Конечно, заманчиво, когда ты бомжара, без гроша за душой. А у меня будешь жить как у Христа за пазухой.
Твою речь бросает то в уличный жаргон, то в постпенсионный словесный маразм, это всегда так было или просто я не замечал?
Всегда. Так чё, согласен?
Уже пакую манатки. Спасибо, дружище-кент. Что бы я без тебя делал.
Показалось, что голос Вовы посветлел и даже немного утратил низкочастотную составляющую. Жизнь довольно быстро ответила на его запрос.
То же самое, но не так весело. Тоторо седня уже валит. Можешь под вечер привозить шмот. Хотя откуда он у тебя
Я совершу рокерский переезд. Просто приеду с гитарой. Которой у меня нет, Вова осторожно улыбнулся.
Добро. Бери Евгешу-алкаша с собой. Обмоем сразу твоё перерождение и становление в личность, ибо мне сегодня как раз капнула зэпэ.
Нежила карман зарплатная карта Костика, чуть припухшая от эсэмэски, теплила бумажник, и сам он делался чуточку добрее и радушнее.
Говно-вопрос.
Вова, закончив разговор и распрощавшись с другом, снял с шеи нить, удерживающую на привязи вечно холодный пистолетный патрон, и занёс его над центром круга с четырьмя сторонами света и с тем же количеством вариантов ответа. «Стоит ли переезжать?» так прозвучал вопрос, заданный проводнику, неведомым образом способному советоваться со вселенной. Патрон передал короткий оперативный ответ от астрального мира, качнувшись «да» на восток, Вовино мнение подкрепив.
Вечером в съёмной квартире Костика гудел широкий кутеж. Грешили азартом карты. Негромко пела «Агата Кристи», кухня тёплых тонов топала ножкой в такт: «Не плачь, мой палач, лишь меня позови» Масляный радиатор, радуясь своей скоротечной необходимости в виду временного отсутствия центрального отопления, щепетильно грел три пары ног. Евген, натянувший тельняшку с синими полосами, в которой он некогда гонял «духов» и «карасей» на сторожевом корабле, бороздящем моря и океаны, вливал в себя почти чистым «Джек Дэниэлс» пил со льдом. Взъерошенный Костик, сидящий вразвалку в синей майке и нацепивший очки с жёлтыми стёклами на кончик носа, имел внушительный домашний бар и поглощал состряпанный собственноручно «Лонг айленд айс ти». Вова, облачённый в чёрную футболку и джинсовые шорты, неспешно тянул светлое нефильтрованное под вяленую таранку.
Кухня, насквозь пропитанная былыми пьяными разговорами, собралась вместить ещё один:
Евген, посокрушавшись неимению козырей и собрав ворох подкинутых карт в громадный веер, спросил:
Ты, кстати, в общака не хочешь скинуть? Мы от души затарились и такую поляну накрыли, что ошалеть можно.
Не хочу, Вова папиросно прижёг взглядом бородатую ухмылку друга, предварительно пройдясь глазом по весьма скромно накрытому столу.
Как будто судьба на раздаче скрипел негодованием мухлёвщик-Костик, вытянув из колоды мелочь, способную на какие-то действия лишь собрав под свои знамёна толпу таких же мелких, но бойких.
А мне нравится, заявил довольный комбинацией пришедших карт, равно как и новым пристанищем, Вова, умело прикрывая ладонью краплёную карту, пикового туза.
У этого сыра вкус как у трёхнедельных носков, сморщил лицо в детскую недовольную дулю Костик, подхватив лепесток закуски с сине-белой огромной тарелки, богатой щедротами, уложенными слоистыми кругами.
Страшно подумать, при каких обстоятельствах ты их дегустировал, беззвучным смехом подёргивал бороду Евген.
О, тут шуткамен завёлся! пакостно передразнил друга Жо, предварительно стол усыпав уродливым смехом.
Костик быстро поглощал напиток, и тело его, падающее на глазах в разверзнутую хмельную бездну, опьянение скрыть не пыталось как раз наоборот, движения его, как и речь, раз в минуту икающая, сделались очаровательно небрежными.
Теперь, Коди, новая жизнь начнётся, заявил он, сияющий радостью нового сожительства, точно радиоактивный элемент. Тёлоч-ик! герцогинь будем водить. Синечку под футбольч-ик! употреБЛЯТЬ!
Костик размашисто-празднующим движением пролил коктейль на себя, на стол и даже немногим количеством брызг одарив Евгена, округлившего желтоватые от курева белки глаз и добавившего вольную анаграмму: «Я твой родственник!».
Вот я чмо, любимые шорты ухомаздал! сокрушался Костик.
Чё разъикался? Вспоминает кто? примерил примету Вова.
Все женщины мира! балагурил Костик, выкатив небезупречно ровные нижние зубы.
Да какие вам тёлочки, зло и низко ухмыльнулся Евген, быстро остыв и глядя на суету друга по смене обмоченных шорт на черные треники в белую полоску. У Инча вон королевна на куканейро напрашивается, а он ломается как соска.
Алёна? встрепенулся Костик, продев только одну ногу в штаны и мизансценно замерев.
Ну. Кто ж ещё, неспешно пожал большими плечами Евген, улыбаясь всей громадой тела и потряхивая бокалом по короткой орбите, а восхищённый от упоминания приятного имени стаканный айсберг вожделенно трещал от удовольствия.
Погоди, развёл руками Костик, оставаясь продетым в тришки лишь наполовину. Володя, друг, ты хочешь сказать, что ты её до сих пор не завалил? Нет, вот серьёзно?!
Распухшие от частого использования пошловатые мысли об Алёне заняли всё пространство сознания Костика, а взгляд его так и бросал деловито: «Да я бы на твоём месте»
Вова же, внимательно прослушав вопрос друга, вглядывался в сумрак окна, за которым ветер играл с окурками снов и билось вдребезги сердце густой чёрной ночи, осторожно тлеющей угольками-окнами соседских многоэтажек, притворяющихся земными звёздами, рассыпанными по млечным путям панелек.
Она солнце в моей груди задумчиво протянул он, высказав не прямую мысль, а выудив слова где-то в закоулках сознания. А вообще да, ничего не было. Потому как наше лето уже оттанцевало. А сейчас осень пишет белый стих. Да и опасно иметь дело с такой красотой. С её манящей и отталкивающей недоступностью. Так и жить захочется. Подожду, пока она состарится. Тогда и подкачу.
Я в старости буду ездить на карете, запряжённой стаей розовых борзых, начал вещать, замечтавшись, Костик, наконец нацепив на себя одежду для ног и прочих мест и поелозив по столу скомканным, замызганным кухонным полотенцем, от души прижжённым по краям. Иногда буду останавливаться и высовывать из окна руку, облачённую в золотую перчатку, чтобы челядь могла её подобострастно целовать.
Не переводи тему, Евген со смаком допил свой напиток. Стакан с намёком обнажил дно. Рука тут же потянулась к вожделеющей напоить бутылке. Серьёзно, Вован. Чё ты с ней не мутишь? Такая девочка пропадает. Просто сок.
А нахер я ей сдался? пожал не менее логичными плечами Вова. Но дело не в этом. У меня ещё осадочек не выветрился из души. Я был в полной уверенности, что то, что случилось с родителями, и те, кому ушла хата, это одни и те же люди. Такой чёрный-пречёрный риелт. Оказалось, нет. Мне нужно время всё это переварить. Переосмыслить. Или, наоборот, обессмыслить. И найти тех самых.
Пока ты будешь выветриваться, у неё десятки рыл мажористых подкатывальщиков нарисуются. Поторопись-ка, Евген, хитро прищурившись, наполнил стакан до краёв и принялся тасовать карточную колоду, которую долго собирал в правильную форму.
Если это любовь, то она подождёт, сказал Костик низким, дурацким голосом, умело пародируя Вову. Мудло. У тебя есть племенная тёлка в максимальной комплектации, к тому же уже прогретая, а ты строишь из себя целку.
Похер. Ты мне скажи, ты покурить на балкон выходишь? Или тут тоже вариант при открытом окне? спросил Вова формального хозяина жилища. Хотя ты же не куришь нормальный сыгарэт. Вейпер, блядь. А что дальше? Электронное пиво? Электронная шмаль? Электронные бабы? Электронный футбол?