Полина, молчавшая до сей поры, не выдержала.
Вера Степановна! Мне кажется, Вы намеренно хотите меня унизить.
Та подняла от удивления брови, но совладала с желанием поставить невестку на место.
Ну, что ты, Поля! Я просто переживаю за ребят.
Девушка, расправив плечи, готовилась к перепалке, но, решив, закончить нелицеприятную беседу, сказала:
Спасибо. Я пожалуй пойду посижу в комнате.
После того как она вышла, Вера Степановна погладила внука по голове и подмигнула ему.
Мама, зачем ты? начал Кирилл.
Вздохнув, та покачала головой.
Не обижайся, сын! Все хорошо.
Чего ж хорошего? запротестовал он, Вы обе как с цепи сорвались.
Вера Степановна вдруг наклонилась и сказала ему тихо:
Что-то не так с твоей Полиной. Не узнаю я ее. Ты сам-то не видишь? Грубит, дерзит!
Немного опешив, он уставился на мать, пытаясь понять, в своем ли она уме. Иногда она становилась невыносимой. Собираясь резко ей возразить, Кирилл вовремя вспомнил, что сегодня ее день рождения, и выдохнул.
Мам! Ты делаешь все, чтобы мы поссорились.
Прости! она накрыла ладонью его руку, Прости старуху! Совсем из ума выжила.
Мам! Мне кажется, ты не справедлива к Полине. Я тебя прошу, будь к ней добрее!
Тополев приобнял Веру Степановну и грустно улыбнулся.
Вернулись они домой к девяти вечера. Полина, как ни в чем не бывало, сразу же пошла спать, а он еще некоторое время пытался читать какой-то третьесортный детектив, но одолевавшие мысли постоянно уводили от сюжета. Кирилл не мог не признать, что в их отношениях с женой произошли изменения.
Он не мог точно сформулировать, в чем эти перемены выражались, но однозначно стало иначе. Полина стала реже произносить его имя, прикасаться к нему, и вообще, начала сжиматься при его появлении.
Вот и сейчас Тополев не спешил ложиться в общую постель, хотя раньше ему и в голову не приходило валяться на диване, пока она не уснет. Пройдя в спальню, Кирилл проверил сына. Димка посапывал в своей детской кроватке. Подумав, что ребенку уже нужна полноценная кровать, он решил заняться этим на следующей неделе. Вернувшись в гостиную, он прилег на диван.
Проснулся он тут же. Круглые настенные часы с перламутровым циферблатом показывали шесть. Растерев затекшую шею, Тополев накрыл спинавшего одеяло Димку и направился в ванную, хотя на работу он вставал обычно часом позже. В зеркале на него смотрел тридцатидвухлетний мужчина с опухшим небритым лицом и красными глазами.
Утром встал и уже устал, вспомнил он поговорку. Смочив веки холодной водой, он полез в душ, откуда вышел гораздо бодрее. Решив сегодня не бриться, Кирилл аккуратно уложил послушные волосы, зачесав набок вьющуюся челку, и одобрительно кивнул отражению. Спортом Тополев уже давно не занимался, но и лишним весом не страдал, хотя дополнительная мышечная масса бы не помешала.
На работу он ушел, когда Полина и Димка еще спали. Зайдя в свой офис, Кирилл включил кофемашину и приготовил себе «американо». Пожалуй, нет ничего более бодрящего, чем утренний кофе. Он сразу почувствовал желание что-то делать. Проверив почту, он практически за час закончил отчет, начатый еще вчера до полудня, и отправил его начальнику по локальной сети.
Решив пройтись по кабинетам отдела, Тополев вышел из офиса. Сотрудники относились к нему скорее, как к старшему товарищу, а не как к начальнику. С одной стороны, это способствовало взаимопониманию, но с другой нередко расшатывало дисциплину, а о ее непреложной роли в коллективе Кирилл убеждался уже не раз. Заглянув в кабинет с пятью рабочими модулями, он обратил внимание на отсутствие двух подчиненных.
А где Гуляев с Копыловым? спросил он у остальных.
Те лишь пожимали плечами, даже не оторвавшись от мониторов.
Доброе утро! мимо него протиснулся радостный Гуляев.
Почему опоздал? поинтересовался Тополев.
Взглянув на часы, тот улыбнулся.
Да всего-то на полчасика.
Развернувшись, Кирилл направился к выходу.
Ко мне зайди через пять минут!
Тополева колотило. Он готов был взять этого наглеца и приложить улыбающейся рожей об стол. Однако через пять минут он уже взял себя в руки и поглядывал на дверь.
Разреши?
Кирилл не стал разводить воспитательные разговоры.
Пиши заявление!
Какое заявление? опешил тот.
Тополев невозмутимо положил на стол листок бумаги и ручку.
Ты тут больше не работаешь.
Это как?
Парень замер в ступоре.
Или за прогул. Выбирай! усмехнулся Кирилл, Ты, кстати, вчера вообще на работе не был.
У меня уважи
Пиши! перебил его Тополев, и Гуляев, видно, окончательно понял, что дело серьезное, Все пароли и файлы передашь мне!
Спустя двадцать минут его вызвал Куницын.
Кирилл, зайди ко мне!
Тополев постучал в дверь и тут же открыл ее. Молоденькая секретарша, направляясь к выходу ему навстречу с папкой, испуганно вскинув на него взгляд, смутилась и поспешила покинуть кабинет начальника.
Вы получили отчет? спросил он.
Тот пробормотал что-то вроде «не смотрел еще».
Что там с Гуляевым у тебя случилось?
Уже наябедничал, подумал Тополев. Теперь понятно, почему паренёк так нагло себя ведет. Интересно, что их связывает?
Ничего особенного. Он решил покинуть наш коллектив.
Вроде бы по твоей инициативе? скривился Куницын, Неплохой он парень, Кирилл.
Тополев усмехнулся.
Тогда забирайте его к себе куда-нибудь! Пусть Вам мозги выносит!
Начальник открыл рот, явно не ожидая такого выпада.
Может, тогда тебе подумать о другой работе? предложил Куницын, наливаясь краской.
Не Вы меня на работу брали, не Вам и решать, где мне работать!
Тополев почувствовал, как дрожит подбородок. Чтобы не выплеснуть накопившуюся ярость на начальника, он заставил себя развернуться и выйти. Больше звонков от начальства не было, а к вечеру он узнал, что Гуляева перевели в другой отдел.
****
Иван Андреевич Рощин открыл ящик стола и с удовлетворением обнаружил, что в бутылке осталась еще треть водки. Грузный с обвисшими щеками и подбородком, недавно отметивший свой полувековой юбилей, он казался старше лет на десять. Дополняла образ пару месяцев назад появившаяся одышка и мешки под глазами, скрываемые им под очками с тонированными стеклами.
Главным врачом частной клиники со странным названием «Исида» Рощин стал год назад совершенно случайно. В баре, где он проводил почти каждый свой вечер, к нему подсел мрачного вида лысый человек, угостивший его пивом и предложивший высокооплачиваемую работу. В минуты трезвости, что, прямо скажем, бывало нечасто, Иван Андреевич вполне себе мыслил адекватно, а по сему понимал, что такое предложение поступает не просто так. Однако, взвесив все «за» и «против», он его принял, ухватившись скорее не за деньги, а за возможность оказаться в центре хоть каких-нибудь событий.
Тяжело пережив развод с женщиной, прожившей с ним в браке двадцать лет, а потом и потерю работы в одном из ведущих научных институтов столицы, Рощин всерьез поставил перед собой цель завязать с алкоголем, а для этого, как он считал, нужно настоящее дело, и предложение того мужика в баре показалось ему подходящим.
В течение всего года он честно пытался побороть порочную привычку, однако надолго его не хватало, да и работа не требовала особых усилий, и Иван Андреевич махнул рукой, продолжая сваливаться в непотребное состояние и теряя последние признаки нормальной личности.
Чем занималась клиника, он не слишком интересовался, но догадывался, что в ее стенах происходит что-то странное. Застать его в твердом уме можно было только с утра. Тогда и приносили на подпись документы, среди которых он видел истории болезни пациентов, чудесным образом исцелившихся от тяжелейших недугов. Впрочем, ничего плохого Иван Андреевич в этом не находил, и со спокойной совестью к обеду удалялся в «свой мир».