Танька в задумчивости вертела телефон в руках.
В замке щелкнуло, открылась дверь.
Это я, не боись, надо взять кой-чего
Дверь в комнату была как раз напротив входной, поэтому Олег сразу заметил и оценил Танькин подвиг:
Фигасе, ты Халк!
Танька хотела пошутить, что это она еще не завтракала, как Олег заметил в ее руке телефон.
Нашла. За диваном, пояснила она.
Все-таки какой неприятный у него взгляд! Танька почувствовала себя виноватой, как будто она этот телефон стырила.
Олег взял телефон, повертел в руках.
Не может быть!
Нажал на кнопку включения. Телефон не отреагировал.
Сейчас
Олег ушел в свою комнату и вернулся с зарядным устройством. Тут же, за диваном, нашлась розетка, в которую он воткнул шнур зарядки. Телефончик начал заряжаться.
Если это он Десять лет за диваном пролежал, по ходу. Я думал, он его с собой взял. Это брата моего. Олег поднял глаза на Таню. Мелкого.
Таня кивнула. Телефон его брата. Который того погиб. Жуть, блин. Ну и находочка
Я мебель и вещи раздал и распродал. Стенку всю. Стол письменный. Игрушки. А диван хотел вынести на помойку, но прикинул, что он в дверной проем не пройдет, надо наличник снимать. На хрен этот геморрой? Пусть стоит, думаю. Этим, с рынка, спать сойдет.
Жестковато вообще-то.
У человека вся семья погибла, а ей спать жестко. Танька мысленно обозвала себя дебилкой. Но с другой стороны Олег должен знать: это для него, судя по всему, умерли все ощущения а для других нет. Другим было жестко, скользко, холодно, жарко, больно, приятно, страшно и еще по-всякому.
Телефон заряжался.
Танька понимала, что Олегу очень страшно, но он не отступит. Где-то на краю памяти вспыхнула история про кента, что полез в ад за женой Надо было уходить не оборачиваясь, они шли-шли, но она все-таки обернулась и стала соляным столбом Или он обернулся? Все в башке перепуталось, только одно ясно вертеться не вариант.
Олег нажал на кнопку включения. Пароль оказался не нужен.
Гошка диктофон любил Там лимит, запись может длиться всего пару минут. И он вечно записи делал, одну за другой.
Голоса перебивали друг друга, тыкались локтями, как в переполненном автобусе:
Ты собираешься? Опаздываешь уже! Женщина.
Да! Мужчина.
Гоша, доедай давай! Женщина.
Тут сигареты лежали на холодильнике, кто взял? Мужчина.
Я тебе говорила: прячь свои сигареты! Олег, ты? Гошке не дотянуться! Женщина.
Гошка типа совсем тупой: не мог взять табуретку, да? Молодой парень, в котором Таня не сразу опознала Олега.
Ага, Гошка взял и скурил Олег, если узнаю, что ты куришь Женщина.
Ма-ам Олег.
Я все съел! Ребенок.
Умница, Гоша! Олег, если узнаю, что ты куришь Никаких тогда карманных денег на гульки-танцульки с этой твоей Лизкой Женщина.
Слушай, а ты не видела, я ключи свои куда в последний раз ложил? Мужчина.
А вон что лежит? Женщина.
Это Олеговы. Мои с брелком Мужчина.
Может, упали? За тумбу? Женщина.
Смотрел уже.
Кошка, наверно, заиграла. Женщина.
Или Гошка, снова Олег.
Гошка не кошка! Гошка не кошка! Ребенок.
Успокойся уже! Женщина.
Гошка не кошка! Гошка не кошка! продолжал скандировать малой.
Танька боялась, что Олег заплачет. Как тогда утешать? Лизка вон не смогла. А она девушка его была. Хотя чем она утешить могла сексом и конфеткой?
Танька подумала, что у его мелкого, как и у него, Олега, наверно, была ямочка на подбородке. А батя чувствовал себя виноватым из-за того, что курит. А мать любила, чтоб ботинки в коридоре по размеру были выстроены. Хрен его знает, почему Танька так решила.
Реветь Танька ненавидела, но себя побороть не смогла. Момент, когда первый раз шумно вдыхаешь и с всхлюпом выдыхаешь, при рыдании самый стыдный. Она затаила дыхание.
О, сейчас Где это? Должно же быть! Оборжешься! Ну есть же оно! Олег пролистывал диктофонные записи. Во!
Он нажал на воспроизведение, и из телефона понеслась задолбавшая всех в одно лето мелодия. Дурацкое кривляние, фиг знает почему ставшее популярным.
Тын-тырыдын-дын-тын-тын-дын-тын-дыры-дын-дын-дын-дын! Чмяо-чмяо! детский голос перекрикивал эту какофонию. Малой типа подпевал.
Олег засмеялся.
Танька засмеялась тоже. С хлюпами и взвизгами, комкая воздух при каждом вдохе.
Они стояли и смотрели, как заряжается телефон. Танька вытирала слезы, Олег сжимал мобильник в руке и улыбался. Кривовато, но все же по-доброму.
А потом сказал:
Сигареты тогда я взял. Врал и не краснел. Он достал из кармана пачку, зажигалку, подошел к форточке и закурил. Ты-то куришь?
Не-е
Хочешь кури. Кури и ври. Если есть кому врать это хорошо. Смекаешь, голова-мандарин?
Наврала уже.
Танька отправила мамке SMS: «Остановилась у Лизы». Мать написала: «Канфет каробочку купи и от нас приветы передай. Непей много» («И она еще стебет меня, что я в инстик не поступила!» подумала Танька, но ответила: «ОК»).
Некоторые договариваются: кто раньше умрет, пришлет для другого весточку с того света. Чтобы знали, что другая жизнь есть. А я не договаривался ни о чем таком, но мне вот Олег кивнул в сторону лежащего на диване телефона. Крэйзи фрог пришел.
Лизка моя Того Тебя типа любит.
Танька не знала, зачем это сказала. И тут же представила, какой выглядит дебилкой.
Олег зажмурился, кивнул, выдохнул дым и сказал:
А кошка наша, кстати, жива-здорова. Раньше была такая Кошка-обормошка Ее Гоша с улицы притащил, как раз накануне Имени не успели выдумать А потом я не стал, так она и осталась кошкой Сейчас старушка уже. Я ее к вету ношу, ей какие-то витамины колют, она и оживает. Кошка, дядь Коля, с которым мы работаем Это все мои. Больше мне никто не нужен.
А почему «У Паши»?
Он улыбнулся.
Да черт его знает. Был когда-то какой-то Паша. Вроде у него дядь Коля купил эту точку, а кто он, что он история умалчивает.
Танька смотрела, как у его ног от тающего снега собирается лужица. На кой убирала, спрашивается?
Слушай, а может, вам все-таки нужен Еще продавец? Или хотя б это Уборщица?
Вадим был доволен, что удалось вытащить родню в город. Матери уже за семьдесят, несколько лет назад, после смерти бати, она пережила инсульт. Тяжело ей в деревне жить, а в город не едет. Спасибо вон теть Кате, что о ней заботится. Перед теть Катей Вадик в неоплатном долгу. Забавная она, эта тетя, в легком пальтишке приехала, от холода на месте не может устоять, все как-то подпрыгивает, но улыбается. А племяш Так ему праздник устроить сам бог велел: дите дитем, не Лизкина оторва Танька с этими кошмарными ушами. (Кто она жене по родству, Вадим из Лизиных объяснений так и не понял, уяснил: кто-то из своих.) Племяша порадовать просто он на лифте бы катался и катался. Никаких аттракционов не надо!
Тротуары песком в этом году посыпали плохо. Припарковавшись рядом с мэрией, на центральной площади, Вадим вел под руку мать, мысленно обкладывая трехэтажным городские власти. Хоть мама и плохо слышала, ругаться при ней вслух он не мог, не таковский.
Вот, мам, это наша мэрия
Что?
Это мэрия, мам, бывший райисполком
Кого потолком?
Рай-ис-пол-ком, он почти кричал.
Исполком?
Да. Теперь называется мэрия.
Мэрия?
Ну да, по-заграничному.
Ох, да. Как поменялось все
Вадим кивнул: перемен матери хватило. Перемены как годовые кольца на спиле дерева. Но дерево-то все равно год от года выше вырастает. А человек старится, слабеет Тут Вадимова философия забуксовала, как машина на плохо очищенной от снега дороге. А и ладно.
Племянник с любопытством смотрел на установленную напротив мэрии елку:
Какая Ровная!
Да это собрали из маленьких елочек одну большую!
Да ну! Глаза аж сияют. Вот те чудо, мелкий, бери и носи.
Вадь, я зайду в универмаг, меня наши попросили купить Вот, целый список! Тетка переминалась с ноги на ногу. Ох уж эти женщины: как только речь заходит о покупках, так у них сразу глаза загораются!
Идите, теть Кать, потом наберите мне, я на машине подъеду во-о-он туда, к главному входу Чтоб вам не тащить покупки-то!