С тех пор, как все сделалось сложно и перестало получаться жить, он болел натужно, всерьез, тяжело и очень быстро надоедал окружающим еще бы! и никто не ухаживал за ним особенно и не дарил красную пожарную машину!
Налево или направо?..
Что он скажет мадам Митрофановой, если все-таки ему удастся до нее добраться?..
Добрый вечер, моя фамилия Шан-Гирей. Я решил нанести вам визит. Бумаги от Канторовича не привез.
Добрый вечер, я пришел проверить, не пристукнул ли вас не в меру темпераментный Владимир Береговой.
Добрый вечер, я только что расстался с единственным человеком, который казался мне близким. Во всем виноват я сам. Я ничего не смог ни стать надеждой и опорой, ни сделать ее счастливой, ни заработать кучу денег, ни принять ее со всеми женскими штучками, в общем, вполне безобидными! Я лез в бутылку, вредничал, капризничал, «считался», кто кому и за что больше «должен», зачем, зачем?.. Скажите мне, мадам Митрофанова, все дело в том, что я просто плохой, никуда не годный человек? Объясните мне, почему у меня все не то и не так?
Впрочем, как и подробно записанный маршрут, сама мадам Митрофанова потерялась и расплылась ему то вспоминался пионерский галстук, то ефрейторские лычки, то ее перепуганные глаза. Ко всему прочему, она еще оказалась Катюшей кто бы мог подумать!..
Зачем она уволила Берегового? Что именно произошло у нее с человеком по имени Вадим Веселовский действительно банальная любовная история или Анна Иосифовна выдумывает прекрасные сказки, уводя его от чего-то важного, главного? Почему Береговой орал, что Митрофанова во всем виновата? В чем именно?.. И что именно он собирается доказать? Что Митрофанова заколола ножом постороннего мужика в крохотной кладовой издательства «Алфавит»?!
А если с тем, другим, пока неизвестным ему Веселовским она обошлась точно так же, как с Береговым, значит, тот тоже имеет вполне веские поводы для ненависти! И труп! В конце концов, пока так и не установлено, кем был тот человек, что делал в издательстве и какое имел к нему отношение! Может, и он был когда-то оскорблен мадам Митрофановой?..
Впрочем, это уже гадание на кофейной гуще.
Кофе хочется. Очень крепкого и очень горячего.
Алекс дошел до какой-то тихой улицы, на которой не было ни машин, ни людей, повернул исключительно потому, что ему понравилась ее совсем не московская опрятность и даже некоторая дождливая уютность, похожая на европейскую. Пожалуй, надо начинать все сначала звонить Анне Иосифовне, извиняться, оправдываться, спрашивать адрес и маршрут, или таким образом он вскоре придет в Бельгию!..
Он сунул руку в карман, вместе с телефоном оттуда полезла какая-то бумажка, выпала, он подобрал и увидел, что это и есть маршрут с адресом как он умудрился ее потерять?..
Тихая улица, на счастье, оказалась той самой, записанной на бумажке. Без труда он разыскал дом, здесь не было никаких корпусов с дробями восемнадцать дробь три, корпус пять! и производить сложных вычислений, по какой именно улице числится нужный дом, не понадобилось.
Какая-то машина с работающим двигателем стояла возле подъезда, перегородив дорогу так, что пришлось обходить ее по луже. В ней сидел человек и тыкал в кнопки мобильного, и был так занят и озабочен, и погружен в свой телефон, и настолько ему не было дела до всяких человеческих букашек, вынужденных из-за его машины лезть в лужу, что Алекс ему позавидовал.
Уметь бы так!..
Он всерьез струсил, войдя в лифт, где оказалось грязно, как будто в нем только что перевезли небольшую отару овец. Он даже некоторое время думал, куда бы наступить половчее, и чуть не упал.
Что я ей скажу? Зачем я приехал? Как вообще стану с ней разговаривать?! Что подумает ее муж у нее есть муж?.. Или дети? Или родители?.. С ними со всеми наверняка тоже придется объясняться!..
Квартир на этаже оказалось всего две, и, сверяясь с бумажкой, зажатой для верности в кулаке, Алекс позвонил в ту, которая ему требовалась.
Или лучше уйти? Не создавать никому проблем?
В квартире громко говорили, слышались топот и даже плач, и, не раздумывая больше, Алекс толкнул дверь и вошел.
Везде горел свет, остро пахло бедой. Он очень хорошо знал этот запах нашатырного спирта, сердечных капель и еще какой-то дряни. Бабушка умирала именно в этом запахе. Вид у нее был виноватый, ей было неловко, что она умирает и доставляет родным столько хлопот и огорчений. Человек в белом халате чем-то колол ее, мать совала под нос нашатырный спирт, а она все смотрела на внука видишь, мальчик, как получилось?.. Ты, самое главное, не огорчайся, все это ерунда, подумаешь!..
На секунду Алексу показалось, что он потеряет сознание от страха, того, давнишнего, когда он понял совершенно отчетливо, что бабушка сейчас умрет и больше ее никогда не будет.
Нет. Остановись. Это чужая жизнь, чужая беда. Свою ты уже пережил.
Где-то что-то громыхнуло, потянуло сквозняком, входная дверь у Алекса за спиной с грохотом затворилась, и в коридоре возникла очень высокая растрепанная женщина, показавшаяся ему смутно знакомой.
Вы кто? издалека спросила она у Алекса. Врач? Проходите! Да быстрее, что вы возитесь!..
У нее за спиной кто-то зашелся в хриплом кашле, женщина пропала из глаз. Алекс ничего не понял.
Не надо никакого врача! прокашляли из комнаты. Ну, я же проси просила!
Лежи и молчи! Саша, держи ее!
Мадам Митрофанова сидела на узком диванчике, сильно наклонившись вперед. Окно было распахнуто, колыхалась белая штора, открывая чернильную уличную осеннюю мглу. Растерянный Александр Стрешнев совал ей ко рту стакан, а Митрофанова мотала головой, морщилась и пыталась отодвинуться. Повсюду разбросаны какие-то пакеты и свертки, а на стуле почему-то боком приткнулась корзина.
Здрасте, хмуро поздоровался Стрешнев и отвернулся.
За за зачем вы?.. Кто вас Митрофанова опять закашлялась и замотала головой.
Меня никто, сказал Алекс, помедлив. Я приехал с вами поговорить. Я не знал, что вы больны.
Она не больна! загрохотала издалека давешняя смутно знакомая женщина. Просто ее душили, и теперь она говорит не так чтоб очень!.. Да что ж такое происходит, господи боже ты мой!
Она выскочила из кухни, мешая ложечкой в очередном стакане очередную бесцветную жидкость. И уставилась на Алекса.
Вы кто?!
Он вздохнул и завел:
Меня зовут Александр Шан-Гирей, я работаю
Вы врач?!
Я же просила не вызы зы зывать никаких врачей!.. прокашляла Митрофанова.
Да я никого и не вызывала, он сам вперся! На, выпей теперь вот это!
Я не могу. Я не могу глотать.
Так, все!.. Я звоню в «Скорую»!
Не не на да
Нада! отчеканила женщина. В «Скорую» и в милицию!
Расскажите мне, негромко попросил Алекс стрешневскую спину. Что случилось?
Спина сделала оборот, Стрешнев глянул на него, глотнул из стакана, который держал в руке, и сморщился.
Екатерину Петровну, он подбородком указал на Митрофанову, которая корчилась на диване, словно уточнил, что именно эту Екатерину Петровну, кто-то пытался Ну, в общем, на нее напали и чуть не убили. Мы приехали, дверь открыта, она на полу. Мы ее подняли и перенесли сюда.
Маня, не звони никуда, выговорила Митрофанова таким голосом, как будто наглоталась папиросной бумаги, ты что, не понимаешь, что этого нельзя делать?!
Алекс подошел и присел перед ней на корточки. Лоб у нее был очень белый и блестел от испарины, под глазами чернота, на щеках лихорадочные пятна и белые пленки на губах.
Скажите хоть вы ей. Митрофанова облизнула губы. Скажите, что нельзя. Анна Иосифовна не переживет.
На шее у нее был длинный и узкий рубец, огненный, полыхающий.
Душили? Митрофанову пытались задушить?! Вот только что?! Совсем недавно?! Пока он бродил по улицам, потеряв в собственном кармане бумажку с ее адресом?!