Ну, прощайте, милая барышня, ласково зашептал мне Никифор Матвеевич, дай вам счастливо устроиться у дяденьки. А ежели что к нам милости просим. Адресок у вас есть. На самой окраине мы живём, на шоссе у Митрофаниевского кладбища, за заставой Запомните? А уж Нюрка рада-то будет! Она сироток любит. Добрая она у меня.
Ещё долго бы говорил со мною мой приятель, если бы голос клетчатой дамы не прозвучал с высоты сиденья:
Ну, долго ли ты ещё заставишь ждать себя, несносная девчонка! Что у тебя за разговоры с мужиком! Сейчас же на место, слышишь!
Я вздрогнула, как под ударом хлыста, от этого едва знакомого мне, но успевшего стать уже неприятным голоса и поспешила занять своё место, наскоро пожав руку и поблагодарив моего недавнего покровителя.
Кучер дёрнул вожжами, лошадь снялась с места, и, мягко подпрыгивая и обдавая прохожих комками грязи и брызгами из луж, пролётка быстро понеслась по шумным городским улицам.
Крепко ухватившись за край экипажа, чтобы не вылететь на мостовую, я с удивлением смотрела на большие пятиэтажные здания, на нарядные магазины, на конки и омнибусы, с оглушительным звоном катившие по улице, и невольно сердце моё сжималось от страха при мысли о том, что ждёт меня в этом большом, чужом мне городе, в чужой семье, у чужих людей, про которых я так мало слышала и знала.
Глава IV
Семейство икониных. Первые невзгоды
Матильда Францевна привезла девочку!
Твою кузину, а не просто девочку
И твою тоже!
Врёшь! Я не хочу никакой кузины! Она нищая.
И я не хочу!
И я! И я!
Звонят! Ты оглох, Фёдор!
Привезла! Привезла! Ура!
Всё это я слышала, стоя перед обитой тёмно-зелёной клеёнкой дверью. На прибитой к двери медной дощечке было выведено крупными, красивыми буквами:
Действительный статский советник
Михаил Васильевич Иконин
За дверью послышались торопливые шаги, и лакей в чёрном фраке и белом галстуке, такой, какого я видела только на картинках, широко распахнул дверь.
Едва только я перешагнула порог её, как кто-то быстро схватил меня за руку, кто-то тронул за плечи, кто-то закрыл мне рукою глаза, в то время как уши мои наполнились шумом, звоном и хохотом, от которого у меня разом закружилась голова.
Когда я очнулась немного и глаза мои снова могли смотреть, я увидела, что стою посреди роскошно убранной гостиной с пушистыми коврами на полу, с нарядной позолоченной мебелью, с огромными зеркалами от потолка до пола. Такой роскоши мне никогда ещё не доводилось видеть, и потому немудрено, если всё это показалось мне сном.
Вокруг меня толпились трое детей: одна девочка и два мальчика. Девочка была ровесница мне. Белокурая, нежная, с длинными вьющимися локонами, перевязанными розовыми бантиками у висков, с капризно вздёрнутой верхней губой, она казалась хорошенькой фарфоровой куколкой. На ней было надето очень нарядное белое платьице с кружевным воланом и розовым же кушаком. Один из мальчиков, тот, который был значительно старше, одетый в форменный гимназический мундирчик, очень походил на сестру; другой, маленький, кудрявый, казался не старше шести лет. Худенькое, живое, но бледное его личико казалось болезненным на вид, но пара карих и быстрых глазёнок так и впились в меня с самым живым любопытством.
Это были дети моего дяди Жоржик, Нина и Толя, о которых мне не раз рассказывала покойная мамочка.
Дети молча смотрели на меня. Я на детей.
Минут пять длилось молчание.
И вдруг младший мальчуган, которому наскучило, должно быть, стоять так, неожиданно поднял руку и, ткнув в меня указательным пальцем, произнёс:
Вот так фигура!
Фигура! Фигура! вторила ему белокурая девочка. И правда: фи-гу-ра! Толька верно сказал!
И она запрыгала на одном месте, хлопая в ладоши.
Очень остроумно, произнёс в нос гимназист, есть чему смеяться. Просто она мокрица какая-то!
Как мокрица? Отчего мокрица? так и всколыхнулись младшие дети.
Да вон, разве не видите, как она пол намочила. В калошах ввалилась в гостиную. Остроумно! Нечего сказать! Вон наследила как! Лужа. Мокрица и есть.
А что это такое мокрица? полюбопытствовал Толя, с явным почтением глядя на старшего брата.
Мм мм мм смешался гимназист, мм это цветок такой: когда к нему прикоснёшься пальцем, он сейчас и закроется Вот
Нет, вы ошибаетесь, вырвалось у меня против воли. (Мне покойная мама читала и про растения, и про животных, и я очень много знала для своих лет.) Цветок, который закрывает свои лепестки при прикосновении, это мимоза, а мокрица это водяное животное вроде улитки.
Ммм мычал гимназист, не всё ли равно, цветок или животное. У нас ещё этого не проходили в классе. А вы чего с носом суётесь, когда вас не спрашивают? Ишь, какая умница выискалась!.. внезапно накинулся он на меня.
Ужасная выскочка! вторила ему девочка и прищурила свои голубые глазки. Вы лучше бы за собой следили, чем Жоржа поправлять, капризно протянула она. Жорж умнее вас, а вы вот в калошах в гостиную влезли. Очень красиво!
Остроумно! снова процедил гимназист.
А ты всё-таки мокрица! пропищал его братишка и захихикал. Мокрица и нищая!
Я вспыхнула. Никто ещё не называл меня так. Прозвище нищей обидело меня больше всего остального. Я видела нищих у паперти церквей и не раз сама подавала им деньги по приказанию мамочки. Они просили «ради Христа» и протягивали за милостыней руку. Я руки за милостыней не протягивала и ничего ни у кого не просила. Значит, он не смеет называть меня так. Гнев, горечь, озлобление всё это разом закипело во мне, и, не помня себя, я схватила моего обидчика за плечи и стала трясти его изо всей силы, задыхаясь от волнения и гнева.
Не смей говорить так. Я не нищая!
Не смей называть меня нищей! Не смей! Не смей!
Нет, нищая! Нет, нищая! Ты у нас из милости жить будешь. Твоя мама умерла и денег тебе не оставила. И обе вы нищие, да! как заученный урок повторял мальчик. И, не зная, ещё чем досадить мне, он высунул язык и стал делать перед моим лицом самые невозможные гримасы. Его брат и сестра хохотали от души, потешаясь этой сценой.
Никогда не была я злючкой, но, когда Толя обидел мою мамочку, я вынести этого не могла. Страшный порыв злобы охватил меня, и с громким криком, не задумываясь и сама не помня, что делаю, я изо всей силы толкнула моего двоюродного братца.
Он сильно пошатнулся сначала в одну сторону, потом в другую и, чтобы удержать равновесие, схватился за стол, на котором стояла ваза. Она была очень красивая, вся расписанная цветами, аистами и какими-то смешными черноволосыми девочками в цветных длинных халатах, в высоких причёсках и с раскрытыми веерами у груди.
Стол закачался не меньше Толи. С ним закачалась и ваза с цветами и чёрненькими девочками. Потом ваза скользнула на пол Раздался оглушительный треск.
Трах!
И чёрненькие девочки, и цветы, и аисты всё смешалось и исчезло в одной общей груде черепков и осколков.
Глава V
Разбитая ваза. Тётя Нелли и дядя Мишель
Минуту длилось гробовое молчание. На лицах детей был написан ужас. Даже Толя присмирел и вращал во все стороны испуганными глазами.
Жорж первый нарушил молчание.
Остроумно! протянул он в нос.
Ниночка покачала своей красивой головкой, глядя на груду черепков, и произнесла значительно:
Любимая мамина японская ваза.
Ну так что же! прикрикнул на неё старший брат. А кто виноват?
Не я только! выпалил Толя.
И не я! поспешила не отстать от него Ниночка.
Так я, по-вашему, что ли? Остроумно! обиделся гимназист.
Не ты, а Мокрица! выкрикнула Ниночка.
Конечно, Мокрица! подтвердил и Толя.
Мокрица и есть. Надо пожаловаться мамзельке. Зовите сюда вашу Баварию Ивановну то бишь Матильду Францевну. Ну, чего рты разинули! командовал Жорж младшим детям. Не понимаю только, чего она смотрит за вами!