Не то чтобы я не хотела об этом разговаривать. Я бы хотела.
Просто я не могу.
Паника не отпускает.
Так и сейчас собственное сердцебиение превращается в глухой бас в ушах, грозящий заглушить все прочие звуки. Ледяной холод тысячей иголок просачивается во все поры. Я знаю: сразу после этого меня бросит в пот.
Комната становится узкой и длинной. Чересчур узкой. Чересчур длинной. Я теряюсь в ней и расплющиваюсь.
То, что случилось в прошлом году, тут ни при чем, быстро произношу я.
Выдыхать. В этом весь фокус. Просто спокойно выдыхать. Тогда вдох произойдет сам собой, и никто не заметит, что со мной творится. Никто не заметит, что я падаю и падаю, глубже и глубже, и в ожидании падения, которое меня раздавит, едва способна соображать.
Виновато улыбаюсь Кришану. Он продолжал говорить, но я его не слышала. Он задал вопрос? Дал совет? Теперь в его взгляде появляется легкое беспокойство, но навряд ли он понял, что у меня паническая атака. Я заставляю себя сделать глоток чая. Пока жидкость стекает вниз по горлу, остается лишь надеяться, что она уже не очень горячая. В данный момент я бы этого не почувствовала.
Мне просто нужно начать заново, понимаешь? Проклятье, звучит так, будто мне больше не важны клуб и дети, что абсолютно не соответствует правде. Я должна как-то начать что-то новое.
Кришан медленно кивает:
Я понимаю. Но я имею в виду не клуб. Я говорил о музыке, Ханна. Ты хочешь снова заняться музыкой?
Такой легкий вопрос. Но для меня он как ведро снега на голову. Снега, который несколько дней пролежал на обочине дороги, стал грязным, наполнился острыми ледяными осколками.
Я Я не знаю.
Не знаю, могу ли еще. Да сколько же можно падать?
Не позволяй отнять ее у тебя, Ханна. Слышишь меня?
Я киваю, хотя его слова скорее просто цепляют меня, чем по-настоящему оседают внутри.
Когда ты пришла сюда впервые, то была такой же, как сейчас. Не знала, куда идти. Не совсем понимала, кто ты вообще на самом деле. Именно такой я снова вижу тебя сейчас, Ханна. Ты ведь знаешь, кем была в последние годы, не так ли?
И вновь я киваю.
Но сегодня ты больше не она.
Он так прав, что у меня болит сердце.
Тогда ты это выяснила. И в этом тебе помог не я и не клуб. Это всегда делала только музыка. Доверься ей, Ханна. Она сможет сделать это еще раз.
Я не знаю, что мне делать. Не знаю, что еще могу сделать. Все, что у меня было, кажется сожженным и стертым с лица земли. С чего мне начать?
Однако еще находясь на дне отчаяния, я вспоминаю момент двухмесячной давности, когда на могиле бабушки пела Le Moribond. Я сумела. И сумела спеть на вокзале Yesterday. Причем настолько хорошо, что какой-то милый очаровательный парень позвал меня спеть в его пабе.
Его спичечный коробок до сих пор у меня. Совсем недавно, когда я еще была у мамы, незадолго до того, как отправилась в молодежный клуб, я зажгла одну-единственную спичку, чтобы немножко набраться смелости у маленького яркого огонька, пока он не обжег подушечки пальцев.
Твоя гитара ведь все еще с тобой? спрашивает Кришан.
Конечно, отвечаю я, чуть не запнувшись на этом коротеньком слове, потому что все слишком сложно. Я целый год не играла.
Но сейчас, в этот момент, когда я думаю о крохотном спичечном коробке, полном теплых огней; когда Yesterday, Le Moribond и тысячи других мелодий одновременно рвутся в голову и в душу, пальцы начинают болеть от тоски по струнам.
Пообещай мне только это, просит Кришан. Играй свою музыку. Ты нуждаешься в ней, чтобы быть самой собой. И она нуждается в тебе, так что не бросай ее.
Сойер
Четыре недели спустя
Шанти?
Зои так на меня смотрит, будто я предложил заманивать посетителей в «У Штертебеккера» с помощью дрессированных морских свинок. Хотя я собираюсь открываться через десять минут более-менее пунктуально, в пять, мы до сих пор сидим, уютно устроившись возле окна, откуда нам открывается вид на доки, и пробуем что-то наподобие вегетарианской «жабы в норке»[14] новый рецепт, который Саймон хотел испытать на нас, прежде чем угощать им гостей. Он утверждает, что недостаток мяса возместил алкоголем. И именно такой вкус имеет йоркширский пудинг[15] с овощами на гриле, которые повар сначала замариновал в виски, а потом запек. К нему надо привыкнуть но это феноменально.
Прости, Сойер, но на накую целевую аудиторию ты рассчитывал? Людей с кардиостимуляторами, ходунками и зубными протезами?
Осторожно. Не тебе дискриминировать окружающих за их физические недостатки.
Сестра подцепляет вилкой лист салата.
Я серьезно.
Я тоже. И ты права: идея воскресить тематические вечера действительно кажется мне отличной. Наверное, в последнее время я расслабился. Это просто аномально большой объем работы для одного, а количество клиентов, которое после стольких лет продолжает так сильно колебаться, за прошлые месяцы меня доконало. (Надо признать: против колебаний в сторону прибавления не имею ничего против.) Зои вернулась в самое подходящее время. Она привнесла в паб вдохновение, а ее идеи реактивировали во мне того, о ком я почти забыл в повседневной суете.
Тематические вечера это супер, соглашается Зои. Но темы должны быть крутыми. Старыми песнями моряков можно привлечь максимум старых седых моряков. Ты этого хочешь?
Они пьют в три раза больше, чем все остальные, парирую я, едва не закашлявшись от того, как сухо прозвучала эта фраза. И, несмотря на это, нормально себя ведут. В большинстве случаев. Конечно, я хочу.
Когда же ты наконец вырастешь?
Я показываю ей язык.
Не скажу. Кроме того, по-моему, ты ошибаешься. Шанти клевые. Они простые и запоминающиеся, и после двух пинт любой сможет подпевать.
Ясно. А когда подпеваешь, пересыхает в горле, что ведет к новым заказам. Этому учат в школе барменов?
Словом «бармен» она старается меня оскорбить, но я на такое не ведусь.
Шанти станут трендом. Печенкой чую.
Ты другим местом что-то чуешь.
Я не сдерживаю смех.
Я бы не рискнул это проверять. Но давай не будем ссориться. Что ты предлагаешь? И даже не начинай про Beatles. Туристов обрабатывают ими из каждого угла. Нам реально не стоит повторять это и тут. Я пока не настолько отчаялся.
Зои со вздохом откладывает приборы.
А должен бы. Ты хоть заглядывал в бухгалтерские книги?
Моя вилка замирает в воздухе над куском йоркширского пудинга. В итоге я кладу ее обратно на тарелку.
Ты на одну университетскую степень впереди меня, сестренка. Но тем не менее я в курсе, что еще не совсем разорился.
Зои театрально всплескивает руками.
Но близок к этому. Дела могли бы идти намного, намного лучше. Правда, попробуй устраивать тематические вечера. И, она жестом велит мне молчать, когда я пытаюсь сказать, что в этом ведь и состоял мой план, выбирай темы, опираясь не на свой вкус. Он ужасен, Сойер. Всегда таким был, таким и останется.
Кто ты? Моя сестра или Ее Величество Великая Толковательница?
Можешь спросить у своих завсегдатаев, как они себе это представляют! И нет, я имею в виду не Седрика, Билли и Оливию. И не Кристину тоже.
Меня раздражает ее манера выделять имя Крис. А еще больше раздражает, что Зои знает, как сильно меня это раздражает. Видимо, в некоторых вопросах братья и сестры в своем общении навсегда остаются на интеллектуальном уровне маленьких детей.
Кстати, что вообще между вами? тут же зацепляется за тему Зои. Это что-то серьезное или?..
Скорее загадочное «или». Но я и сам не уверен. Только в том, что это «или» между Крис и мной продолжается с тех пор, как она появилась здесь несколько недель назад.
Зои становится серьезной. Ее губы складываются в беззвучное «О». В одном сестре нужно отдать должное: она может довести меня до белого каления, а потом за считаные секунды переключиться в режим эмпатии. И я невольно переключаюсь вместе с ней. Подозреваю, она тайком уселась за пульт дистанционного управления, при помощи которого щелкает мои режимы.