизка, давай танцевать!
Он снова исчез, а я посмотрела на Клима.
Что? спросил он.
Устало выглядишь.
Не спал этой ночью.
Поиск?
Клим передёрнул плечами, как бы и соглашаясь, и уходя от ответа одновременно, и потянулся к пачке сигарет.
Куришь? спросил он.
Нет.
Вот и правильно.
Зажёг зажигалку (снова левой рукой), закурил и выпустил вверх столбы сизого дыма.
Я попробовал сигареты, когда учился в школе. Не хочу врать, но, по-моему, это было в начальных классах.
Я представила, в каком состоянии у него сейчас лёгкие и сосуды. Привет, инсульт.
Ужас.
Клим снова пожал плечами.
У меня было не самое простое детство.
У меня тоже.
Который час? спросила я.
Клим чуть повернул к себе правую руку, на запястье которой виднелись хорошие дорогие часы. Классические циферблат с палочками вместо цифр, дополнительные, как на спидометре, кружочки хронографа, квадратик с датой и чёрный кожаный ремешок.
Почти шесть.
Ого!
Оля! Дорогая моя сестра, которую я оставила на час посидеть с сыном, чтобы отвезти торт, простишь ли ты мне это неожиданное приключение?
Мне пора.
Что, даже на торт не останешься? спросил Клим.
Я же его готовила, улыбнулась я, пожимая плечами.
Хочешь сказать, ты его пробовала?
Клим так забавно изогнул одну бровь и прищурился, что я рассмеялась.
Не удивляйся, если он будет надкушен с одной стороны. А ещё я руками трогала бисквит.
Надеюсь, руки были в перчатках?
Ну как тебе сказать
Клим улыбнулся и поднял лицо, выдыхая дым. В изгибе его шеи и контуре подбородка, в том, как он спокойно сидел и курил, чувствовалась какая-то властная уверенность, какой-то врождённый аристократизм. Проще говоря порода.
Я пойду, наконец сказала я и поднялась. Ещё раз с днём рождения.
Погоди.
Он быстро затушил сигарету в пепельнице и тоже встал.
Я провожу.
Коснулся моего локтя, и мы как-то незаметно и довольно быстро пробрались к выходу.
Я ни с кем не попрощалась, спохватилась я.
Клим лишь махнул рукой.
Они не обидятся. Скажу, что ты не хотела прерывать веселье. Да, думаю, они сейчас и моего отсутствия не заметят. Тебе в какую сторону?
За реку, ответила я.
И в очередной раз пожалела, что живу не в центре. Мне хотелось, чтобы Клим пошёл меня провожать. Хотя, конечно, оставлять гостей надолго было бы некрасиво.
Давай я вызову тебе такси, предложил он.
Да, ладно. Я на автобусе.
Брось, сказал Клим и достал телефон. У тебя сегодня был непростой день. Тебе надо отдохнуть. Диктуй адрес.
Обычно я не говорю людям, которых знаю несколько часов, где живу. Но Клим уже казался мне другом.
Через семь минут будет автомобиль, сказал он, убирая телефон в карман.
Хорошо.
Хотя мне не хотелось уезжать даже через семь минут.
А насчёт поисков ты всё-таки подумай.
Ладно.
Кстати, у нас задачи, которые можно выполнять из дома. Прозвон, например, сбор информации. Это тоже очень важно и удобно для тех, кто не может работать по задачам на местности. У нас в отряде есть одна женщина, ей за шестьдесят. Понятно, что в лесу от неё толку особо не будет. Она занимается прозвонами.
Интересно. А вообще много человек в вашем отряде?
Вообще, да, много. Около двадцати пяти тысяч по всей стране.
Ого
Да. Изначально отряд сформировался в Петербурге, но потом постепенно начал разрастаться на соседние области, а потом всё дальше и дальше, объяснял Клим. На самом деле неравнодушных людей гораздо больше, чем кажется.
Подъехало такси, Клим открыл передо мной заднюю дверь.
Спасибо, сказала я. За всё. И с днём рождения ещё раз.
Клим улыбнулся.
Это тебе спасибо, ответил он. Ты сегодня настоящий герой дня.
Глава 5
С Ильей я не разговаривала. Он тоже не делал никаких попыток к примирению. Занимался своими делами, играл в компьютерные игры, отгородился от мира и своего же сына не говоря о жене наушниками. Впрочем, когда Мирослав ему особенно досаждал, требуя поиграть с ним или что-нибудь рассказать (ему было до дрожи интересно послушать о том, как на земле появились динозавры), Илья вынимал голову из полукруга накладных ушей и быстро бежал включать ему мультики на телевизоре. Быстро потому что игра ждать не любит.
Я наблюдала за всем этим, затаптывая внутрь себя злость, как затаптывают загоревшуюся сухую траву.
Мне нужно было приготовить розовый торт со сливочной начинкой и набор капкейков с клубничным курдом (родители заказали девочке на тринадцатилетие). Я включила музыку на кухне и, подпевая шёпотом, мысленно убеждала себя, что нужно просто перетерпеть.
До каких пор терпеть я не знала.
Мира мне было жалко больше, чем себя. С тем, что я Илье безразлична, я научилась жить. Но с тем, как порой он пренебрегает своим сыном, мириться было сложнее. И тем не менее, говорила я себе, он отец Мирика. Плохой ли, хороший но родной. И никуда от этого не деться. Ему не повезло. Так же, как и мне.
Вчера, когда я пришла домой в чужой одежде, пахнущая виски и на несколько часов позже, чем обещала, Оля даже испугалась.
Что произошло?
Я рассказала ей всё. В мельчайших подробностях.
И в её серо-голубых глазах с желтоватым солнышком расходящимся от зрачка точной копией моих глаз попеременно мелькал то испуг, то восторг, то лукавое любопытство.
Он красив?
Кто? спросила я, хотя мы обе понимали, о ком идёт речь.
Оля молча разглядывала меня, склонив набок голову.
Она выучила с Миром стишок, помогла нарисовать дракона и отправила в свою комнату собирать грузовик из нового конструктора. А мы на кухне откупорили бутылку шампанского.
Ну у него своеобразная внешность, ответила я. Жёсткие черты лица, нос такой не то, чтобы большой, но знаешь, его как будто прямо пальцами лепили. Но выглядит красиво, мужественно. Волосы светлые, пшеничные наверное, в детстве они у него были как у Мирика, а у Мирика, наоборот, такие же будут в сорок лет. Довольно длинные с боков почти закрывают уши, а сзади до воротничка. Немного вьются и от этого кажутся слегка растрёпанными.
Статен? Высок? уточнила Оля, после первого глотка ощущая себя кем-то вроде графини девятнадцатого столетия.
Чуть повыше меня.
А глаза?
Серые.
Добрые?
Скорее, строгие. И какие-то закрытые.
Оля посмотрела на меня, приподняв одну бровь.
В плане, что они умеют прятать мысли, объяснила я. Но при этом у него очень пристальный, очень проницательный взгляд. Мне даже казалось, что он видит весь тот бардак, что скопился у меня в голове.
Оля, представляя это, покачала головой.
Наверное, он всё-таки хороший человек, раз занимается поисками пропавших людей, изрекла наконец она.
Наверное. Только мне какая разница? Я его больше не увижу.
Ну мало ли. Может, ему понравится торт, и он закажет у тебя ещё один. На пятидесятилетие.
Я засмеялась, кружа по бокалу шампанское, заставляя его набегать на стекло наслаивающимися друг на друга и исчезающими волнами.
Забавно, наверное, мы выглядим с Олей, когда вдвоём. Словно человек сидит напротив своего ожившего и вышедшего из зеркала отражения.
Нам часто говорили, что мы похожи не только внешностью, но и мимикой, движениями, походкой. Мы шевелимся и передвигаемся с вполне понятной синхронностью, которую в каком-нибудь плавании нарабатывали бы годами и которая нам досталась с рождения.
Это, кстати, поразительно я считаю так не потому, что сама принадлежу к этой аномалии, а просто искренне восхищаясь фокусам природы, но та клетка, из которой проросли мы с сестрой, разделившись надвое, дала начало двум совершенно одинаковым организмам. Совершенно одинаковым! Те же глаза, руки, пальцы, волосы. То же расположение органов, химические составы тканей Всё, что у других людей считается индивидуальным.