Помню, как почувствовала первые шевеления внутри своего тела. Это было так страшно и так волнительно. Сразу догадалась, что это он. Мой ребенок пинается.
Еще порядка трех месяцев я была тихо счастлива, что теперь не одна. Мне удалось найти очередную подработку и это тоже вселяло надежду, что все может получиться.
Но скрывать беременность дольше не представлялось возможным. Несколько бессонных ночей я подбирала слова, чтобы рассказать обо всем бабушке. Мне удалось узнать, что на аборт точно отправить не смогут, срок уже большой. Им придется принять мой выбор.
Наивная!
Узнав о моей беременности, бабушка была в шоке. Она кричала на меня, плакала. Разочарование в глазах деда я никогда не забуду. Он просто перестал со мной разговаривать. Насте запретили ко мне подходить.
А меня? Меня снова выгнали из дома. Отправили к матери, чтобы она принимала решение, что делать со мной дальше.
В тот дом я ехала, будто на казнь. Если до этой минуты единственным страхом был только отчим, то сейчас я не за себя боялась, за крошку, что чувствует мое настроение и активно толкается в животе, спрятанном под дутой курткой.
Что опять случилось? мама спросила с порога.
Я беременна, честно ответила ей, сняла куртку и продемонстрировала живот.
Твою мать!!! выругалась она. Миша! зовет отчима. Ты посмотри на нее! Лина, ты Да я не готова еще бабушкой стать! Ты сдурела? Почему раньше не сказала?!
Я прошла на кухню, села на край дивана. Отчим волком кружит вокруг меня давя своим ненавидящим взглядом. Мужчина тяжело дышит. Его ноздри дергаются. Мне страшно. Я прикрываю от него живот, обнимаю его руками.
Нет. Этого ребенка не будет! кричит мама.
Аборт делать уже нельзя, говорю ей.
Отчим подходит ближе и делает то, что ввергает меня в шок. Он садится у меня в ногах, обнимает колени и плачет в голос говоря фразу, которая въелась мне под кожу на всю жизнь. Ее запомнила я, но тогда не услышала мама.
Как ты могла, Лина? Я ведь растил тебя для себя. Как ты могла?!
Долго в тот вечер еще все кричали. Я плакала и пыталась убедить мать, что не отдам этого ребенка. Он мой. Я буду для него самой лучшей мамой. Только всем плевать. У меня нет права голоса и на следующее утро меня отвезли к гинекологу.
В женской консультации осмотрели, сделали УЗИ. С малышом все хорошо. Он совершенно здоров и прекрасно развивается для своего срока в шесть с небольшим месяцев. Я тихонечко улыбалась, поглаживая живот и надеясь, что сейчас мы поедем домой, все начнет налаживаться.
Зайди, меня позвали в кабинет заведующей. Вот это, она протянула бумаги. тебе надо подписать, Лина.
Что это? взяла в руки какие-то документы.
Просто подпиши и не порти жизнь ни мне, ни себе, холодно говорит мама. Тебе учиться еще! давит на больное. Ты же адвокатом мечтала стать! Я дам денег на институт. Подпиши, требует.
Что это? повторяю свой вопрос.
Согласие на прерывание беременности, объясняет врач.
Но
Это не аборт. Это другая процедура, Лина, но твоя мама права. Зачем тебе лишние проблемы? У тебя впереди целая жизнь.
Нет, отрицательно покачала головой снова закрываясь от всех.
Послушай! срывается мать. Я еще раз тебе напоминаю! Пока я за тебя отвечаю, будет так, как сказала я! Тебе нужны проблемы с ментами? У тебя нет ни работы, ни своего жилья, ни образования! Этого ребенка сдадут в детский дом. Или ты надеешься, что я буду с ним сидеть?
«Нет, конечно!» хочу сказать, но не могу произнести ни слова. «Ты со своими то детьми не сидела, что говорить о внуках?»
Внутри все застыло. Время вокруг тоже застыло. Они еще что-то кричат, а я опять закрываюсь. Ухожу в себя. Слабое ничтожество, не способное бороться. Это про меня Ненавижу себя за это, но горло так сдавило спазмом, что мне больно сделать вдох. Голос просто пропал. Я молча задыхаюсь от страха, не слыша никого вокруг.
Документы были подписаны. Вкололи успокоительное, пытаясь хоть немного привести меня в чувство. В потерянном состоянии привезли в больницу. Старый городской роддом. В то время лучший из двух существующих.
Мать снова исчезла из моей жизни. Все исчезли. Привычно одинокая я ждала своей участи. Препараты, капельницы, ночи без сна. Мне не хотелось жить. Не знаю, за счет чего держалась.
Потом была страшная процедура, название которой мне никогда не вспомнить, да я и не хочу. Первую я не выдержала до конца, мне стало плохо от собственного крика и давления в двести.
Откачали. На следующий день повторили, влив в меня какую-то дрянь.
Малыш больше не шевелится, хриплю медсестре, меняющей капельницу.
Так должно быть, ответила она. Как только начнет болеть живот, позови, мы переведем тебя в родильный блок.
Он начал болеть только на следующее утро. Меня переместили в другое отделение, в отдельную палату, где стоит кровать и большое гинекологическое кресло. На окне нет занавесок, только решетки.
Я лежу головой к этому единственному окну. В посиневшей от капельниц руке очередная игла с препаратом. Мне кажется, я в своей жизни ни до, ни после этого случая, никогда так не кричала. Это была не боль, хотя и она была невыносима. Это был дикий, животный ужас и отчаяние такое сильное, что удержать его внутри было невозможно.
Тише Шшш анестезиолог.
Единственная женщина, что оказалась добра ко мне. Она ищет вену на истерзанной руке, гладит кожу прохладными пальцами.
Заставили, да? спрашивает тихо. Киваю и снова кричу. Ччч, гладит теперь по волосам. Ты уже ничего не можешь изменить.
Мне страшно, шиплю ей. Голос от крика сел. Я так хотела этого ребенка. Я хотела!!! Я не хотела, чтобы было вот так! Зачем она так со мной?
Посмотри, женщина помогла мне повернуть голову, чтобы увидеть, что происходит за окном. Сегодня все закончится. Снег это хороший знак.
И я смотрела, как ненормальная, на этот снег принимая очередную дозу препарата, стимулирующего схватки, но в этот раз в него добавили какого-то хорошего обезболивающего. Мне на некоторое время стало легче.
Я перестала кричать Все закончилось Меня увели в родильный зал. Даже тужиться не пришлось. Один раз и все. Малыша спрятали в черный пакет. Унесли
Кто у меня? спросила женщину в белом халате.
Зачем тебе? грубо, с обвинением поинтересовалась она.
Скажите, пожалуйста.
Девочка.
Виктория, прошептала одними губами закрывая тяжелые веки.
Очнулась уже в коридоре с грелкой внизу живота.
Тебе надо кому-нибудь позвонить? спросила дежурная медсестра.
Нет. Мне некому
А потом полгода тяжелой депрессии. Таблетки, врач, слезы и бессонные ночи. Моральное уничтожение себя. Попытка покончить с собой. И дед, который постепенно вытаскивал меня из этого Ада. Он заработал нам с бабушкой на поездку к родственникам в Казань. Там и она начала оттаивать. Мы стали понемногу говорить, но только на общие темы. Никогда о том, что произошло. Не упрекала долгое время, я и тому была рада.
Вот так странно бывает. Я всего лишь встретила знакомую девчонку на улице. Она всего лишь сказала про бывшего, а меня откатило так далеко назад.
Сидя сейчас в бабушкиной ванной и вспоминая все это я будто заново физически, каждой клеткой переживаю ту боль.
Стук в дверь заставил очнуться. Я, оказывается, даже плакать перестала. Просто беззвучно всхлипываю, судорожно делая вдох за вдохом. Пусть приезжает придурок Ростовский! Я его не боюсь!
Умылась, вышла в комнату и обратилась к бабушке с просьбой:
Ты не дашь мне немного денег? Хочу подстричься перед началом учебы, улыбнулась ей. у меня ведь начнется новая жизнь.
Глава 4.
За несколько дней до начала учебного года я пришла в парикмахерскую и попросила обрезать длину, чтобы волосы слегка касались плеч. Мастер долго меня отговаривала.
Ну зачем? протянула между пальцев длинную с рыжими бликами прядь. Ты же больше никогда не отрастишь такую длину. И цвет. Посмотри, какая красота, она развернула прядь к солнцу, попадающему в помещение через окно и локон стал отливать легким бронзовым оттенком.