Ты чаем не беременна? Работаешь в Москве? Часто вижу тебя ночными рейсами, проводница выглянула из своего купе. Иди ко мне, сядь, тут не уступят, не надейся. Народ очень «образованный» пошел, особенно в метро, уткнутся в книгу и вроде как и в ладах с совестью.
Пока я соображала, от какого такого чаю я беременна, меня любезно усадили и укутали в одеяло в купе для проводников. В руках оказалась чашка с ароматным чаем.
Ты пей-пей, согревайся, осень ноне совсем негодная, а вот чай это все, заваривай, заваривай. Заваривай себя вкрутую.
Чашка приятно обжигала руки. В котле старенького вагона потрескивали лучины34, и аромат древесины смешивался с запахом осеннего уходящего дня.
Слушая рассказы проводницы, я вспомнила деревню, «бабушкино утро»35 на летней кухне: варенье в вазочке, блины и важный самовар на столе. Дед всегда пил чай из самовара и, кряхтя над блюдечком, приговаривал: «Эх, Надяка, вот это жизнь!»
Эта маленькая чайная церемония деда, его отношение к чаепитию навсегда оставили во мне уверенность, что при любых обстоятельствах надо заварить чай и себя покрепче
***
Москва, декабрь, 1996 год
Ну что, декабристка, так и будешь сидеть на ступенях? спросил седовласый заведующий отделением. Я тебе вот что скажу, детка: эту битву ты проиграешь. Подумай о себе, о ребенке. Есть хочешь? Я попросил медсестер, они оставили тебе обед, твой отказывается, мол, тошнит а сам, наверное, тебе оставляет?
Спасибо, меня тоже тошнит, ответила я.
Ну, ну! Бывает! В этой жизни все бывает, сейчас твоя задача у тебя под сердцем, думай об этом. Скоро Новый год, отметьте его в семье, есть ли еще кто у вас? Негоже на лестнице просиживать и спать в клизменной, ему это не помогает, подумай!
Сказав это, он зашел в вестибюль больницы и сразу стал окружен многочисленными страждущими родственниками больных.
Сделанные Андрею химиотерапии не принесли результата. Он получил направление в научный центр рентгенорадиологии, где ему предложили пройти еще один курс химиотерапии и облучений. К сожалению, эта квота не предусматривала постоянного наблюдения в стационаре, и мы вынуждены были оплачивать койко-место в общей палате.
Экономя на питании и услугах медперсонала, я каждое утро приезжала в Москву и уезжала поздно вечером, привозя судочки с домашней едой не только лежавшему в палате мужу, но и оставшимся без попечения родственников пациентам отделения. Я убиралась в палате, где лежал мой муж, и в соседней, с послеоперационными пациентами, экономя на еженедельных сборах за санитарные услуги и получая возможность остаться ночевать в процедурном кабинете с жизнеутверждающим названием «клизменная».
«Есть ли еще кто у вас?» эти слова доктора крутились в моей голове, но я не находила ответа на, казалось бы, житейский вопрос. Окончательно устав от вагонной жизни и изматывающего токсикоза,
я осмелилась позвонить отцу, прося даже не о восстановлении меня в правах на квартиру36, а просто хотя бы о временной помощи. Без прописки, с полисом другого города в те времена было сложно попасть на бесплатный прием и практически невозможно встать на учет.
Мне нужна прописка и возможность пожить в квартире пару месяцев. Я совсем не вижу ребенка, и ты скоро станешь дедом второй раз.
В трубке слышалось молчаливое сопение. Потом отец сказал:
Это твоя проблема, ты выбрала ты и расхлебывай. Его родители помочь не могут? Да и квартиранты там у меня, как я людей выставлю на улицу?
Не успела я промямлить, что квартира сдается с момента моего рождения, как на том конце повесили трубку.
***
Москва, январь, 1997 год
Андрей плохо себя чувствовал. Повторное удаление быстро появившейся на том же месте стопы опухоли и последующие за ней несколько ударных терапий вконец ослабили его здоровье. Эти события заставили меня ночевать в московском центре рентгенорадиологии последние две недели.
Пробегая в очередной раз с выделенными подушками кислорода для его соседа по палате, я увидела идущего мне навстречу по коридору больницы свекра. Он приехал один: свекровь не любила Москву и метро, вот Сочи это да, спокойно сел и доехал куда нужно. Маленький, хороший городок, посещать его любо-дорого: дочь старшую навестить, внука понянчить, здоровье поправить сердце стало шалить в последнее время, как узнала о диагнозе сына.
Не переживай, Карина отпросилась к соседской подружке, назад вернусь аккурат до вечера, произнес свекр, подходя ближе ко мне.
Андрей очень обрадовался появлению в палате отца.
Они некоторое время обменивались какими-то дежурными фразами, отец с отсутствующим взглядом спрашивал, какие назначения делает врач, скоро ли выпишут, но в воздухе с каждой минутой нарастала какая-то неловкость.
Понимая, что разговор не задался и паузы становятся все длиннее, я решила оставить их наедине и прогуляться.
Больничное здание на улице Профсоюзной располагалось недалеко от одноименной станции метро, на которой жила двоюродная бабушка и где прошло мое каникулярное детство. Навещая Андрея, я частенько выходила на этой станции, не доезжая до больницы, спускалась во двор дома, садилась на скамеечку возле подъезда и смотрела на ее окно, которое сейчас закрывали чужие шторы.
***
На подоконнике у бабушки росло огромное каланхоэ. Казалось, оно занимало не только подоконник, но и все пространство маленькой квартиры. Над стоящей в небольшой нише кроватью висел портрет мужа, с которым она была в браке три месяца, перед отправкой его на фронт. Почетное место у стены занимал старинный буфет, в верхней части серванта которого, за накрахмаленными белоснежными шторками на дверях, красовались чайные пары из ломоносовского сервиза37 со знаменитой кобальтовой каймой и пузатый заварник с неизменной спутницей всех чайных церемоний в этом доме хрустальной вазочкой варенья из одуванчиков, любимого самодельного лакомства бабушки с послевоенных времен. В нижней нише буфета, на кружевной салфетке негаснущая свеча в лампадке у старинной иконы. Небольшой топчан с расшитыми ею же подушечками. Все эти вещи занимали двадцатипятиметровое пространство общей площади, доставшееся бабушке за трудовые заслуги строителя метрополитена.
Всю свою оставшуюся жизнь она ждала, что пропавший в первые дни войны муж позвонит в дверь, и категорически не соглашалась менять адрес проживания, несмотря на поступающие от государства предложения по увеличению жилплощади. Да и зачем? И так хватало места для любимого цветка в горшке да небольшого круглого стола, собирающего путешествующих родственников между перевалочным расписанием поездов с московских вокзалов.
Вечерами, расположившись на диване рядом с подоконником, я рассматривала листья и ствол лекарственного цветка. В сумраке листья отбрасывали тени на противоположную стену, где стояла кровать бабушки. Казалось, будто это сам цветок, нежно положив руку, обнимает хозяйку и слушает рассказы о ее жизни. О том, как, будучи беременной, попала под завалы в тоннеле при строительстве одной из первых станций метро, и как не удалось сохранить ребенка, как она получила эту квартиру после стольких лет жизни в бараке для строителей метрополитена (где порой в одном помещении ютились по 25 человек), и как, проходя мимо лавок с товаром, случайно купила отросток каланхоэ, занеся его в маленьком горшке вместо кошки в новую квартиру вместе с портретом вечно молодого мужа.
Бабушка вставала, подходила к упавшим с цветка отросткам, бережно собирала их, разговаривая то ли с цветком, то ли со мной.