Самое то, чтобы сорок восьмой причал потопить. Если слухи правдивы.
А пацан вдруг передумал уходить. Посмотрел сверху вниз, точно что-то подозревая, и сел на настил напротив вора. Скрестил ноги, достал из кармана штанов сухую травинку и развязно предложил:
Хочешь сказку, парень? и сам решил за Бьюна: Хочешь. Все хотят. Всем интересно.
У вора до сих пор шумело в ушах, его трясло после водоворота (и вообще после всего), и очень хотелось побыстрее покончить с делом, но мешочки явно откладывались. И он опять послушно кивнул.
Странный ты подозрительно сощурился пацан. И вроде боишься но не так боишься, как нужно. Другие иначе боялись. На голову, что ль, бедовый? Ну?
От немигающего ледяного взора Бьюна затрясло сильнее прежнего, и только тогда страшный пацан расслабился:
То-то же. Слушай давай.
Он поёрзал и с явным удовольствием затянул:
Жили-были два брата старший и младший. Долго жили, честно и дружно. Все дела делили всё вместе делали. И вот пришла им пора уходить. Мир, парень, постоянно меняется старое отживает, новое зарождается. А если старое не может встроиться в новое, то пора ему, старью-то, подвинуться. Но братья решили, что ещё послужат миру по-своему. Нравилось им новое, хотелось посмотреть, каким мир станет. Тогда они ушли и вернулись. Иными.
Призраками, понял Бьюн и слегка взопрел. Вот отчего неувязки-то со старыми глазами и юным обликом.
Мир менялся так быстро, что старое тонуло, а новое не успевало появляться, в охотку продолжал пацан. И братья взялись за это новое. Растаяли ледники на Дальнем Севере, реки переполнились и выбросили в живой мир новое колдовство для новых людей, но старые-то колдуны не умирали, зато новые ещё как. А их души застревали среди живых, напившись силы рек. И тогда братья открыли Мир вечных вод, чтобы душам было куда уйти, и приходили, чтобы показать дорогу.
Лодочник, ещё больше взопрел вор. Лодочник и
Они поделили обязанности: старший забирал светлых, а младший тёмных. Честно поделили жребий бросили. Вот только тёмных-то всегда больше умирает больно дерутся много, делят что-то, режут друг друга. Младший не справлялся, и тогда старший предложил помощь. И постепенно младший стал замечать, что работы у него всё меньше и меньше.
В поясницу вора что-то ткнулось, и он не подскочил испуганно лишь благодаря многолетней привычке сидеть неподвижно в засаде, в укрытии, пережидая облаву. Да и промёрз основательно. Бьюн лишь чуть дёрнулся и сразу понял, что один из карманов его куртки опустел. Сменил положение вроде как потягиваясь, и второй карман тоже опустел.
Тогда-то младший и понял, что брат его обворовывает, взгляд пацана стал ещё страшнее. Забирает больше положенного. А ведь они нас питали, парень. Души-то. Только их сила нас тут держит. Мы не убивали, нет. Пообщаться хватало. Поговорить, рядом побыть, обнять в утешение. Когда по десятку в день возишь хватало. А когда один в неделю уже нет.
Настил скрипнул так, что Бьюн снова едва не подпрыгнул. Позади скрипнул словно кто-то тяжёлый шагнул на старые кости.
Ты забыл добавить, брат, произнёс тихий молодой голос, что начал злоупотреблять. Что тебе и сотни душ в день стало мало. Что захотел ещё больше силы она тебя пьянила, как старая отцовская настойка, и без неё тебе не работалось. Ты стал зависимым. И начал злоупотреблять. Скольких ты не довёз до дома, пока я не вмешался? Скольким ты не дал шанса вернуться и искупить свою вину, прожив новую честную жизнь?
Пацан подскочил, а ему навстречу из-за спины Бьюна выступила худая фигура в объёмном плаще лодочника. Вор споро попятился и полз, пока не упёрся спиной в ограду. Если бы он знал, что вмешивается в разборки высших сил, то плюнул бы и на свободу, и на сыскников, и даже на главу Колдовского ведомства
Я дал тебе время отдохнуть и одуматься, сухо ответил пришелец. А ты спрятался от меня и начал убивать. Живых.
Тёмных, резко возразил пацан. Нагрешивших. Виноватых.
Живых, веско повторил пришедший. Не ты даёшь жизнь, и не тебе решать, кому жить, а кому умирать. Мы с тобой всего лишь лодочники. Перевозчики. Служители Мира вечных вод. Наше дело забрать душу с Призрачного причала и доставить её домой. А что делаешь ты? И ведь ты до сих пор не заметил, что стал таким же, как те, кого осуждаешь. Хватит. Всё. Всё, брат. Тебе тоже пора.
И после тяжёлой короткой паузы добавил:
Твоего причала больше нет.
Затрещали, ломаясь, кости. Первой рухнула ограда, и туман живой рекой хлынул на настил. А за причалом показался сумрачный силуэт лодки.
Бьюн затаил дыхание, ожидая чего угодно драки, недовольных воплей, сопротивления, истерики, слёз Но пацан, чьи руки и ноги связали туманные плети, лишь зло глянул сначала на старшего брата, потом на вора. Повернулся, ссутулился и поплёлся к лодке. А под Бьюном просел настил, и речная вода заплескалась так близко
Закрой глаза, не поворачиваясь, посоветовал (и вор ничуть не сомневался в верности своей догадки) Лодочник, и ничего не бойся. Тебя вытащат. Те же, кто провёл меня сюда.
По ногам Бьюна скользнуло что-то гибкое. Змея, снова взопрел вор, но дёргаться не стал. Ну а вдруг и правда помогут?
Расскажи людям сказку о двух братьях, попросил Лодочник. И сообщи, что сорок восьмой причал уничтожен, а его создатель ушёл в Мир вечных вод. А доказательства уничтожения найдутся быстро. Всплывут завтра же. Ты молодец. Спасибо. И до встречи до очень нескорой встречи, парень.
***
Сколько-сколько костей всплыло? оторопело переспросил Сьят. Вся река Лунная в старых костях? Да чтоб их Только с одним захоронением разобрались и на тебе
Мьёл выгреб из кармана пригоршню склянок со слепками и высыпал их на стол. Потом вторую. Потом третью. И хмуро заключил:
Хана нашей весне, друг. Все будут гулять, а мы с тобой пахать. Не одним отделом, само собой, в общих правонарушениях клянутся помогать, но обычно у них работы больше, чем у нас.
Сьят посмотрел на щедрую россыпь склянок и уныло кивнул. А у него только-только рука после бесконечных отчётов болеть перестала
Но это не срочно, добавил Мьёл. Мастер Рьен велел делать в свободное рабочее время.
То есть приступаем прямо сейчас, фыркнул рыжий. Не то лета у нас тоже не будет.
Не, колдун посмотрел на часы. Сейчас обед. Говорю же, не срочно.
Он похлопал по опустевшим карманам и поправил куртку:
Ты со мной?
Конечно, охотно отозвался Сьят.
Семиречье купалось в солнечном полудне. Искрила наледь на тротуарах, парапетах и перилах мостов. Искрили крохотные льдинки в морозном воздухе. Искрил свежий снег на мостовых. Но в воздухе уже пахло весной, и весело, разгоняясь, шумели освобождённые ото льда реки.
Слушай, друг, Сьят на ходу повязывал шарф, а почему все пропавшие колдуны до тридцати лет?
До тридцати дар подвижен и готов к росту, пояснил Мьёл, закрывая неприметную дверку в торце Сыскного ведомства. До тридцати он набирает силу, а после развивается только за счёт опыта. И до тридцати лет мы ещё можем вывернуться наизнанку при угрозе жизни, а вот после уже нет. Сила набрана, её уровень закреплён, и появляются инстинкты. Матушка Шанэ сказала, что ему нужно было много колдовской силы этому тёмному лодочнику. И он вынуждал колдунов выворачиваться, чтобы собрать всю их силу и вложить в свой причал. Или в себя. Подробностей мы уже, как ты понимаешь, не узнаем.
Сьят подумал, пощурился на солнце и заметил:
А не из-за него ли мы перестали видеть призраков? Иначе его бы всё равно достали. Не утрать наши колдуны все знания и навыки Достали бы. Может, он вас как-то проклял?
Я тоже так подумал, признался Мьёл. Нет, наши старшие колдуны думают иначе. Что он, этот тёмный, что-то забирал из рек. Чем-то и от них питался лодочник же. Я до сих пор наблюдаю за котами и вижу, как разнятся наши с ними умения. Они могут нырять глубже, чем мы, и работать на этой глубине даже на дне. И видеть то, чего не видим мы. Значит, у них иное питание. Всё те же реки, всё тот же общеколдовской источник но вот силу они получают другую. Она ведь могла сохраниться на глубине на той глубине, где нам трудно или опасно находиться. А этот тёмный когда-то был человеком, то есть глубоко не нырял. Но так оно всё или нет Посмотрим.