Я тоже, мадам Реншини, говорю я.
Я тоже волнуюсь за принца. Я тоже хочу, чтобы с ним было всё хорошо. Я сделаю, что в моих силах, чтобы с ним было всё хорошо.
Женщина, которая любит принца как своего сына, поднимает на меня взгляд, полный тревоги, страха, надежды и огромного вопроса.
Она знает, что мне предложил регент, вдруг понимаю я. Она пришла узнать, что я решила.
Увидимся вечером на пиру в честь урожая, мадам Реншини, как могу, тепло улыбаюсь я ей. Нам предстоит пережить наступление Мрака, но после Мрака обязательно, обязательно вернётся свет. А пока давайте беречь тот свет, который есть у нас.
Мадам Реншини порывисто прижимает меня к груди и тут же отпускает. Кивает серьёзно, почти торжественно, вытирает глаза и спешит вверх по лестнице.
Что ж. Выбор сделан.
Осталось переодеться к ужину.
Глава 3. Женщина
Мадам Альвара.
У служебного входа во дворец меня окликает охранник. Мне его лицо незнакомо, но ему, очевидно, знакомо моё.
Да?
Мадам Альвара, сожалею, но у меня есть приказ регента не пускать вас во дворец.
Признаться, не ожидала. Неужели я неправильно всё поняла и мне не надо было покидать дворец? Неужели принца попытаются убрать сегодня?
Неужели? выговариваю я, лишь немного подняв брови, и замолкаю. Может быть, он ещё что-то скажет.
Таков приказ, отвечает охранник кратко и отворачивается от меня, давая понять, что разговор закончен.
Придётся мне спрашивать.
Так долго ограничен мой доступ во дворец?
Этой информации у меня нет, отвечает охранник.
Если я приду завтра на утренний урок для принца, я смогу пройти во дворец? переспрашиваю я. Охранник сдвигает брови.
В приказе этого не сказано, отвечает он после паузы и отворачивается от меня опять.
Приходится мне подбирать парадные юбки я действительно переоделась к пиру в нарядное платье и возвращаться домой.
Принц.
Пожалуйста, пусть принц будет жив и здоров. Пусть он не подумает, что я предала его. Регент опередил меня, и я не смогла попасть во дворец.
Ваше высочество, я на вашей стороне. Пусть с вами будет всё хорошо.
Дома, чтобы не думать о том, что сегодня происходит во дворце и что сегодня может поменяться ход истории Ксесса, я занимаю себя делами по хозяйству.
Вначале я топлю печь. Точнее, вначале я вешаю в шкаф парадное платье и переодеваюсь в домашнюю одежду, потом иду во двор за дровами.
Эта необходимость топить печь, каждый день топить печь, если я хочу засыпать в тепле, приводит меня в отчаяние. Был бы я ещё мужчиной натаскать дров и даже наколоть дров, хотя дрова мне привозят из дворца, как и всем жителям придворцового квартала, не было бы проблемой. Но в этом теле мне так тяжело выходить из холодного дома на холодную улицу и так тяжело носить охапки дров обратно в дом! А после с помощью тяжёлого ножного пневматического насоса накачивать воду в бак, который будет нагреваться от печи, чтобы позже вечером я могла залезть в горячую ванну и немного расслабиться.
Было бы так здорово, если бы можно было попросить кого-то сходить за дровами и растопить печь. Но увы.
Зато можно заняться простыми физическими делами, а не о принце думать.
К моменту, когда в доме стало тепло, бак с водой наполнился и нагрелся достаточно, чтобы я могла наполнить ванну, стемнело. Последний штрих к тому, чтобы объявить вечер хоть сколько-нибудь приятным, насколько это возможно в текущих обстоятельствах, небольшой котелок жаркого из помоли с сезонными овощами. Во дворце праздник урожая и у меня тоже.
Как ничто не рассеивает мучительную тревогу лучше домашних дел, так ничто не вырывает из этих домашних дел лучше, чем стук в дверь особенно, когда я никого не жду.
Бесшумно кладу на блюдце лопаточку, которой я помешивала жаркое, и, затаив дыхание, подхожу сбоку к двери.
Это я, негромко говорит незнакомый голос.
Наверное, в любых других обстоятельствах открывать дверь на это было бы весьма сомнительным с точки зрения здравого смысла решением, но сейчас это может значить только одно.
Амрис.
Настоящий, любимый, родной за этой дверью.
Хорошо, что изнутри замок открывается поворотом ручки а то в спешке я бы не сразу попала ключом в замочную скважину.
Вот он.
Ого.
Амрис выбрал для временного воплощения человека любопытной наружности. И во внешности, и в движениях хочется сказать «повадках» много звериного. Глаза под острыми сдвинутыми бровями цепкие, как у хищной птицы. Бульдожья челюсть. Тело при этом небольшое, немного ниже меня ростом, подтянутое и юркое. Как у змеи.
Походная одежда, вся мятая. Штаны в грязи по пояс, как если бы он шёл по болоту и периодически проваливался в топь то одной ногой, то другой. Куртка по локоть в тех же пятнах.
Лицо, чёрное от усталости.
Взгляд, который останавливается, но не фокусируется на мне.
Привет, хрипло шепчет он и вваливается в комнату. Его шатает, он хватается за стол и удерживает равновесие. С плеча соскальзывает плотно набитый чем-то рюкзак.
Ты в порядке? только и могу отозваться я, тоже шёпотом. На ощупь закрываю дверь.
Амрис выпрямляется, оборачивается и тянется ко мне голодными губами.
Я невольно отстраняюсь.
Он склоняет голову на бок. Из-под усталости в его взгляде проглядывает недоумение.
От тебя воняет, развожу руками я. Амрис блекло усмехается и смеривает меня взглядом.
И правда женщина. Я до последнего не верил, что ты пойдёшь в женское тело.
Пожимаю плечами. Амрис продолжает разглядывать меня. Наконец вздыхает.
Спать. Я не спал четыре дня.
Он в моей постели?
Кажется, я не готова так сразу.
Либо ты сначала моешься, либо ты спишь на полу.
Амрис тихо и удивлённо смеётся и покачивает головой. Чем дольше мы с ним, тем отчётливее я чувствую его под кожей тела, которое мне, честно говоря, не очень симпатично.
Я согрела воды, раздевайся.
Ого, ты даже в женском роде говоришь, Амрис всё не сводит с меня глаз, и его немного покачивает.
Амрис, сядь.
Отодвигаю стул и сажаю его. Он едва на ногах стоит.
Снимай сапоги, снимай одежду. Сейчас я проверю воду и вернусь.
Быстро прохожу в ванную комнату, прикрываю за собой дверь и опираюсь на неё спиной.
Почему я нервничаю?
Это же просто Амрис.
За дверью шуршание и шаги.
Окей, это не просто Амрис это первый раз за очень долгое время, когда мы в разнополых телах одного биологического вида.
Когда мы оба мужчины, всё очень просто. Когда я женщина, это совсем другая и очень непростая химия.
Я нормально выгляжу?
То есть, если быть честной с собой, вдруг я ему не понравлюсь?
Над этим потом можно будет изрядно поржать.
Вода. Я сказала, что я пошла проверить воду.
Вода нагрелась. Как раз, чтобы он мог помыться. Если он там не заснул стоя.
Нет, стоя он не заснул. Пока меня не было, он стянул и бросил на пол куртку, сел на стул и стянул свои грязные сапоги. Под ними оказались не менее грязные носки. Теперь сидит, тяжело опираясь локтями на колени и покачиваясь, как будто тяжело пьяный человек, забывший, что он делал и что делать дальше.
Амрис.
Он поднимает мутный взгляд на меня.
А, да. Мыться, иначе я буду спать на полу, произносит он, вспомнив. И вздыхает, собираясь с силами, чтобы раздеться. Усмехается. Я уже склоняюсь к тому, что пол меня устроит.
Не говори глупостей.
Подхожу к нему и начинаю расстёгивать его рубашку. Амрис не помогает мне. Я не знаю, как он дошёл, но сейчас, когда он, видимо, добрался до своей цели, остатки сил стремительно покидают его.
Когда я добираюсь до нижней пуговицы его рубашки, наши лица близко-близко. Касаюсь своей щекой его щеки, холодной, грязной и колючей от щетины. Амрис тяжело подаётся навстречу.
Тихонько касаюсь губами уголка его губ. Когда я не шуршу тканью его рубашки, в этом доме не слышно других звуков. Только дыхание и жар на кончиках моих пальцев.