О, это очень оригинальный сюжет, с заметным интересом подхватил архитектор, я бы еще добавил Мефисто. Я видели восхитительный портрет Шаляпина в гриме и костюме Мефистофеля, написанный художником Головиным. Этот яркий, выразительный образ вполне мог бы украсить тимпан верхнего этажа.
Как Вам угодно, ведь это Ваш проект! Все, чего я хочу, Александр Львович чтобы внутри барельефа был скрыт тайник для моего амулета «Самадж-Асмур».
Всё так и будет, Черубина, я обещаю Вам!
Чери и архитектор распрощались возле ажурных кованых ворот Летнего сада под тихий плеск Невской волны. Много лет спустя, Чурубина будет вспоминать этот берег:
Туда, вместе с ветром осенним прижаться, припасть головой
К знакомым холодным ступеням, к ступеням над тёмной Невой
Вечером этого же дня Чери увиделась с Альфредом. Она рассказала ему о встрече с архитектором Лишневским, о том, с каким воодушевлением он поддержал её идею о камне-обереге для Санкт-Петербурга, и что он готов выполнить декор нового дома на Лахтинской таким образом, чтобы сокрыть в одном из барельефов «Самадж-Асмур». Однако заказчица госпожа Чистякова к сожалению, не имеет достаточно средств для оплаты декоративной отделки дома, но совершенно не будет возражать, если найдется некто благородный петербуржец желающий пожертвовать необходимую сумму Черубина столь многозначительно посмотрела на Альфреда, что он невольно рассмеялся. Ювелир давно понял, к чему она клонит разговор, но не перебивал только из удовольствия видеть прелестные и немного наивные старания Чери убедить его в необходимости стать тем самым «благородным петербуржцем». Разумеется, он не смог её отказать.
Во время следующей встречи с госпожой Чистяковой Черубина завела разговор о её будущем доходном доме, восхитившись тем, что такой талантливый и уже известный архитектор взялся за его строительство. Сказала, между прочим, что видела у Лишневского изумительные рисунки декоративных барельефов на мистические темы. Они могли бы не только украсить здание, подчеркнуть его оригинальность, но и вселить в него некую мистическую идею например оберег от болезней и несчастий. Александра Александровна на минуту задумалась, видимо представляя, как будет выглядеть её доходный дом со столь оригинальным декором. А поскольку архитектор уже сообщил ей, что за украшение фасада денег не возьмет, то грех было бы не воспользоваться такой возможностью. Госпожа Чистякова тут же написала записку Лишневскому, а Черубина любезно согласилась передать её адресату.
Алексей между тем купил билеты в театр. Его выбор пал на спектакль в новом летнем театре в саду «Олимпия». Этот театр был выстроен на месте прежнего, сгоревшего в 1905 году, по образцу театров дачных пригородов Петербурга. В лёгкой и длинной постройке из досок размещался партер, заполненный креслами, а по бокам находились ложи и дешёвые галереи, где не было мест для сидения, и зрителям приходилось стоять на протяжении всего спектакля или концерта. Тем не менее, аншлаг был каждый день, поскольку выступал сам Шаляпин, и билеты купить было весьма не просто. Те, кому они не достались, толпились у входа, в надежде попасть внутрь или услышать спектакль хотя бы издалека.
Этим вечером давали оперу «Мефистофель» итальянского композитора Арриго Бойто. Публика, прежде всего, жаждала услышать «Son lo spirito» в исполнении Федора Ивановича арию Мефисто с весьма оригинальной концовкой сатанинским посвистом, о котором уже ходили слухи по всему городу.
Черубина и Алексей вошли в театр и, кланяясь знакомым, прошли в первый ряд, к самой сцене, где были их места. Спектакль начался, и девушка восторженно внимала происходящему действию. Сцены сменяли одна другую, арии, дуэты и квартеты следовали друг за другом, все более накаляя атмосферу. Сцена самоубийства Маргариты потрясла зрителей, женщины, прикрываясь веерами, утирали слезы. Черубина перебирала пальцами ленты шелкового пояса и старалась не плакать.
Но занавес опустился, а когда вновь поднялся, на сцену вышла певица, исполнявшая роль Елены. Её изящную фигуру плотно облегала туника из тонкого переливчатого атласа цвета слоновой кости. Золотые ленты, закрепленные на венке, венчавшем высокий парик с белокурыми локонами, змеями вились по спине и груди певицы, опускаясь до самого пола. Её юное лицо с небесно-голубыми глазами было прелестно. Слегка раскачиваясь в такт музыке, она пела, и её серебристый голос лился со сцены, как чистые воды родника.
Алексей не сводил с певицы зачарованных глаз, а когда она закончила арию, вскочил с места и с криками «Браво», «Брависсимо» бросился к сцене, аплодируя и посылая воздушные поцелуи. Еще несколько молодых людей последовали его примеру, по залу покатились волны оваций. Певица отвечала грациозными поклонами. Сияя глазами и благосклонно улыбаясь, она не спешила покидать сцену, наслаждаясь своим успехом.
Черубина почувствовала неловкость за Алексея он явно переходил границы этикета. К этому чувству примешивалась некоторая женская ревность, что вызывало у Чери еще большую досаду.
Провожая после спектакля Чери домой, Алексей продолжал восхищаться певицей:
Ах, что за небесное создание! Ах, что за ангельский голос! Ах, какая грация, какой талант в исполнении роли! И какое божественное имя её зовут Эжен!
А если мы два пламени, две чаши, с какой тоской глядит на нас Творец
Где б ни было начало встречи нашей, не здесь её конец
про себя декламировала Чери, чуть не плача.
Целые дни Черубина проводила теперь в одиночестве, стараясь объяснить поведение Алексея в театре его увлекающейся, поэтической натурой, случайной неловкостью. Однако, он не появлялся и не присылал извинительной записки, что свидетельствовало о том, что ветренный юноша всерьез увлекся актрисой и забыл «прелестную, обожаемую Чери».
Неожиданно Черубина получила приглашение в ателье скульптора Зинаиды Мариной. От Лишневского она знала, что Марина брала заказы от архитекторов на декоративную отделку фасадов и интерьеров, и что сейчас она как раз заканчивает отливки по эскизам Александра Львовича. Его заказ был весьма необычным овальный барельеф с изображением средневекового доктора в маске ворона, так называемого «чумного доктора».
Чери поспешила в ювелирную мастерскую, чтобы забрать «Самадж-Асмур» и попросить Альфреда сопровождать её в ателье Мариной. Вскоре они прибыли на место. Молодой человек остался ожидать у входа, а Черубину Марина повела в глубь мастерской по лабиринту расставленных на полу отливок и гипсовых копий. В двусветном зале на широком, сложенном из чистых досок верстаке возвышалась готовая форма. Помощник Зинаиды, молодой человек в длинном клеёнчатом фартуке размешивал в чане смесь гранитной крошки и бетона, которая, затвердев, превратится в бледный пёстрый камень, практически неотличимый от природного гранита.
Когда форма была наполовину заполнена, Зинаида попросила помощника выйти и обратилась к гостье:
Я знаю, Черубина, что у Вас есть некий секрет меня предупредил об этом Александр Львович. Сейчас я оставлю Вас одну, чтобы Вы сделали то, что намеревались. Затем используйте оставшийся раствор и закончите заливку. Ваш секрет останется секретом навсегда, с этими словами она вышла.
Черубина в последний раз держала в руках драгоценный камень и прощалась с ним. Она чувствовала, как рубин согревается в её ладонях будто бы наполняется жизнью. Шепотом она обратилась к нему: