Но больше всего она беспокоилась об исчезновении маленького мальчика с первого этажа. Раньше Эдит каждое утро перед уходом на работу искала сына Нюсбаумов и находила его сидящим в холле, в окружении карандашей и бумаги. Она останавливалась поздороваться с ним, и он показывал Эдит, что нарисовал за день. Она хвалила его и советовала продолжать рисовать. Но однажды он, с его невинным личиком и аккуратными рисунками, не появился. Вся его семья просто ушла, накинув на спины плащи и таща за собой шаткую тележку с пожитками.
Хоть она и старалась сосредотачиваться на подробностях собственных рабочей и домашней жизней, Эдит все же глубоко переживала происходящие в Мюнхене перемены. Сейчас ей больше, чем когда-либо, не хватало комментариев отца о текущих событиях они дали бы ей ориентир, чтобы хоть как-то разобраться в пугающих изменениях, происходящих вокруг них.
Эдит?
Она повернулась и увидела, как папа смотрит на нее широко раскрытыми блестящими глазами, будто увидел ее после долгой разлуки.
Да, папа! со смехом сказала она.
Он протянул ей собаку Макса.
Полагаю, это твое.
Эдит уставилась на глазки-пуговки, которые мама столько раз за прошедшие годы пришивала и перепришивала. Когда она была маленькой, Макс жил у нее в постели, а когда стала девушкой был позабыт. Когда однажды, вскоре после смерти мамы, отец, болезнь которого тогда только началась, нашел Макса, он вцепился в него как в любимого питомца.
Макс, сказала она и погладила выцветший мех зверюшки. Но я не хотела бы его потерять. Она положила игрушку обратно в руки отца. Приглядишь за ним для меня?
Отец положил потертую плюшевую собачку себе на колени.
Хорошо, разочарованно сказал он.
Я так тебя люблю, папа, сказала Эдит, сжимая руки отца. Она изо всех сил старалась не дать голосу сорваться.
Когда отец задремал в кресле, Эдит пошла на кухню к Генриху. Тот вытирал старым полотенцем посуду и складывал ее на деревянную полку над кухней.
Она уже не вернется, да? Женщина в плаще?
Эдит вздохнула.
Боюсь, что нет. Придется завтра рано утром звонить в агентство. Проблема в том, что он стал таким упрямым! Они же должны быть профессиональными сиделками, но даже не знают, как заставить его делать самые простые вещи! Я не знаю, как быть.
Эдит почувствовала, как Генрих положил ей руку на спину. Она остановилась и опустила голову, уткнувшись лбом в грудь Генриха. Его руки опустились ей на бедра и там замерли. Несколько минут они так и стояли в объятиях друг друга.
Я не имею права нагружать тебя этим, когда у тебя есть дела поважнее, сказала она. Прости.
Эдит уткнулась лицом в его хлопковую рубашку и почувствовала под тканью его худощавую, твердую грудную клетку. Слушая, как громко тикают часы в коридоре, она вдохнула его чистый мужской запах. Как сказать ему, что он не единственный, кто получил повестку?
Эдит мягко начал он. Мне назначили дату. Я должен прибыть на Hauptbahnhof[12] через две недели. Он, должно быть, почувствовал, как она застыла в его объятиях, и помедлил. Я просто хочу, чтобы ты знала, что что бы ни случилось
Тссс, сказала она, прижимая палец к губам и качая головой; ее светло-коричневые кудри щекотали ей щеку. Не сейчас. Давай немножко продлим этот момент?
4
Чечилия
Милан
Декабрь 1489
Есть живая. Я чувствую, как она ползет.
Где?
Да вот же. У меня за ухом.
Чечилия Галлерани почувствовала, как толстые и мозолистые пальцы матери скользят по ее темным прядям волос, распутывая завитки. Мать защипнула волосок обломанными ногтями и так сильно дернула, что Чечилия прикусила губу. Она услышала, как мать коснулась рукой стоящей рядом маленькой мисочки с разбавленным водой уксусом, на поверхности которого плавали крохотные дохлые белые гниды.
Поймала?
Раздраженное покашливание. «Она успела проскочить. Будешь ты сидеть спокойно?»
Волна головной боли медленно накатила на лоб Чечилии.
Сколько часов они сидят здесь в свете окна?
Через оконную раму миндалевидные глаза Чечилии всматривались в холодный туман, лежащий густым слоем на внутреннем дворе. Она проследила взглядом за голубкой, вспорхнувшей с голых ветвей на высокий подоконник, откуда открывался вид на пустые симметричные пешеходные дорожки внизу.
Какое странное место этот тяжеловесный неприветливый каменный замок с неприступными башнями и расхаживающими по верхним галереям воинами! Как он далек от сияющих на солнце площадей и шумных оживленных улиц ее родного города!
Когда за день до этого их карета ехала по улицам Милана, Чечилия наблюдала, как плоский и скучный ландшафт внезапно превратился в нагромождение прекрасных зданий и людных улиц. Они медленно пробирались сквозь толчею, и на мгновение ей удалось увидеть остроконечные белые шпили строящегося миланского собора. Мимолетно она увидела горожанок с длинными косами, спрятанными под шелками и прозрачными слоями вуали, обутых в отделанные мехом кожаные сапоги по колено. От дыхания их в холодном воздухе поднимался пар. Чечилию восхитил их странный миланский говор, звучащий резко и отрывисто и в то же время слетающий с губ подобно песне. Она разобрала несколько знакомых слов, но горожанки говорили слишком быстро, и она не могла уловить смысл.
После долгого путешествия они добрались до замка Сфорца на окраине города. Вооруженные копьями и арбалетами стражи опустили мост через ров, и по замку Сфорца через тоннельные ворота в укрепленный внутренний двор гулким эхом разнесся цокот копыт.
Ай! Я чувствую, она опять шевелится.
Опять раздраженное цоканье языком. Мать грубо провела расческой по ее спутанным волосам.
Право, Чечилия, я не понимаю, какой в этом смысл. Через несколько дней их все равно надо будет остричь.
Это еще не решено. Чечилия ощутила знакомый холодок в животе.
Мать была права. Конечно, все так и есть. Ее старший брат Фацио, мамина величайшая гордость, названный в честь отца и ставший его преемником, дал это понять четко и недвусмысленно. Он уже договорился с Бенедиктинскими сестрами в Сан-Майрицио-аль-Монастеро-Маджоре. Чечилии объясняли, что она должна понимать, как ей повезло. Только благодаря положению, которое занимает при дворе Милана ее брат, тосканский дипломат положению, которого в свое время так и не удалось достичь ее отцу, несмотря на годы службы просителя в герцогском суде, у нее появилась такая уникальная возможность. Из-за этого в первую очередь они и приехали теперь сюда, в этот неприветливый дворец.
Уже скоро, вполголоса произнесла мать. Чечилия украдкой бросила взгляд на смуглую руку и плечо матери, толстые, как поросята у них дома в Сиене, и почувствовала, как их обеих, сидящих у окна, охватили неловкость и смущение. Просто смешно ее смуглая толстушка мать сидит здесь среди бледных дам двора герцога. Какое место они обе здесь занимают? В Сиене они высоко держали голову, жена и дочь просителя при миланском дворе. Но здесь, в этом холодном дворце, в резиденции его светлости герцога, Чечилия и ее мать по положению несильно отличались от простых крестьянок. Она была уверена, что видела, как местные дамы в шелковых платьях смеются над ними, прикрываясь перчатками и веерами. Как же быстро изменилась ее судьба!
Всего несколько месяцев назад она считала, что ее ждет совершенно другая участь. Она была помолвлена с Джованни Стефано Висконти договоренность, заключенная, когда она едва научилась ходить. Это было идеальное решение как говаривал ее отец, выдать младшего ребенка, единственную дочь, за Висконти, представителя благородной миланской семьи, имеющей связи с семейством герцога Сфорца. В самом Джованни не было ничего особенного, не больше чем бесхитростная усмешка мальчишки, который еще не успел стать мужчиной. На носу у него была целая россыпь веснушек, а широкие плечи отцовского пальто свисали с его тощего туловища, но Чечилии было достаточно знать, что она обретет безопасность и уверенность, породнившись с уважаемым семейством. В ознаменование договоренности была проведена церемония обручения, столь же законно обязывающая, сколь формальная и бесчувственная. Но Чечилия чувствовала себя защищенной и была довольна этим соглашением. В любом случае общество мальчиков и мужчин было ей не в новинку. Она росла в доме с шестью братьями и привыкла к беспорядочной суете, которую они создавали. Провести остаток жизни в женском монастыре казалось самой скучной участью из всех возможных.