Иван Александрович подошел поближе и обнял гостя.
Давно-с вас у нас не было! В карты мы с вами поиграем, конечно. И вы еще не видели мою новую фотографическую камеру, недавно выписал из Парижа. Слышали про такую? генерал, не удержавшись, показал на громоздкий деревянный ящик на высоком штативе, за которым на столике аккуратной стопкой лежали металлические пластины будущие отпечатки фотографий. Я вам столько про нее расскажу!
Да, я вижу. Еще от дверей приметил! Как вам удалось ее раздобыть? Она же стоит кучу денег! Вы всегда отличались любовью к новшествам. Это изобретение Жозефа Ньепса, позволяющее делать дагерротипы. Я изучал эту технологию, но видел всего один раз. Буду рад познакомиться поближе с этим изобретением. Но ведь вы меня вызвали, Иван Александрович, не для того, чтобы вести беседы о технических новинках?
Губернатор помрачнел.
К несчастью, не за этим. Я, как узнал, что вы в город присланы, сразу отправил нарочного за вами. Знаю, что у вас свое поручение по службе. Но прошу вас, выслушайте. Говорить станем вот о чем Нератов шумно выдохнул, провел рукой по усам и махнул на кресла: Присядьте. Разговор долгий. Из шестого отделения исчезли секретные бумаги под литерой «А». Они должны были попасть на стол военного министра. А теперь их нет. Пропали. Надеялся, что найдутся, но все перерыли как сквозь землю провалились. Черт-те что!
Вы хотите сказать бумаги украдены?
Ну судя по всему, да! Ума не приложу, как это могло случиться! В секретном шестом отделе работают исключительно проверенные люди.
Нератов кивнул помощнику. Тот вытянулся в струнку и продолжил:
Опросили всех до единого. Бумаги были зарегистрированы под исходящим номером и готовы для передачи с фельдъегерем. Но последним не получены, ибо исчезли. Секретари клянутся, что никто чужой в отделение не заходил. Да туда и не войдешь просто так. Требуется специальный допуск.
А что за документы, насколько важны?
Генерал встал и неторопливо подошел к резному столику, на котором стояли графины с напитками. Достал две стопки, разлил прозрачную жидкость и предложил статскому советнику. Но Логунов отрицательно качнул головой.
Не могу-с, на службе.
А я выпью. У меня что ни день происшествия.
Нератов выдохнул, опрокинул рюмку, поправил усы, а глаза прикрыл. Лагунов ждал. Наконец генерал потряс головой и, словно вновь вернувшись в этот мир, продолжил свою речь:
Документы важные настолько, что Австрия, Бавария, Великобритания и Пруссия выплатили бы значительную сумму за них.
Лагунов не повел и бровью: ему и не с таким приходилось сталкиваться во время службы за рубежом. Помолчав, он поинтересовался:
Ваше высокопревосходительство, а вы сообщили о краже в полицию?
Нератов грузно опустился в кресло. Положил руку на сердце и, пожевав пухлыми губами, ответил:
Нет. Если в течение трех дней мы не найдем документы, я доложу о краже своему начальству и, видимо, буду арестован.
Поручик побледнел, подскочил к генералу и налил ему воды из графина. Нератов уныло посмотрел на воду, которая явно больше была необходима встревоженному поручику, и выпил вторую рюмку водки.
На вас вся надежда, господин Лагунов. Ваше правило «Любое преступление можно раскрыть за три дня» вся губерния знает. Я очень на вас надеюсь.
Лагунов кивнул и уточнил:
Правило, о котором вы говорите, на самом деле звучит так: «Если думать, как преступник, то любое преступление можно раскрыть в три дня». Этому научил меня старик Архаров, бывший обер-полицмейстер Москвы, с которым я познакомился, когда гостил у приятеля, в рассказовском имении. Многому он меня научил. Талантливейший человек был! А сыщик какой! Однажды ему пришлось искать вора монет из мясницкой лавки. По горячим следам был задержан молодой человек, который утверждал, что монеты его. Архаров просто разрешил ситуацию: велел подать крутого кипятку и высыпал в него монеты. По поверхности воды тут же растекся животный жир. А принесенный кипяток так напугал преступника, что тот сам во всем сознался. Однако, Лагунов взглянул на генерала: его лицо выражало нетерпение, не время для воспоминаний. Как я понимаю, работать придется э-э неофициально?
Да-с, в частном порядке. На завод вас доставят по вашему первому требованию. Пропуск со всеми уровнями допуска я вам выписал. Найдете документы отблагодарю, но рапорт вашему начальству, к сожалению, отписать не смогу.
Ваше высокопревосходительство, мы с вами вместе на благо Российской Империи служим. Но я ничем не смогу быть полезен, ежели не буду знать что именно содержалось в тех бумагах? Что мы ищем?
Что ж, я вам скажу.
Нератов приблизился к сыщику и наклонился к его уху.
На заводе ведутся разработки по изготовлению зажигательных пуль и стволов для них. Слыхали о таких?
Слыхал-с. Такая пуля не бьет, а взрывается после попадания в цель? Ежели попадет в человека, то у него нет шанса, чтобы выжить. Антигуманно с моей точки зрения, хотя не мне судить. Это ж большая политика, так сказать? Но для нее еще и ствол нужен соответствующий, не так ли? Чтобы не ружье не разорвало в руках.
Да-с. Все делается для защиты Родины. Упреждающая технология, если хотите. Но раньше все это считалось мечтами, а сейчас есть уже чертежи. Точнее были, сокрушенно вздохнул генерал. А еще точнее были и пропали чертежи зажигательных пуль. Что касается ствола он еще в разработке, но есть серьезные подвижки. Эх, генерал снова шумно втянул носом воздух, с нашим изобретением мы были бы первыми в мире. Вот поэтому пропавшие бумаги так важны. Надеюсь, дальше Удмуртии они еще не ушли: все причастные к изобретению на рабочих местах, чужих в городе нет. Любые отправления почты я временно приостановил. Вы возьметесь за это дело, Сильвестр Васильевич?
Обычно строгий генерал просительно заглядывал в лицо статскому советнику. Лагунову ничего не оставалось, как утвердительно кивнуть. Как он мог отказать старому приятелю, который когда-то способствовал его продвижению по службе? О том, что это дело могло быть связано с тем вопросом, ради которого он прибыл в город, советник говорить не стал, а вслух ответил:
Но мне, как минимум, понадобится кабинет и помощник.
Генерал подошел к Лагунову и с медвежьей силой от души потряс его руку:
Рад, очень рад, что не отказали старику. Гора с плеч. Господин Болховский проводит вас в ваш кабинет, он рядом с моим. Поручик поступает в ваше распоряжение. Прошу вас докладывать мне каждый день о том, как идет расследование. Безмерно рад нашей встрече. А теперь прошу меня извинить: служба.
Лагунов коротко кивнул, щелкнул каблуками и вышел из гостиной. Вслед за ним проследовал молодой поручик. Вместе они прошли по коридору и спустились на первый этаж. Болховский распахнул одну из дверей, выходивших на площадку перед лестницей. За ней оказалась просторная комната с арочными окнами, смотрящими на пруд.
Вот ваш кабинет.
Лагунов широкими шагами прошелся по комнате, словно измеряя ее, постучал костяшками пальцев по крышке лакированного письменного стола и, развернувшись к поручику, спросил:
Господин поручик, вы не против, если я вас буду называть по имени: Александр Теодорович? Нам с вами много работать придется в эти дни.
Поручик поморщился, но вслух ответил:
Нет, не против, господин статский советник.
Однако Лагунов его скрытое недовольство заметил и мысленно обругал себя за неуместную бесцеремонность.
Принесите-ка мне, пожалуйста, списки всех иностранцев, работающих на заводе.
Евреев тоже?
Какие же они иностранцы? Хотя, да, их тоже. А много ли их у вас?
На заводе числится душ пятьдесят-шестьдесят кантонистов3 «еврейского закона», а еще есть прусаки, шведы, англичанин, датчанин. Но евреев все же больше.