Пришло время выдвигаться домой. Отец мог вернуться с работы пораньше, чтобы застать их врасплох, и мы надеялись его перехитрить. Сели на велосипеды, направились в сторону дома Тимми. Однако нас ожидал сюрприз. Неожиданно за поворотом, скрытые в камышах, стояли родители ребят и епископ Рахель собственной персоной. Лица их были перекошены от гнева. Уж не знаю, как ему удалось нас обнаружить, видимо, священник следил за нами с самого начала или увидел дым от костра, впрочем, неважно. Знаете, есть такие люди, которым необходимо все контролировать. Держать в узде. Рахель был из таких. Он видел корень проблемы в детях, их непослушании, неповиновении, поэтому выставлял жителям свои правила.
В руках отец Тимми держал ремень, в зубах сигарету. Я пришел в ужас, ведь не сошел еще старый шрам на щеке моего друга. Священник явно видел слишком много и взгляд его подтверждал, что нам придется поплатиться за это. Мы до смерти перепугались, когда Тимми вдруг схватили за руку и он отчаянно завизжал. Рядом раздался крик:
Найджел! Ему же больно! возмущалась мама.
Заткнись, Линда. Я разберусь сам, ответил он, выронив сигарету на землю.
Оставьте, Найджел. Побойтесь Бога, вмешался священник. Они все понесут наказание перед лицом господа нашего, за то что посмели ослушаться и оклеветали слугу его, взгляд направился на меня, и я понял, что и в этот раз вся ответственность ляжет на мои плечи.
Нас отвели в церковь и вынудили молиться о прощении. Поставили коленями на кусочки смолы, которые явно не в первый раз применялись не по назначению. Священник оказался любителем телесный наказаний, но только тех, что поощряются богом. Очень удобно творить зло и находить ему оправдание свыше, понимаете? Возможно, поэтому в храме божьем, как это называет Рахель, водится столько садистов.
Никогда не забуду, как маленькие твердые камешки впивались мне в коленные чашечки, словно ростки бамбука, прорастающие через плоть. Мы повторяли слова раскаяния под надзором Рахеля, а он не ленился бить прутьями по спине, стоило нам прерваться хоть на секунду. Не знаю, каким образом удалось Мишель и Робин перенести эту пытку, видимо, им было не так больно, ведь обе они легкие как пушинки, но ни капли слезы не скатилось с гордых личиков. Меня действительно поражает, какими стойкими могут быть маленькие дети, если чувствуют, что это необходимо, или если понимают, что так лучше для друзей. Вероятно, епископ был в бешенстве, ведь его цель состояла в том, чтобы поломать нас, выбить любой порыв к сопротивлению. На какое-то мгновение мне показалось, что у него это получится, когда Робин готова была вот-вот потерять сознание, но сестренка выдержала, она резко открыла глаза, будто увидела ангела, вставшего перед ней, и более их не закрывала. Вопреки желаниям Рахеля, каждую секунду вместо раскаяния во мне зарождался гнев, дикая животная злость, требующая вцепиться зубами в глотку жертве и не отпускать, пока она не испустит дух.
Не знаю, сколько времени прошло, пока мы стояли как рабы в тени горящих свечей с запахом ладана, но в какой-то момент священник решил, что с нас достаточно. Мы встали на ноги, а к коленям приклеились маленькие вонючие кусочки, и мы с отвращением их стряхнули. С тех пор не единожды мне снится сон, где смола не отваливается, а впивается в тело, сливается с ним, и я загораюсь будто спичка, когда епископ подносит ко мне огонь. Затем он встает передо мной на колени и молится о спасении своей души. А потом поднимает лицо, и вместо человека я вижу черную собачью морду с горящими красными глазами, а после этого с криком просыпаюсь.
Родители забрали Мишель с Тимми, где их ожидало следующее наказание, при этом нашей бабушке даже не сообщили о случившемся. На улице уже смеркалось, и священник просто отправил нас домой, униженных и побежденных, по крайней мере так он считал. Вы скажете: не самая лучшая идея бросать детей одних, и что он обязан был уведомить бабушку, и я с вами соглашусь. Но, думаю, Рахель получил, что хотел, а остальное его не интересовало.
Я посадил Робин на велосипед, чтобы отвезти домой, плохо представляя, как смогу крутить педали закостенелыми ногами, когда она неожиданно расплакалась.
Я все расскажу Ба-Ма.
Она снова превратилась в ребенка, кем и являлась, но я уставший и раздраженный не в силах был с ней нянчиться.
Нет, Робин, ты будешь молчать, приказным тоном сказал я.
Не буду, не буду и точка. Она накажет Рахи Раха накажет плохого дядю, всхлипывала она.
Нет. Послушай сюда, Робин. Она накажет тебя, нас обоих, потому что мы сбежали. А Рахеля еще поблагодарит за то, что он сделал
Врешь!
и ты не скажешь ни единого слова. Будешь молчать, как немая. А иначе бабуля тебя отшлепает и я тоже. Ясно тебе? сурово скомандовал я.
Ты злой, ревела она.
Я спросил: тебе ясно?
Ага.
Когда мы приехали домой, уже стемнело. Я решил, что лучше войти через главный вход. По пути хотел убедиться, что сестра сдержит слово.
Слушай, Робин. Не все можно рассказывать взрослым.
Врать плохо, ответила она.
Не всегда. Некоторые вещи нужно хранить в тайне или тебя поругают. Ты уже достаточно большая, чтобы понимать это, я лукавил, считая ее малявкой, но дети любят, когда их принимают за взрослых. Например, мы врем, что спим, а сами сбегаем, чтобы погулять, потому что нас накажут. А в итоге весело проводим время. И кому от этого плохо?
Тимми и Мишель жалобно сказала она.
Они сами о себе позаботятся. Как и мы теперь сами по себе. Просто делай, что я скажу, и поддакивай, снова приказал я.
Мы прошли в дом, и первым среагировал дед. Он стал орать, что мы заходим в обуви в коридор (а мы обычно так и делаем), вместо того чтобы оставить обувь за дверью. Затем, опомнившись, возмутился, где мы шляемся затемно. Тут подоспела бабушка, недовольно оглядывая нас снизу вверх.
Мы тут с ума сходили! Может, пояснишь, где вы были?
Извини, ба. Мы мы ходили в церковь, пояснил я.
Что-то? ее лицо стало мягче.
Робин приснился плохой сон, сочинял я на ходу, перетаптываясь с ноги на ногу, про монстра, и я вспомнил, что епископ Рахель говорил, в таких случаях нужно молиться и поставить свечку поэтому привел ее к нему.
Бабушка растерянно смотрела.
Ты можешь спросить у него, бабуля, он подтвердит, окончательно заврался я.
И спрошу, не сомневайся, дорогой. Ты видел вообще, который час?
Нет Мы слишком увлеклись и не заметили, как быстро прошло время прости, ба.
Но почему вы меня не предупредили?! Я бы сама ее отвела.
Из-за меня. Я решил, ты занята, а одних нас не отпустишь. И снова: прости, ба.
Робин, милая, это правда? Что за черт тебе приснился? Расскажи бабушке.
Да слабым голоском ответила сестра.
Ладно, если так погодите-ка. Ты же уехал кататься на велосипеде. Один-одинешенек.
Я вспотел, по затылку стекала капелька пота, отвлекая мое внимание. Мысли не хотели слушаться.
Да я быстро накатался тайком пробрался в комнату, чтобы ты не заставила помогать на кухне
Бобби!
И снова: прости, ба.
Да что ты там слушаешь этого щенка?! Отлупи его хорошенько. Испортит тебе девчонку, вмешался старик, сплевывая в пепельницу.
В общем, нас не наказали. Еще раз прочли лекцию о том, как опасно ходить по деревне без взрослых, особенно в вечернее время. Затем накормили остывшим ужином и уложили спать. Я извинился перед Робин, чувствуя, что она обижена, но сестра со мной не заговорила.
В ту ночь я опять был одинок и долго лежал без сна. Однако, когда дверь отворилась, сделал вид, что меня тут нет. Дед осторожно вынес Робин, я незаметно проследовал за ними. Они сидели на кухне, и дед обнимал ее, приговаривая:
Ну что ты, что ты, не переживай, бабушка это не со зла Наказали тебя, да, бедная девочка, моя девочка сестру не особо интересовало, что происходит, глаза ее слипались, она желала только оказаться в кроватке и уснуть.