Рубль штучка, десять кучка
Хорошо, это был первый опыт, разовый. А дальше?
А дальше мы стали с Андреем Михайловым печатать книжки-дайджесты политической литературы. Это сейчас пресса не в почёте, а в то время газеты, подписки просто зашкаливали. Миллионные тиражи были, и многие журналы, газеты невозможно было достать. Мы собирали материалы на одну тему, скажем, на политическую, и печатали брошюрки. Такие своеобразные дайджесты. И они пользовались очень большим спросом.
Вы продавали их?
Конечно, продавали. Рубль за штуку. Это как в советском фильме, про апельсины: рубль штучка, десять кучка. И у нас так же было. Мы первые в стране начали печатать учебную и специальную литературу для преподавателей, для заместителей директоров школ по воспитательной работе, для пионервожатых и так далее. Мы разместили рекламу во всесоюзной «Учительской газете», что продаём такие-то книжки. И у нас посыпались заявки со всей страны. Наличная выручка в день могла достигать 89 тысяч, и это шло месяцами.
Но лавочка закрылась. Во-первых, времена стали потихоньку меняться, а во-вторых, пришла жалоба в обком партии, что кому-то мы там что-то не дослали. Хотя деньги брали только тогда, когда люди получали заказ, работали по отложенным платежам. Но тем не менее, на нас пожаловались.
А потом меня поставили перед выбором. Один из коллег сказал, что нехорошо работать в горисполкоме и заниматься бизнесом. Кстати, закон в то время это позволял. И я принял решение уйти на вольные хлеба. Так появилось наше предприятие.
Первые деньги на предприятии мы получили как раз за педагогическую литературу от нашего пединститута 15000 рублей. Людмила Ивановна Белозёрова, завкафедрой психологии, сказала, что нужна книга «Цветные матрицы Ровена», мол, её просто на разрыв заберут. Мы её издали. И она ушла очень большим тиражом. Это было одно из первых цветных изданий.
Следующее, на чём мы заработали, Зинаида Гиппиус, «Последние стихи». Тираж был 25000, а стоимость 3 рубля. Продали всё.
Почему вы взяли Серебряный век и из Серебряного века Зинаиду Гиппиус?
Мы шли по пути «кого не издавали». Гиппиус девушка странная всё-таки, и странности её характера отразились на странностях её литературы. Читать Гиппиус непросто, понимать ещё сложнее. Потом домашние рецепты печатали, естественно, не обошлось без эротики. Мы сделали тираж тысяч 100, влёт ушло. Потом снова стали педагогическую литературу печатать, а дальше вышли на упаковку.
А вы печатали это всё в том подвале, или это как-то трансформировалось?
Нет, подвал остался в 1980-х. Мы взяли переплётную мастерскую, которая загибалась, там из оборудования был только лобзик и бумагорезательная машина, станок старый-старый, допотопный. Два мужика на всю типографию, переплётчик и резчик бумаги, и куча женщин, которые меня в первый же день знакомства научили по-хорошему материться. Я до этого очень скромный был, всё-таки в семье и на работе не принято было ругаться. А тут меня такому трёхэтажному научили, что я долго осваивал эти слова и словосочетания. И самую громкую девушку, которая сказала, где мне надо быть и куда идти (я туда, кстати, не согласился идти), пригласил на следующий день к себе в кабинет.
Кабинет у меня был тогда на улице Горбачёва, а наша так называемая переплётная мастерская, или типография, на Молодой Гвардии. И вот пока она шла ко мне, я понял, как с ней общаться. Из хороших слов мне там единственное было сказано: «Сынок». Дальше всё непечатное. Я ей говорю: «Ты мне, конечно, не мамочка» А, нет, не так. «Вы мне, конечно, не мамочка» И подкинул ей трудовую книжку. Всё это было при сотрудниках, и они поняли, что со мной надо считаться. Дальше мы начали развивать производственные процессы, вникать в технологии, поняли, что незачем писать лобзиком по фольге, когда можно купить шрифты. Нашли их в московской типографии, привезли сюда и наладили выпуск.
Сначала у нас стали получаться красивые обложки восстановленных книг, которые нам сдавали в переплёт. Потом появились подряды от банков и государственных структур. Мы переплетали книги, документацию тогда же всё было в бумажном виде.
Это было до упаковки? Дальше была фабрика, которая есть сейчас?
Упаковка появилась случайно. Мы поехали с друзьями отдыхать в Турцию. Все газеты прочитали, пиво пить уже не хотелось. Лежал на солнце, смотрю, у мусорки журнал на русском языке «Тара, упаковка». Почитал интересно. А в конце журнала небольшая заметочка: «Производится набор группы для поездки и обучения в Италию на предприятие сферы упаковки».
Смотрю, вроде сроки уже прошли. Но послал анкетку. И меня взяли в эту группу. В Италии первый раз увидели микрогофрокартон. Здесь никто ещё не знал, что это за продукция. И в последний вечер я на спор говорю: «Мы сделаем эту упаковку через месяц!» А сам уже думаю: надо эту где-то микрогофру найти.
Нашли! Сделали печать, заламинировали первые в стране никогда никто не делал верхний лайнер ламинированным. Получилась коробка. У нас она называется «Ерофеич», для Слободского ликёроводочного завода делали. И заказы посыпались как из рога изобилия. Стали потихоньку развиваться. В то время мы были одними из монополистов в этой сфере.
В том, что в бизнесе получилось, виноват филфак
Почему филфак?
Там история была простая. Я, когда поступал в институт, подавал заявление на исторический факультет. Но по конкурсу не прошёл. И меня и ещё 11 человек с удовольствием забрали на филфак. Среди нас Александр Перминов, Серёжа Редькин, много других. Все очень неординарные оказались. Про нас даже статья вышла в газете «Комсомольское племя», называлась «Мальчишки с филфака».
Мы как мальчишки с филфака сделали сенсацию не только в филологии выиграли первенство по футболу. Хотя у нас запасных даже не было. Зато за нас болели! Пришло 400 человек: девочки с филфака, преподаватели. И все кричали: «Филфак, филфак!» После победы взяли акацию, которую нам подарили, и с ней ходили вокруг главного корпуса и кричали: «Филфак чемпион!». На следующий день меня пригласил ректор и говорит: «Андрей, всё хорошо, но вести себя надо скромнее. Зачем вы поставили лестницу и лезли на третий этаж к девочкам в общежитие?» Объяснить это было сложно, кроме как: «Мы одержали победу, хотелось поделиться радостью». Да, филфак во многом получился случайно, но очень много дал. У нас были хорошие преподаватели. С Аркадием Николаевичем Макаровым, к слову, бизнес первый издательский начал. Гиппиус это ж с его подачи. Там же познакомился с очень хорошими, интересными людьми: Володя Луков это проректор МПГУ на Ленинских горах, жена у него один из ведущих в то время в Союзе дизайнеров. Она как раз сделала товарный знак нашего издательства. Поэтому, я думаю, в том, что в бизнесе получилось, «виноват» филфак.
Благодаря людям?
Да, потому что главное, чему нас учили, это коммуникации. Сейчас основная проблема о чём поговорить. Если филолог зашёл, он мёртвого уговорит. Когда мы газеты печатали, тиражи были большие, не хватало бумаги. А за счёт того, что приходишь «ля-ля, три рубля», что-то где-то достал, где-то вовремя поздравил, зашёл, посидел Получалось, мы всё, что нужно, находили.
Усы появились в 7-м классе
Ваш имидж усы и бритая голова когда появились?
Усы у меня появились в 7-м классе, как ни странно. У меня же корни итальянские. Почему брить не стал? Сейчас уже не скажу. А когда пошёл в армию, с ними было привычно. Ну а потом уже имидж, а в 90-е годы
Бренд.
Бренд. Когда я пошёл на выборы, был агитационный флажок с солнышком, которому дорисовали усы-щётку. И везде начали над этим стебаться. Креативная команда Никиты Юрьевича[2] тоже сделала своё дело, когда они на меня разные мультяшные образы запускали. Я этого сейчас не боюсь уже.