Почему не вяжется? В жизни все взаимосвязано. Особенно у нас, добавил он, щерясь. Я вот еще когда учился в универе, переводил один английский топик. Там какой-то мужик, иностранец, путешествует по России. Едет он, значит, на паровозе и все описывает. Какая у нас природа, как у нас пьют Все это, конечно, чушь, но был там один интересный момент. Этот любознательный дядька с искренним недоумением рассказывает о религиозной беседе, которая состоялась у него в поезде с атеистом и диск-жокеем. Понимаешь, для него это полный абсурд, нонсенс, русская экзотика, наконец! А вот для нас в этом нет ничего необычного. Ну атеист, ну диджей. Что с того? Разве они не люди? Разве они не могут порассуждать о религии?!. Он ухмыльнулся. В России духовное и земное, низменное и возвышенное присутствуют в каждом человеке без исключения. Эти противоположности настолько переплелись в любом из нас, что не будь чего-то одного, автоматически не станет и другого. Мы просто растворимся, перейдем в небытие. И потому о возвышенном у нас рассуждают все кому не лень. Чему же ты удивляешься? Он помолчал, а затем добавил: Впрочем, все это справедливо не только в отношении России. Тот англичанин из поезда просто дурак. Вернее, дурак тот, кто составлял топик.
По-моему, ты начинаешь смотреть на людей свысока, пошутил Плотник.
Ладно, рассмеялся Макс, пришли. Давай бабки и жди меня здесь. Поднимусь до Сивухи, и, если у него ничего нет, двинем дальше.
Юрий Алексеевич передал деньги, и Макс нырнул в подъезд. Железная дверь захлопнулась за ним с отвратительным металлическим лязгом. Оставшись один, Плотник присел на стоявшую у подъезда скамеечку, закурил сигаретку и пригорюнился. Как-то не так у него все сегодня получалось.
С Даосом опять чуть не разругались. Вмазываться поначалу вообще не хотел, зачем-то поплелся по точкам, а как обломался пару раз, так и подсел на затраву. Это, как обычно, если чего-то не можешь достать, появляется дикое желание раздобыть нужную вещь во что бы то ни стало. Тело, оно ведь тупое. Сгусток органики. Что с него взять, кроме анализов? И те плохие. Возжелало ширнуться, вот и носись теперь по всему городу, как угорелый. Он вздохнул, стряхнул с сигареты пепел и посмотрел на часы. Без двадцати четыре, однако. Вон уже и светает.
Из подвального окошка соседнего дома выползли две тени. Постояли, прижавшись к стенке, осмотрелись и пошуршали куда-то через дорогу. Когда они проходили мимо, то попали в световое пятно, отбрасываемое уличным фонарем, и Юрий Алексеевич заметил, что на скрюченных спинах у них лежало что-то тяжелое. «Интересно, интересно, подумал он, чего это ребятишки такое тащат? Сперли, наверное, чего-нибудь. Но почему вылезли из подвала? Что в вонючем подвале можно спереть?..» Прошмыгнув, ночные воришки растворились во тьме. Юрий Алексеевич вздохнул. «А может, и не сперли. Он поплевал на окурок и бросил его под лавку. Почему я должен думать о людях плохо?.. Макс прав, это натуральное свинство. Или даже не свинство, а отражение собственной ничтожности»
Как всегда, стоило о нем только подумать, и Макс появлялся тут как тут. Клацнул дверной замок, раздраженно взвизгнули петли, и дверь подъезда отошла в сторону. Макс стоял перед Юрием Алексеевичем, возникнув, словно чертенок из табакерки. Выражение лица у него было довольно кислое.
Ну как? спросил Плотник, отлично понимая, что «никак».
Никак, ответил Макс. И с героином облом, и с наводкой. Валяется, сволочь, удолбанный в драбадан. Ни бе ни ме.
Что будем делать? поинтересовался Юрий Алексеевич, с удивлением отмечая, что ему абсолютно до лампочки, есть у Макса какие-либо соображения или нету.
Что делать, что делать проворчал Макс, почесывая подбородок. Пошли дальше. Что еще нам остается делать?
А может Юрий Алексеевич замялся. Нет, раз уж начали дело, надо его закончить. Пошли!
Макс язвительно хмыкнул.
Куда потопаем? спросил Плотник.
Туда. Макс ткнул пальцем в направлении продуктового магазина, куда несколькими минутами раньше ушуршали загадочные личности с тяжелыми мешками на спинах. Добежим до Базисной, там целых три точки. Может, хоть на одной чего-нибудь осталось.
Когда они проходили мимо магазина, Юрий Алексеевич заметил двоих парней, валявшихся на траве. «Те самые, подумал он. Притомились, бедненькие. Перли что-то на самом деле тяжелое. Ну и ладно. Мое какое дело?..» Он высморкался в траву, повернулся к Максу:
Как думаешь, Юрий Алексеевич запустил руку в задний карман брюк, может, дунем слегонца, чтоб не так тяжело бегать было?
Дунем? Макс остановился. А у тебя есть?
Ну-у на косячок натрясу. Вчера с Даосом раскуривались. Маленько осталось.
Так что ж ты молчал? С этого и надо было начинать!
Они присели на лавочку. Юрий Алексеевич достал свернутую в пакетик бумажку, аккуратно развернул ее, стараясь не рассыпать содержимое.
Давай, давай, давай, забормотал Макс, забирая у него пакетик, я сам. А то еще рассыплешь
Не выпуская пакетика из левой руки, правой он достал из кармана рубахи папиросу, дунул в нее, выстреливая табачное содержимое и уцепившись зубами за кончик картонного мундштука, потянул бумажную гильзу к себе. Оторвал лишнее, затем придал папиросине нужную форму. На то, чтобы забить косяк, ему понадобилось не больше двух вдохов. Пустой пакетик полетел под лавку.
Ну вот, изрек Макс, закручивая папиросный кончик, совсем другое дело.
Ловко у тебя получается, отозвался Плотник. Прямо как пылесос.
А то! Макс щелкнул зажигалкой. Опыт сын ошибок трудных Покури с мое, не так научишься.
Он глубоко затянулся и передал папиросу Юрию Алексеевичу. Трава была высший сорт. Он сам покупал ее еще во вторник, а уж в траве-то Юрий Алексеевич толк знал. По большому счету, из всей наркоты это было единственное, что его еще чему-то учило. Все остальное давно превратилось в болезненное, утратившее свой первоначальный смысл пристрастие.
Дым наполнял легкие, приятно обжигая горло. Тело тут же отозвалось бурей самых положительных переживаний. От горла к ногам, а затем по спине и к затылку пробежал легкий холодок. В мозгу что-то зашевелилось. Серый в предрассветных сумерках, кустарник напротив начал восприниматься пульсирующими вспышками. Неожиданный подарок перед настоящей дозой тело восприняло если и не с радостью, то весьма благосклонно. Трава была то что надо!
Юрий Алексеевич, передав папиросу Максу, некоторое время удерживал дым внутри себя, а затем потихоньку, тоненькой струйкой выпустил его наружу. Не успевшие внедриться в кровь канабиноловые молекулы растворились в весеннем воздухе. «Пускай и природа оттянется, подумал он с благоговением. У нее берем, ей и вернуть должны»
Да-а-а протянул Макс, воистину понтовая дурь.
Они добили косяк, встали и продолжили движение к цели. Теперь это движение воспринималось совершенно иначе. Не было прежней озабоченности, не было (снежок) фанатической одержимости «достать и вмазаться». Они просто шли к цели, шли навстречу рассвету, а увенчается их миссия успехом или нет, стало не так существенно. Из чего-то внешнего и отстраненного окружающий мир превратился в нечто благостное, наделенное личностными качествами.
Знал я одного человека, заговорил Макс, который попал в аварию и ослеп
Его слова беспрепятственно доходили до сознания Юрия Алексеевича, но в самом сознании обретали какой-то иной, не присущий им изначально оттенок.
Так вот, поначалу случившееся напрочь выбило его из колеи. Обычный жизненный уклад, работа, все то, чем и ради чего он жил, все пошло прахом. Он уже совсем было отчаялся, запил, но неожиданно понял, что нет на свете такого зла, которое нельзя обратить себе во благо. Так устроена жизнь. Любая неприятность обязательно несет в себе крупицу чего-то положительного. Казалось бы, что может быть положительного в том, что человек ослеп? А вот поди ж ты!