Так что важных сведений, могущих пролить свет на ужасное убийство, не случилось.
Вот что, господа, напутствовал сыскных агентов Филиппов, придётся вам поговорить с вашими добровольными помощниками, особенно из среды «камелий». Может быть, они что-то видели или слышали. Жду вас всех с результатами.
Владимир Гаврилович, чем так привлекло убийство? «Камелии», усмехнулся один из чиновников по поручениям, знают, на что идут, когда выходят на панель.
Привлекло меня одним жестокостью, с которой оно совершено, пожевал ус начальник сыскной полиции и добавил: Да, иной раз режут наших девиц, стреляют в них, но не проявляют такой звериной кровожадности. А здесь он покачал головой. Можете думать, что у меня нехорошее предчувствие.
На этом разговор завершился.
Бубнов взял с собою Симку последний знал в окрестностях Ново-Александровского рынка если не каждую собаку, то многих обитателей. Мог помочь в разговоре с девицами, как правило, не слишком откровенными с фараонами, особенно из сыскного отделения.
Жалко Аньку, сказала одна из «камелий», уже не первой свежести, но сохранившая остатки былой красоты. Молодая была, весёлая и посмотрела куда-то в сторону.
Ты говори, видела её или нет? вмешался в разговор Симка.
Бубнов одёрнул парня: мол, здесь я старший, и сам знаю, какие вопросы задавать.
Чего ты пылишь? Она даже не посмотрела на Красного. Не мешай с умным человеком беседу вести.
Иван Григорьевич посмотрел на Симку и покачал головой. Всё испортить может.
Вчера не встречала Анну? спросил Бубнов.
Вчера, вчера наморщила лоб женщина. Для меня все дни на один и продолжила матерно, ничуть не смутясь, словно так и надо.
Ну, ты!.. сыскной агент опять одёрнул сожителя Блюментрост.
Днём видела я её, внезапно сказала женщина.
Где? теперь уже не выдержал сам Иван Григорьевич.
Вон на том углу, ткнула папиросой на угловой дом «камелия».
С ней кто-то был или подходил? Беседовала она с кем-нибудь?
Вроде нет. Женщина пожала плечами, но почти сразу вспомнила: Вру, обрадовано сказала она, даже брови вздёрнула, с Матрёной, которая себя Дианой называет, и, посмотрев на Симку, добавила: да ты её знаешь, с рожей такой масляной, и снова взмахнула руками.
В котором часу они беседовали?
В точности сказать не могу, часов тут рядом нету. Может, в пятом, может, в шестом. Не знаю, трёхчасовой колокол вроде бы звучал, а вот до вечернего дело не дошло.
Где эту Матрёну-Диану найти? поинтересовался Бубнов.
Да тут была, недавно её видела.
Где?
На том же углу, где Анька с ней лясы точила.
Иван Григорьевич кивнул мол, благодарствую.
Херувимчик красненький, ласково сказала «камелия», обращаясь к Симке, ты ныне один как перст остался, ты только пальчиком помани, так я сразу к тебе прилечу. Ой, как приласкаю! В довольствии останешься.
Симка дёрнул головой, словно взнузданная лошадь, и демонстративно плюнул на землю, даже не посмотрев на женщину.
Ты эту Матрёну-Диану знаешь? спросил его Бубнов, когда они отошли на несколько шагов..
Кто ж её не знает, ответил молодой человек нехотя, но без особого раздражения.
Тогда показывай.
Показать-то покажу, но если она с кем-нибудь в постели, то не обессудьте.
Неужели не знаешь, куда она водит мужиков? допытывался сыскной агент.
Знаю, коротко сказал, словно выплюнул, Симка. Не раз бывал.
Матрёны-Дианы не оказалось возле домов, где она обычно прогуливалась в поисках клиентов. Поговорили ещё с двумя девицами, но те ничего не видели и вчерашним днём с Анной не встречались. Про Матрёну сказали, что с полчаса тому увела солидного купца в номера дешёвой почасовой гостиницы, расположенной по соседству.
Если будем ждать, то, может статься, прождём и до утра, посетовал Бубнов. Конечно, я могу и умолк.
Пошли, резко бросил Симка Красный, время не ждёт. Вдруг изверг из столицы уедет?
Иван Григорьевич пошёл следом.
Возле Ново-Александровского рынка собирал сведения не только Бубнов, но и чиновник по поручениям Алексеев. Невысокий подвижный мужчина с седыми висками и неизменно грустным взглядом появился на Конной улице ближе к вечеру, когда большинство петербургских «камелий» выходит на охоту на мужчин с тугими кошельками. Прошёлся, помахивая тростью, приглядываясь как бы рассеянно к здешним обитателям и ночным хищницам. Затем неприметно кивнул одной из девиц, давая понять, что хочет с нею поговорить.
В подворотне через шесть домов они перекинулись парой слов. Девица уже знала о смерти одной из ночных тружениц, но толком ничего рассказать не могла. Когда Алексеев уже собирался уходить, она тронула его за рукав и тихо спросила:
У нас тут страху нагоняют, говорят, что не первую изверг под нож пустил. Бают, что фараоны всё скрывают. Правда?
Враки, обернулся чиновник по поручениям, убита одна. Ничего мы не скрываем, просто хотим быстрее поймать, как ты сказала, изверга.
Мне страшно, призналась девица. Когда вы его изловите?
Скоро, и пошёл беседовать с другими помощниками, поставляющими столь необходимые для каждого сыскного агента сведения.
К вечеру истоптал башмаки, но ничего нового, проливающего свет на преступление, узнать не смог. Девица оказалась как призрак ещё при жизни: вроде бы её видели, а вроде бы и нет. Но скорее всего, попросту не обратили особого внимания ведь каждый день «ночных бабочек» похож на предыдущий, меняются только лица мужчин, размер их кошельков и предпочтения.
Бубнов с Симкой зашли в гостиницу. Сразу же в нос шибанул запах какой-то затхлости, но запустения не ощущалось. Входили и выходили парочки, явно не за тем, чтобы поговорить о высоком искусстве. Красный ещё на улице попросил Ивана Григорьевича не махать сыскным жетоном, а предоставить разговор со служащими гостиницы на предмет, в которой из комнат сейчас находится Матрёна-Диана.
Не прошло и минуты, как Симка поманил взглядом Бубнова: мол, следуйте, господин хороший, за мною.
В десятом, сказал Красный и добавил, во втором этаже.
Остановились перед дверью с небольшой медной, потемневшей от времени табличкой, на которой были витиевато изображены цифры 1 и 0.
Иван Григорьевич поднял руку, чтобы постучать, но Симка удержал.
Дверь отворилась, и на пороге возникла фигура чиновника по поручениям Кунцевича. Обеспокоенный взгляд и каменное выражение лица говорили о новых проблемах, низвергшихся на чёрных крыльях на сыскную полицию. В руке Мечислав Николаевич держал светло-коричневую папку с тёмными тесёмками.
Разрешите?
Заходите, поднял взор на вошедшего начальник сыскной полиции, присаживайтесь. Что у вас?
Полюбуйтесь, Кунцевич развязал тесёмки, достал из папки конверт и протянул Филиппову.
Что это? тот повертел в руках распечатанный конверт.
Вы прочтите письмо.
Владимир Гаврилович углубился в чтение.
«Пять лет тому назад не имеющий ни родных, ни знакомых, я подлежал в Кишиневе отбытию воинской повинности. Не имея шансов на освобождение от военной службы, я по капризу судьбы вытащил несчастливый 26-й номер и был забрит в солдаты. После присяги я был отправлен в Тирасполь, где зачислен в астраханский драгунский полк. Прослужив шесть недель, я решился бежать и, как вы понимаете, моя родина стала мне мачехой. Вскоре я очутился в чужом для меня государстве, которое должно было заменить мне отечество. Но увы! Я не полюбил ни Галиции, ни Австрии, которая меня приютила. В одном маленьком городке я встретился с другим дезертиром.
Дезертир этот, настоящего имени коего я выдать не смею, пусть будет Дмитрием, страдал чахоткой. Я ухаживал за ним, но недолго, ибо чахотка не оставляет человеку шанса на жизнь. И вот перед самой смертью он доверил мне свою тайну, которую хранил много лет: