Мне было противно, я была просто в бешенстве. Я хотела бросить ему в лицо чем-то, что попадёт под руку и уйти от него подальше. Мне было так больно, ведь я изливала ему душу, растерянная, вся в слезах, не знала, как быть дальше, как существовать в этом огромном мире теперь?! А Ноан?! Продолжал улыбаться. На всё это он ответил, что даст деньги на аборт, посоветовал клинику и сказал, что сам отвезёт. Или, если я решусь на роды, то он будет мне помогать «если что». Я знала, что это за человек и знала цену его обещаниям. Его словам цена копейка, он не сделал бы того, что обещал. Он начал уговаривать меня, чтобы я сделала аборт, сказал, что тогда мы заживём с ним хорошо, будем ездить по разным странам, отдыхать в лучших заведениях, да и вообще он обеспечит меня всем тем, что я только попрошу. Но есть один нюанс, всё это время я буду любовницей, потому что его родители найдут ему жену, кого-нибудь из «своих», а я буду просто радоваться жизни и всеми благами, которые он мне преподнесёт. Говорил, что всё сделает ради меня, лишь бы я была рядом, но в жёны взять меня не может. Нельзя пойти наперекор родителям, это не в их традициях. Я смотрела на него и не могла понять, что за чушь он несёт?! Неужели он так и не понял, что я за человек, неужели он не понял, что я не захочу на такое подписаться. Быть любовницей это значит быть второй. Да и как мне ему потом в глаза смотреть и улыбаться после того, как он попросил сделать аборт. Какие отношения мне с ним ещё иметь. Я просто слушала всю эту ахинею и прервала разговор, попросила его отвезти меня домой.
Я поняла, что никому не нужна с ребёнком, поняла, что поддержки и помощи мне ждать не откуда, и боялась, что мои лекарства повлияли на формирование плода.
***
Приехав домой, я молча прошла в свою комнату, села на кровать, и начала прощаться с ним, с тем малышом, который был там, во мне. Я не могла остановить слёзы, которые просто сами текли из глаз. Стараясь удержать всхлипы и истеричные стоны. Я так и уснула, вся в слезах.
На утро я проснулась от того, что мама собиралась в больницу, и с презрением в голосе будила меня на аборт. Я сказала ей, что подъеду туда позже. Я просто лежала в своей кровати и не могла найти в себе силы встать и начать собираться. Но это было нужно сделать, я заставила себя. Надела то самое платье, в котором первый раз пошла к Ноану на свидание. И всю дорогу в такси проревела. Я всё ехала и думала, стоит или не стоит. Оказавшись в клинике, мы сидели рядом с мамой молча. Я не могла на неё смотреть, потому что боль от обиды сжирала меня изнутри. Мне было очень обидно от того, что она как мама не поддержала меня в такой момент. Не сказала, давай рожай, мы вместе поднимем этого ребёнка, я помогу тебе, ведь я твоя мать. Или, если аборт в моём случае был необходимостью, почему нельзя было это обсудить нормально, сразу объяснить мне в чём дело, и почему в этой ситуации не стоит рожать? Зачем нужно было кричать на меня, когда мы вышли из клиники, чтобы это унижение слышали прохожие? Зачем нужно было угрожать мне, что она выгонит меня из дома вместе с этим ребёнком? Я разочаровалась в маме. Я всё думала права она или нет, кто знает, может потом я ей спасибо сказала бы. Но мне было самой от этих мыслей противно. Как можно говорить спасибо тому, кто ведёт тебя убивать своего ребёнка. Я хотела встать и уйти, но в этот момент подошла медсестра, мамина знакомая, она помогала делать аборты. Лишь только она, совершенно не знакомый мне человек спросила, хочу ли я этого ребёнка? Она села рядом и спросила первая ли это беременность у меня, я ответила, что первая. По её лицу было видно, что ей искренне жаль. И она посоветовала подумать ещё хорошенько, пока не поздно. Я встала и хотела побыстрей уже выбежать с этой больницы, я хотела оставить своего малыша. Но меня остановила мама и только в этот момент она спросила, действительно ли я хочу этого ребёнка? А потом снова начала уговаривать сделать аборт. Сказала, что через несколько лет я всё пойму и скажу ей спасибо, а сейчас я просто живу эмоциями. Я всё никак не могла в это поверить, было так больно Душа просто разрывалась на части. Сердце ныло не переставая. Но мне ничего не оставалось кроме как принять решение.
Я согласилась, и мы зашли в кабинет. Туда входили и выходили девушки и женщины после абортов, их было так много. Я была в шоке, не думала, что их так много, тех, кто не хочет сейчас детей. Потом я легла в медицинское кресло, и спрашивала себя в уме: «потерпеть пять минут, или мучатся годами?!»
Я всё-таки выбрала потерпеть пять минут.
Это было ужасно, я никогда не забуду эту боль. Я хотела крикнуть им, чтобы они остановили весь этот процесс, сказать им, что я передумала, я буду рожать. Но я понимала, что уже поздно, останавливаться нельзя, ведь они проделали уже пол работы. Я кричала от этой ужасной боли, слёзы сами лились градом, я не знала куда смотреть, что делать, просто терпеть или всё остановить?! Паника! Я посмотрела на маму, а она была вся в слезах. В её взгляде я прочла вопрос, который она задавала сама себе, правильно ли она делает, что привела меня на эту процедуру сама? Ведь она мать. Она мне говорила, только терпи, потерпи ещё чуть-чуть осталось. Я здесь, держи меня за руку. Но я не могла. Я настолько была в ней разочарована, что оттолкнула её руку и отвернулась. Я мысленно прощалась с малышом, я знала, что это был мальчик.
Это закончилось.
Я легла на кушетку вниз животом, чтобы утихла боль. И меня пробила истерика. Я пыталась сама себе прикрыть рот, чтобы мои крики не были слышны на всю больницу. Прежде я никогда не о чём так не сожалела. Я никогда так не кричала. Я из тех людей, которые уходят в другую комнату, когда наворачиваются слёзы. А тут Из меня выходила душа, вместе с моими криками и стонами. Там я убила не только малыша, но и часть своей души. Мою личную, вторую половину души. Эта та самая часть, что такая яркая, дерзкая и весёлая. Мне не повезло в этот момент, потому что, лишившись ярких красок своей души, во мне остались лишь тёмные, пастельные тона, ближе к чёрно-белому В тот момент личность яркая, забавная и задорная, сменилась на осевшую и томную, словно песок в спокойной воде. Единственное, что мне хотелось в этот момент, это убить себя за то, что я сделала. Я кричала и стонала, плакала и сожалела, и не могла остановиться.
Через несколько минут подошла мама и сказала, что эти врачи по каким-то соцветиям на эмбрионе определили, что этот ребёнок был мальчиком. Я не была удивлена, потому что знала заранее, кто у меня был там, внутри. Я это просто чувствовала, я даже успела дать ему имя.
Приехав домой, я легла спать, и хотела больше никогда не проснуться. Мне приснился сон. Будто бы стоят передо мной два мальчика. Одному лет пять, а другому года три. И они стоят передо мной в белых детских смокингах. Будто бы это я их одела и поправляла пятилетнему мальчику воротничок. Я называла его во сне Марсель, это то самое имя, которое я дала своему, не рождённому сынишке. Во сне я куда-то провожала их. Марсель смотрел вниз с какой-то обидой и тоской, я не видела их лиц. Но почему-то знала, как выглядит мой Марсель. Проснувшись, я поняла, что во сне я провожала своего, не рождённого сынишку, ведь если во сне люди в белых одеждах, то такой сон предвещает болезнь или смерть. И мне стало так больно в груди, от того, что я своими руками проводила его в смерть.
Больше не тошнило. Физическое состояние практически сразу начало улучшаться.
***
Ещё около двух трёх недель я почти всё время молчала, ни с кем не разговаривала, и даже с мамой. Я постоянно проводила время у себя в комнате, или ездила в церковь. Мне было так ужасно плохо, меня просто тянуло к Богу. В один из дней я стояла там, в очереди на исповедь. Никаких отдельных кабинок с прорезями, для слушания исповеди, как в фильмах. Лишь батюшка, облокотившийся на свою стойку, для таких случаев, и большая очередь из тех, кто желает поделиться болью с одним из доверенных церковью лиц. А кто-то, возможно, пришёл за советом, или благословлением в дорогу, или начала большого дела.