Даша потянулась, сладко зевая и разминая плечи, и руки её случайно ударились о железные прутья старого школьного забора, выкрашенного зелёной краской.
Завидую твоей целеустремлённости, хмурясь то ли от солнца, то ли от странного, ни к чему не ведущего разговора, прокряхтела она. Я вот до сих пор понять не могу, кто я и чем хочу заниматься по жизни.
Я и сама слабо в этом соображаю, тряхнув головой, заверила её я. Знаю только одно: что здесь делать нам нечего. Неважно где, неважно куда, но хочу просто поступить и уехать как можно дальше, и больше никогда не возвращаться.
И что, даже по мне скучать не будешь? с какой-то непонятной печалью в голосе хмыкнула Даша.
Я расплылась в снисходительной, но доброй улыбке, глядя прямо ей в глаза.
Только если по тебе, Алексеева.
После этих слов она потянулась мне навстречу, и мы заключили друг друга в крепкие дружеские объятия.
Объятия Даши всегда казались мне высшим проявлением истинной дружеской любви, быть может потому, что делала она это всегда по-особенному. Все, кого я знала от одноклассниц до членов моей семьи лишь слегка припадали одной рукой к моим рёбрам, а другую закидывали за спину, точно мимолётно схватившись за меня и тут же отпуская. Даша же имела привычку крепко обхватывать за шею, со всей искренностью прижимая к себе и давая возможность положить голову ей на плечо. Таким жестом она точно укрывала меня от всего, что происходило вокруг, и так мы сидели на лавочке возле школы, нежно прижавшись друг к другу и раскачиваясь из стороны в сторону, точно пытаясь уснуть.
Даша, как будто, и правда хотела спать. Она закрыла глаза и томно припала головой к собственной руке, обвивающей мою шею. Я же, не в силах сомкнуть глаз даже в столь трогательный момент, продолжала монотонно покачиваться из стороны в сторону, уткнувшись задумчивым взглядом в асфальт. Яркое майское солнышко грело мои щиколотки, пока сами мы сидели в тени, под деревом. Ветер слегка задирал Дашину школьную юбку, и я с досадой подумала о том, что нужно было всё-таки убедить её надеть что-нибудь потеплее. Повсюду на земле валялись мелкие камушки, кое-где выбивалась зелёная трава и маленькие жёлтые цветочки. И всё бы ничего, но почему-то я чувствовала себя сжато и скованно, непонятно откуда на меня находило тянущее чувство тревоги.
Даше как будто было по барабану. Она сладко нежилась, уткнувшись мне в шею, и уже ни на что не обращала внимания. Меня же противное чувство дискомфорта всё не оставляло в покое, и долго я не могла сообразить, в чём же дело, пока вдруг не поняла: кто-то за нами наблюдал.
Что-то кольнуло в левый висок. Я осторожно перевела взгляд и, наконец, поняла, что к чему.
Должно быть, в любом классе имеется такой ученик, который «идеален» настолько, что аж бесит: отличная семья, прекрасные оценки, всегда приветлив и вечно улыбается. Как не посмотришь в его сторону всегда стоит довольный, с кем-нибудь болтает или повторяет урок. И, быть может, нет в нём на самом деле ничего особенного, и сам ты это прекрасно понимаешь. Но, по каким-то странным непонятным тебе причинам, все вокруг его обожают. В нашем классе таким человеком был Артём Ягелев.
Я не знаю, как ему это удавалось. В школе не было, пожалуй, ни одной учительницы, которая не расхваливала бы Артёма во всеуслышание. Одноклассницы томно вздыхали, едва завидев его издали, а родители на собраниях, не сдерживаясь в чувствах, осыпали паренька комплиментами и всё повторяли меж собой:
«Какой же хороший мальчик этот Тёма!»
Да, Тёма в нашей школе был настоящей звездой везде поможет, всё подскажет. Одноклассница забыла пенал? Держи ручку, у меня запасная! Физрук несёт тяжёлую банкетку? Иван Васильевич, давайте помогу! Классуха сделала новую причёску? Надо же, Наталия Владимировна, как же вам идёт!
Артём бесил меня всегда даже одним своим существованием. Всё у него было «как надо»: уроки всегда сделаны, рубашка выглажена, с перемены возвращается вовремя. Он участвовал в любой школьной деятельности, ездил на все олимпиады и даже занимал какие-никакие места. Конечно же, он был единственным из всей параллели, кто «шёл» на золотую медаль. Сидеть с Ягелевым за одной партой было невыносимо, так как любое телодвижение или непроизвольно изданный звук карались его жуткой снисходительной улыбкой и просьбой «не шуметь». И именно это и пугало меня в Артёме больше всего: его не сходившая в лица удалая, молодецкая улыбка, которая, в купе с его прямыми чертами лица и светлыми волосами, делала из него героя любого советского агитационного плаката с изображением образцового рабочего. Ни плохие новости, ни грубость и холод, ни даже гроза за окном как будто не способны были вывести Ягелева на иные эмоции, кроме добродушного оскала.
«Ничего страшного, со всеми бывает» прикрыв глаза, говорил он.
И так во всём. В какой-то момент Артём стал так вездесущ, что скрыться от него стало практически невозможно. Не знаю как вы, но весёлым и жизнерадостным людям я доверяю гораздо меньше, чем злым и угрюмым. Тот, кто вечно улыбается и всегда всем доволен, просто не может быть психически вменяем.
И всё это, хоть и безумно раздражало, меркло на фоне того, что Ягелев был безответно влюблён в Дашу вот уже целый год. В тот момент, когда мы с Алексеевой сидели в тени берёз, самозабвенно обнимаясь, он проходил мимо вместе с директрисой и группой других учеников. Он отстал от компании и, выпрямившись в полный рост, глядел на нас с Дашей издали, словно загипнотизированный. В глазах его читалась какая-то едва заметная детская обида, и если бы я подошла ближе, быть может, разглядела бы в них ещё и ядовитую пошлую ревность.
Я, наконец, отважилась одёрнуть Дашу.
Что? Что случилось? не поняла Алексеева и, разомкнув объятия, обернулась.
Он по-прежнему стоял смирно там, где и был до этого. Слегка покусывал губы и глядел на нас, прищурившись.
Осторожно, словно на всякий случай, Даша помахала ему одними пальцами. Я тут же схватила её за запястье, вынуждая остановиться и опустить руку, но Ягелев успел разглядеть её приветственный жест. Он также, весьма неуверенно, но дружелюбно помахал Даше в ответ. Откуда-то донёсся крик директора, и Артём исчез, догоняя остальных.
Что ты творишь?! шикнула я на подругу, едва одноклассник скрылся из виду. Зачем ты с ним заговариваешь?!
Я не говорила с ним, искренне удивилась наивная Даша. Просто поздоровалась. Артёма не было на первых уроках, мы не виделись.
Кажется, ещё недавно кто-то очень жаловался на него, с ноткой иронии в голосе хмыкнула я, задрав нос.
Даша устало вздохнула и закатила глаза.
А-ася мы уже давно всё выяснили. Он сказал, что я ему нравлюсь, а я сказала, что он мне нет. И мы остались друзьями.
Руки мои сплелись на груди, и я недоверчиво дёрнула проколотой бровью.
В гробу я видала такую дружбу, весьма прямолинейно отреагировала я. Моя тётя говорит, что нельзя дружить с тем, кто уже попытался эту дружбу разрушить.
Ты преувеличиваешь, отмахнулась Алексеева. Нельзя же думать обо всех людях плохо, иначе жить станет невыносимо.
А если думать обо всех подряд исключительно хорошо и вовсе жить перестанешь, усмехнулась я и саркастически поджала губы.
Телефон в моём кармане вдруг издал короткий звон. Вытащив его, я взглянула на экран.
«Хай. Как дела?» было написано в пришедшем уведомлении.
Губы мои дрогнули было в усмешке, но я вовремя сжала скулы и опустила телефон обратно в карман.
Кто написал? без задней мысли спросила меня любопытная Даша.
Так, никто, ответила я.
Прозвенел звонок, а это значило, что уроки на сегодня окончены и все, наконец, могут идти домой. Все, кроме нас с Дашей, потому что из всего класса именно нам выпала «честь» рисовать стенд-газету для поддержки участников предстоящих соревнований.