Ну, а ты не балуйся, поросёнок. Смотри! Я т-тебя!
Арто неистово лаял и скакал по берегу. Его беспокоило, что мальчик заплыл так далеко. «К чему показывать свою храбрость? волновался пудель. Есть земля и ходи по земле. Гораздо спокойнее».
Он и сам залез было в воду по брюхо и два-три раза лакнул её языком. Но солёная вода ему не понравилась, а лёгкие волны, шуршавшие о прибрежный гравий, пугали его. Он выскочил на берег и опять принялся лаять на Сергея. «К чему эти дурацкие фокусы? Сидел бы у берега, рядом со стариком. Ах, сколько беспокойства с этим мальчишкой!»
Эй, Серёжа, вылезай, что ли, в самом деле, будет тебе! позвал старик.
Сейчас, дедушка Лодыжкин, отозвался мальчик. Смотри, как я пароходом плыву. У-у-у-ух!
Он, наконец, подплыл к берегу, но прежде чем одеться, схватил на руки Арто и, вернувшись с ним в море, бросил его далеко в воду. Собака тотчас же поплыла назад, выставив наружу только одну морду со всплывшими наверх ушами, громко и обиженно фыркая. Выскочив на сушу, она затряслась всем телом, и тучи брызг полетели на старика и на Сергея.
Постой-ка, Серёжа, никак это к нам? сказал Лодыжкин, пристально глядя вверх, на гору.
По тропинке быстро спускался вниз, неразборчиво крича и махая руками, тот самый мрачный дворник в розовой рубахе с чёрными горошинами, который четверть часа назад гнал странствующую труппу с дачи.
Что ему надо? спросил с недоумением дедушка.
IV
Дворник продолжал кричать, сбегая вниз неловкой рысью, причём рукава его рубахи трепались по ветру, а пазуха надувалась, как парус.
О-го-го!.. Подождите трошки!..
А чтоб тебя намочило да не высушило, сердито проворчал Лодыжкин. Это он опять насчёт Артошки.
Давай, дедушка, накладём ему! храбро предложил Сергей.
А ну тебя, отвяжись И что это за люди, прости Господи!..
Вы вот что начал запыхавшийся дворник ещё издали. Продавайте, что ли, пса-то? Ну, никакого сладу с панычом. Ревёт, как теля. «Подай да подай собаку» Барыня послала, купи, говорит, чего бы ни стоило.
Довольно даже глупо это со стороны твоей барыни! рассердился вдруг Лодыжкин, который здесь, на берегу, чувствовал себя гораздо увереннее, чем на чужой даче. И опять, какая она мне такая барыня? Тебе, может быть, барыня, а мне двоюродное наплевать. И пожалуйста я тебя прошу уйди ты от нас, Христа ради и того и не приставай.
Но дворник не унимался. Он сел на камни, рядом со стариком, и говорил, неуклюже тыча перед собой пальцами:
Да пойми же ты, дурак человек
От дурака и слышу, спокойно отрезал дедушка.
Да постой не к тому я это Вот, право, репей какой Ты подумай: ну, что тебе собака? Подобрал другого щенка, выучил стоять дыбки, вот тебе и снова пёс. Ну? Неправду, что ли, я говорю? А?
Дедушка внимательно завязывал ремень вокруг штанов. На настойчивые вопросы дворника он ответил с деланным равнодушием:
Бреши дальше Я потом сразу тебе отвечу.
А тут, брат ты мой, сразу цифра! горячился дворник. Двести, а не то триста целковых враз! Ну, обыкновенно, мне кое-что за труды Ты подумай только: три сотенных! Ведь это сразу можно бакалейную открыть
Говоря таким образом, дворник вытащил из кармана кусок колбасы и швырнул его пуделю. Арто поймал его на лету, проглотил в один приём и искательно завилял хвостом.
Кончил? коротко спросил Лодыжкин.
Да тут долго и кончать нечего. Давай пса и по рукам.
Та-ак-с, насмешливо протянул дедушка. Продать, значит, собачку?
Обыкновенно продать. Чего вам ещё? Главное, паныч у нас такой скаженный. Чего захотелось, так весь дом перебулгачит. Подавай и всё тут. Это ещё без отца, а при отце святители вы наши!.. все вверх ногами ходят. Барин у нас инженер, может быть слышали, господин Обольянинов? По всей России железные дороги строят. Мельонер! А мальчишка-то у нас один. И озорует. Хочу поню живую на тебе поню. Хочу лодку на тебе всамделишную лодку. Как есть ни в чём, ни в чём отказу
А луну?
То есть в каких это смыслах?
Говорю, луну он ни разу с неба не захотел?
Ну вот тоже скажешь луну! сконфузился дворник. Так как же, мил человек, лады у нас, что ли?
Дедушка, который успел уже в это время напялить на себя коричневый, позеленевший на швах пиджак, гордо выпрямился, насколько ему позволяла вечно согнутая спина.
Я тебе одно скажу, парень, начал он не без торжественности. Примерно, ежели бы у тебя был брат или, скажем, друг, который, значит, с самого сыздетства. Постой, друже, ты собаке колбасу даром не стравляй сам лучше скушай этим, брат, её не подкупишь. Говорю, ежели бы у тебя был самый что ни на есть верный друг который сыздетства То за сколько бы ты его примерно продал?
Приравнял тоже!..
Вот те и приравнял. Ты так и скажи своему барину, который железную дорогу строит, возвысил голос дедушка. Так и скажи: не всё, мол, продаётся, что покупается. Да! Ты собаку-то лучше не гладь, это ни к чему. Арто, иди сюда, собачий сын, я т-тебе! Сергей, собирайся.
Дурак ты старый, не вытерпел, наконец, дворник.
Дурак, да отроду так, а ты хам, Иуда, продажная душа, выругался Лодыжкин. Увидишь свою генеральшу, кланяйся ей, скажи: от наших, мол, с любовию вашим низкий поклон. Свёртывай ковёр, Сергей! Э-эх, спина моя, спинушка! Пойдём.
Значит, та-ак!.. многозначительно протянул дворник.
С тем и возьмите! задорно ответил старик.
Артисты поплелись вдоль морского берега, опять вверх, по той же дороге. Оглянувшись случайно назад, Сергей, увидел, что дворник следит за ними. Вид у него был задумчивый и угрюмый. Он сосредоточенно чесал всей пятернёй под съехавшей на глаза шапкой свой лохматый рыжий затылок.
V
У дедушки Лодыжкина был давным-давно примечен один уголок между Мисхором и Алупкой, книзу от нижней дороги, где отлично можно было позавтракать. Туда он и повёл своих спутников. Неподалёку от моста, перекинутого через бурливый и грязный горный поток, выбегала из-под земли, в тени кривых дубов и густого орешника, говорливая, холодная струйка воды. Она проделала в почве круглый неглубокий водоём, из которого сбегала в ручей тонкой змейкой, блестевшей в траве, как живое серебро. Около этого родника по утрам и по вечерам всегда можно было застать набожных турок, пивших воду и творивших свои священные омовения.
Грехи наши тяжкие, а запасы скудные, сказал дедушка, садясь в прохладе под орешником. Ну-ка, Серёжа, Господи благослови!
Он вынул из холщового мешка хлеб, десяток красных томатов, кусок бессарабского сыра «брынзы» и бутылку с прованским маслом. Соль была у него завязана в узелок тряпочки сомнительной чистоты. Перед едой старик долго крестился и что-то шептал. Потом он разломил краюху хлеба на три неровные части: одну, самую большую, он протянул Сергею (малый растёт ему надо есть), другую, поменьше, оставил для пуделя, самую маленькую взял себе.
Во имя отца и сына. Очи всех на тя, Господи, уповают, шептал он, суетливо распределяя порции и поливая их из бутылки маслом. Вкушай, Серёжа!
Не торопясь, медленно, в молчании, как едят настоящие труженики, принялись трое за свой скромный обед. Слышно было только, как жевали три пары челюстей. Арто ел свою долю в сторонке, растянувшись на животе и положив на хлеб обе передние лапы. Дедушка и Сергей поочерёдно макали в соль спелые помидоры, из которых тёк по их губам и рукам красный, как кровь, сок, и заедали их сыром и хлебом. Насытившись, они напились воды, подставляя под струю источника жестяную кружку. Вода была прозрачная, прекрасная на вкус и такая холодная, что от неё кружка даже запотела снаружи. Дневной жар и длинный путь изморили артистов, которые встали сегодня чуть свет. У дедушки слипались глаза. Сергей зевал и потягивался.
Что, братику, разве нам лечь поспать на минуточку? спросил дедушка. Дай-ка я в последний раз водицы попью. Ух, хорошо! крякнул он, отнимая от кружки рот и тяжело переводя дыхание, между тем как светлые капли бежали с его усов и бороды. Если бы я был царём, всё бы эту воду лил с утра бы до ночи! Арто, иси, сюда! Ну вот, Бог напитал, никто не видал, а кто и видел, тот не обидел Ох-ох-хонюшки-и!