Владимиру Глиндскому, Господь призывает христиан покоиться в седьмой день — субботу, а вот сами христиане для этого «избрали воскресенье, первый день недели». Данное рассуждение созвучно с лютеранской богословской мыслью: «В. Как должна исполнять третью заповедь новозаветная Церковь? О. Бог не привязывал свою Церковь Нового Завета к иудейскому дню шабат, которым была суббота. Он не назначал и никакого другого дня вместо нее. Однако Он желает, чтобы мы все еще собирались вокруг Его слова. Единым особым днем собрания христиане избрали в условиях христианской свободы воскресенье, или День Господень» [51] . Здесь также очевидно, что инициатива в установлении соблюдения воскресенья опять–таки принадлежит людям, а не Богу. С другой стороны, внимательный читатель наверняка заметил, что хотя упоминается третья заповедь, речь идет о субботе. Почему? Дело в том, что католической традиции свойственно особое деление. В «католическом» Декалоге несколько иная очередность заповедей, а вторая — «не сотвори кумира» — вообще отсутствует. Повеление о субботе, таким образом, становится третьей заповедью и интерпретируется следующим образом: «помни праздничные дни, чтобы чтить их». Десятую же заповедь разделяют на две: «не желай жены ближнего» и «не желай того, что принадлежит ближнему» [52] . Данный принцип деления, по причине его неактуальности для богословских баталий в эпоху Реформации, по всей видимости, автоматически стал частью лютеранского наследия… Есть и такие богословы, которые указывают, что Христос, придя на землю, сначала отменил закон, потом дал новое учение, вновь подтверждающее отмененные ранее девять заповедей, но при этом заповедь о субботе почему–то оказалась архаизмом, опять–таки в силу своего «национального» окраса. Вот что пишет об этом Чарльз Райри: «Новый Завет провозгласил конец закона Моисеева, а десять заповедей входили в этот закон; впрочем, девять из них были вновь провозглашены в апостольских посланиях — все, кроме заповеди о субботнем дне» [53] . В этой связи баптист П. Т. Плешко рассуждает следующим образом: «Дух Святой, через апостола Павла, заменил Десятословие одной новой заповедью: «Ибо заповеди: «не прелюбодействуй», «не убивай», «не кради», «не лжесвидетельствуй», «не пожелай чужого» и все другие заключаются в сем слове: «люби ближнего твоего, как самого себя». Любовь не делает ближнему зла; итак, любовь есть исполнение закона» (Рим. 13:9, 10, Гал. 5:14) [54] . Что касается «новой заповеди», то ее хорошо знали и в древнем Израиле: «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего; но люби ближнего твоего, как самого себя. Я Господь» (Лев. 19:18). Еще Ириней Лионский замечательно писал о любви как об основе Декалога и Евангелия: «Поелику в Законе и в Евангелии первая и важнейшая заповедь есть любить Господа Бога от всего сердца, и затем следует подобная ей — любить ближнего как самого себя, то оказывается, что Один и Тот же Виновник Закона и Евангелия. Ибо, так как в том и другом Завете правила совершенной жизни одни и те же, то они указывают на Одного Бога» [55] . «Когда закон представляется в истинном свете, — замечает Е. Уайт, — он раскрывает любовь Божью. Но нет ничего удивительного, если даже истина не заставляет сердца растаять, когда ее представляют в холодном и безжизненном виде» [56] . А то, что ап. Павел указывает на сущность Закона Божьего — Любовь, так это отнюдь не призыв к отмене одной из заповедей. Любовь Божья к человеку лежит в основе повеления о дне субботнем так же, как и в основе всех остальных заповедей. Думать иначе — значит считать, что Господь, освящая субботу, был движим желанием поработить Свой народ непосильным бременем, а по прошествии времени отменил субботу за ненадобностью.