Тут щёлкнула дверь, и размеренный покой дома разорвал звучный молодой голос:
Ба, я пришёл.
Кстати, вот и он, Ольга Ивановна кивнула головой и засеменила к дверям.
Сердце дало сбой. В сильном волнении я встал у стола, испытывая щемящие угрызения совести. Конечно, нет нашей вины в том, что мой мальчик вырос, не зная родительской ласки, ведь мы сами стали жертвами парадокса времени. Двадцать дней там и двадцать лет здесь. Мне по-прежнему тридцать три, а сыну уже двадцать два. В глотке защипало. Судорожно проглотив комок, я глубоко вздохнул, и через мгновение в проёме двери увидел молодого сильного парня двух метров ростом, широкоплечего, с длинными светлыми волосами, небольшой бородкой и усами. Он внимательно и изумлённо смотрел на меня, машинально укладывая ключи и сумку на столик. Потом на его лице изменилось выражение, глаза распахнулись, и в них промелькнула догадка.
Отец?.. Вы мой отец? Антон Владимирович?.. Это вы?
Я приблизился к нему и нежно обнял за плечи. Терпеть не могу, когда мужики плачут, но слёзы как-то сами потекли по щекам. Володька прижался ко мне, и со стороны, наверно, было странно видеть двух обнявшихся бородатых мужчин. Владимир поднял полные слёз глаза, долго и внимательно всматривался в моё лицо, потом схватил за руку и потащил в свою комнату.
Мы проговорили до утра, прикончив большую банку кофе. Стараниями дядьки Владимир знал о нас с Еленой почти всё, кроме нашего существования в ином пространстве. Сын много расспрашивал о матери и о нашем новом доме. Я честно сказал ему, что мой опыт жизни в качестве космической личности невелик, что наше пространство только обживается, вернее, создаётся, поскольку сейчас из него можно сделать всё, что угодно. Эта информация сильно заинтересовала Владимира, и он осторожно спросил, как там побывать. Я не стал кокетничать и врать, ведь в иное пространство можно попасть раз и навсегда. Мы с Еленой не в счёт, поскольку являемся Творцами нового мира, который суть мы сами. Парень ненадолго задумался, усмехнулся, поправил волосы и сказал, что подождёт пока расставаться с этим привычным миром. Я согласился, в душе испытав облегчение от такого решения парня, у которого жизнь только началась, и ожидало немало новых ощущений и открытий.
Посмотрев на Владимира оценивающе, я подумал, что мой сын должен знать всё, мысленно махнул рукой и коротко рассказал об угрозах, нависших над Землёй.
Сейчас, возможно, в последний раз Земля балансирует на грани жизни и смерти, и вопрос стоит предельно просто: быть ей или нет. Великий Тёмный вновь заявил о себе, а значит, он не остановится, пока не добьётся своего. Если его не остановить. Впереди очень непростые времена, сын. Я не знаю, как всё сложится, но чувствую, что и ты не останешься в стороне. Что ты обо всём этом думаешь?
На его лице не дрогнул ни один мускул, он немного промедлил и осторожно увёл разговор в сторону:
Не знаю. Всё это как-то неожиданно. Особенно сейчас, когда меня по-настоящему захватила необыкновенно интересная тема. Понимаешь, отец, около года назад в направлении созвездия Наугольника, что в Южном полушарии был открыт непонятный феномен. Недавно астрономическое сообщество признало его, назвав «звёздным вальсом». Суть его состоит в том, что в узком секторе вместо обычного мерцания звёзды смещаются на заметный угол, описывают дугу и снова возвращаются на место. Этот процесс псевдохаотичный и пока не поддаётся вычислению.
Пока Владимир увлечённо говорил, я, сидя в кресле любовался им. Но, когда он начал говорить о «звёздном вальсе», я тут же смекнул, что это вовсе не пустяк и не плод воображения восторженного парня, а порождение неких сил. Переключив сознание, я сделал запрос в информполе и получил ответ о настоящем состоянии пространства в секторе Ориона.
На удалении примерно семидесяти миллионов парсеков обосновалось множество антиобъектов, проще говоря, чёрных дыр, ведущих себя весьма необычно. Они придерживались большой тёмной зоны, описывая около неё сложные траектории в виде двух конусов. В той тёмной зоне я сразу узнал своего заклятого противника. На этот раз Аттрактор вёл себя очень странно. Его сопровождали тысячи сателлитов. И именно те вращающиеся по сложным орбитам чёрные дыры, отклоняя проходящий свет, создавали оптический эффект «звёздного вальса».
Когда я рассказал об этом Владимиру, у него буквально отвисла челюсть. Он вскочил, забегал по комнате, включил компьютер, схватил телефон, раздумал, ненадолго замер и опять сел напротив меня. Его распирало любопытство, и в его горящих от нетерпения глазах я насчитал не менее десятка вопросов. Он уже открыл рот, но я оборвал его жестом и закончил:
Мне очень не хочется тебя огорчать, сын. Но Нобелевской премии ты не получишь. Не успеешь. Запомни крепко-накрепко, очень скоро может случиться такое, что не будет ни Нобелевского комитета, ни самой Земли. То, что ты так долго наблюдал это внешние эффекты присутствия того самого Великого Тёмного Аттрактора, который не просто один из космических объектов, а очень древняя и смертельно опасная личность. Повторяю, личность! Со всеми присущими ей страстями устремлениями и мотивациями. Великий Тёмный живёт намного дольше, чем наша Солнечная система. Беспощадный враг любой жизни, он собирает свой страшный урожай в этой части вселенной. Я вынужден с ним бороться по воле судьбы. И я нипочём бы этого не делал, если бы он не пытался раз за разом уничтожить Землю. Понимаешь, у-ни-что-жить! Совсем. Я не знаю, как далеко он зайдёт на этот раз, но для него сожрать Солнечную систему, всё равно, что слизнуть варенье из чайной ложки. Попытайся абстрагироваться и, как астрофизик, представь масштаб грядущей опасности.
Я поднялся и подошёл к открытому окну, за которым в тихом зелёном дворике в лучах утреннего солнца резвились дети. Услышав за плечом дыхание, я обернулся и увидел Владимира, закусившего большой палец правой руки и хмуро смотрящего на ребячью возню. Я кашлянул в кулак, потрепал сына по плечу и немного понизил градус эмоций, сказав, как можно более оптимистично:
Не боись, Вовка, прорвёмся. Я всякого навидался, и не в таких передрягах бывал. Слушай команду. Дуй к своему начальнику, наплети ему что хочешь, но сегодня же возьми отпуск за свой счёт. В полдень отправляемся на Дон к дедам.
Но они
Вот и разберёмся. Всё ступай, а мне ещё нужно встретиться с дядькой Николаем.
Возбуждённый новостями и окрылённый неожиданным поворотом событий Владимир побежал оформлять отпуск, а я распрощался с Ольгой Ивановной. Не желая её пугать, я не стал телепортироваться из квартиры и спустился этажом ниже.
Глава 3
В Иерусалиме солнце ещё сильнее, чем в Риме, припекло плечи и голову, заставив меня вспомнить давние приключения в Африке. Стоя вблизи спасительных фонтанов, я окинул взглядом многолюдную площадь. С обеих сторон её охватывали двумя полукольцами колоннады белых дворцов, в середине которых взметнулись к небу стрельчатые башни. Странно. Я ожидал увидеть старинные иерусалимские кварталы, Стену плача, Храмовую гору и что-то в этом духе, а оказался в суперсовременном городском центре.
Настроившись на ауру дядьки, я обнаружил его в правом дворцовом комплексе, на фасаде которого поблёскивало на солнце изображение круга земного шара с поддерживающими его руками. Символика более чем понятная.
В просторном холле два охранника в светлых костюмах лишь спросили, что меня интересует, и подсказали, как добраться до кабинета Верховного Советника Николая. Здание Совета явно строилось по технологиям соцещитов, поскольку круглая транспортная капсула, двигаясь по сложной траектории, доставила меня к дверям приёмной.