Ничего плохого у бабы Ады не нашли. Всё оттого, что страдала она болезнью незримой, но страшной. Депрессией страдала. Раком души.
Рак души он ведь так же болит, как и рак тела. Ничуть не меньше. И так же поглощает энергию. Так же разрушает. Истощает. Блокирует возможность получать удовольствие и энергию мира. Метастазирует, вызывая интоксикацию мыслями и психосоматические расстройства.
И, если его не лечить, в итоге убивает.
Так и умерла баба Ада на этой кровати.
Сын к ней так и не пришёл.
Осуждать его или не осуждать дело личное. Но кажется мне, что не таким плохим он был, как баба Ада малевала.
Закон бутерброда
Самое предновогоднее блюдо участкового терапевта бутерброд.
С маслом, ибо на икру не заработали. Падающий им самым вниз. Повезёт на рабочий стол, не очень на замызганный пациентский палас.
Закон подлости как он есть. Самый что ни на есть предновогодний!
Тридцать первого декабря творятся неординарные и непредсказуемые вещи. Вещи, требующие не только врачебного и начальственного вмешательства, но и времени! Пока все нормальные люди режут салаты и смотрят "Иронию судьбы", участковые терапевты решают чужие проблемы.
Мои тридцать первые бывали всякими. Начинались они и с оказания неотложной помощи, и с выписки справок о смерти внезапно «удружившим», и с начальственных прозвездонов а-ля "даёшь пятилетку за год". Заканчивались, порою, невыданным расчётом за декабрь, пустым кошельком и единственным бюджетным салатом на не слишком праздничном столе.
Но самый запоминающийся «наступающий» случился в 2013 м
Это был мой первый Новый год после декрета.
После двух справок о смерти, диагнозы которых пришлось долго и муторно согласовывать с начальством (статистика, мать её за ногу), я закрыла несколько больничных и забрала в регистратуре карту вызовов. Наплевав на мою формальную свободу, мне подсунули аж два чужих адреса: с участка напарницы и с пустого, что в километре поодаль.
Километр по частному сектору не расстояние. Даже когда снег валит хлопьями, мороз грызёт уши, а рыхлые сугробы достают до колен. Сильнее расстраивал повод вызова, переданного БСМП. "После инфаркта с открытым больничным", смеялись письменные буквы, танцуя новогодний канкан.
Сердце обрушилось в район пятой точки. Больничный наверняка придётся продлять через врачебную комиссию. Дополнительный гемор, дополнительные телодвижения. Фактор немодифицируемый ничего не попишешь. Я сделала превентивный звонок заместительнице главного врача по КЭР Грохотовой, и, собрав в кулак волюшку богатырскую, грейдером поползла на адреса сквозь снег.
Сугробов навалило по самое не хочу. Расчищенные с утра тропки частного сектора превратились в узкие желобки. Деревянные домики засыпало по самые окна. Набрав полные сапоги снега, я доползла до нужного дома. Позвонила-постучала. Попыталась открыть калитку. Почесала уши, окаменевшие от мороза.
Не открывали.
Постучала окостеневшей рукой в окошко.
Тишина.
Позвонила на домашний.
Длинные гудки
Рассвирипела, как туча, нависшая над городом. Любит же БСМП вызовы передавать с самого утра! Кто знает, в котором часу его выпишут?! Ответственность-то, как ни крути, теперь на мне!
А тут ещё и телефон зазвонил проклятущий:
Маша, ты скоро? волновалась свекровь, что сидела с мелкой. Давай, поторопись! Я ведь ещё дома ничего не сварила!
Ха! А я, можно подумать, сварила!
Решила я, дабы время занять, на пустой участок сходить. Бабку навестить, что второй вызов оформила. Вернусь может, и инфарктник злосчастный подъедет. Пробежалась по сугробам сожгла калорий на целый новогодний стол. Бабка меня не ждала, но по закону жанра пришлось послушать всю бабкину семью.
Через час я вернулась к домику инфарктника. Моя морда сияла багрянцем и лоснилась, как у Dead-а Мороза, а окоченевшая душонка негодовала. Новогоднее настроение давно испарилось вместе с бодростью и желанием творить добро.
Звонок от Грохотовой вмял в сугроб окончательно:
Мария Александровна, как там Ваш пациент с инфарктом? Долго ждать Вас? Сегодня короткий день!
Да знаю я, что он короткий! Не подъехал ещё пациент!
А Вы где?
Перед его домом стою, мёрзну!
Ну подождите уж ещё немного. Мы же не можем его бросить с открытым больничным!
Пациент приехал на такси через пятнадцать минут. Тощий, измождённый. С каплями пота на лбу, одышкой и цианозом носогубного треугольника.
Давайте, скорее, Ваш больничный лист и выписку, выдала я, едва оказавшись в комнате.
Нет у меня больничного листа, отозвался пациент.
То есть? Вы не работаете?
Работаю. В МВД!
Я мысленно отматерилась на все буквы алфавита.
Даже на твёрдый знак!
Вот так жопа-новый-год.
Сотрудники МВД обслуживаются строго в ведомственных поликлиниках. У них даже полисов нет. Мы не имеем права ни оказывать им помощь, ни продлять больничные листы!
Вы, наверное, уже оповестили своего терапевта?.. промямлила я, осторожно подбирая слова.
А нужно? как кирпичом по башке.
Скажите номер Вашей регистратуры, я передам вызов.
Я не знаю. Сроду не обращался.
Ладно. Гугл нам в помощь. Набираю номер.
Наши терапевты уже не принимают вызовы, проворчали на том конце. Вечно вы телитесь! Надо было до одиннадцати звонить!
Понимаете, мы не можем обслужить сотрудника МВД! возмутилась я. Пациент тяжёлый! Больничный лист по сегодняшнее число, открытый!
Пусть второго числа вызывает дежурного врача!
Второго будет нарушение режима!
Ничем помочь не можем! Решайте сами этот вопрос.
Короткие гудки красноречиво оповестили о том, что все нормальные люди уже готовятся праздновать.
От отчаяния набрала Грохотовой:
Юлия Алексеевна, как нам быть?
Приезжайте, выдохнула Грохотова в трубку. Что-нибудь придумаем.
Так, в четыре часа дня, я оказалась в пустой поликлинике с вспухшими от холодовой крапивницы губами, хлюпающими сапогами и документами пациента под мышкой.
Юлия Алексеевна долго звонила. То в Минздрав, то в ФСС, то на личные номера тётенек, что чуть ближе к рулю Везде активно готовились к празднику. И никто, нигде, никак не мог ответить, как поступить в такой ситуации. В конце концов мы на свой страх и риск решили выписать пациенту справку ВК по второе января. И вызвать ему врача из ведомственной поликлиники на второе число.
Забегая вперёд: решение оказалось верным!
Тридцать первое декабря две тысячи тринадцатого. Семнадцать тридцать. Я в состоянии нестояния ползу по заснеженному городу с чувством выполненного долга. Морозный воздух наполняет гомон и хруст шагов. Вокруг суетятся люди. Докупают что-то, обнимаются, горланят песни подвыпившими голосами А у меня получается думать только о том, что завтра не нужно выходить на работу.
Как ни странно, мысль греет и успокаивает.
Первой была женщина
Как-то раз, под Новый год, постучалась ко мне в кабинет пожилая женщина. Без записи, вне плана. Было в её облике и позе что-то тревожное, что заставило немедленно её принять. Может быть, влажный блеск бесцветных глаз. А может взъерошенные волосы под наспех накинутым капюшоном осенней куртки.
У моей дочери рак с метастазами, оповестила она с порога. И положила на стол документы. Достала дрожащими пальцами длинный список из папки: Онколог рекомендовал выписать эти препараты.
Надо сказать, что выписывать об ту пору мы могли всё, что угодно. Гипертоники исправно получали по льготам дорогущие и крутые Небилет и Леркамен, а уж онкопациентам полагалось всё: от железа для поддержания гемоглобина до ферментов и сомнительных гепатопротекторов.
Я начала понемногу расспрашивать женщину: осторожно, стараясь не причинять ей тревоги