При слове «пожелтеете» кухня снова наполнилась неприятным маслянистым свечением.
Тебе-то что! повторила Светлана, но уже с утвердительной ноткой.
(через плечо!..)
Ничего, вздохнул Плотник.
По спине пробежал холодок. По коже разлился неприятный зуд, ладони вспотели. «Опять начинается, подумал он с ужасом. Да где же этот гад шляется? Чего он там делает, дрочит, что ли?!.»
Пошли. На пороге стоял Макс. Дозвониться я ни до кого не дозвонился, попробуем так. Только сразу предупреждаю, гарантировать я ничего не гарантирую. Сейчас не день.
Пошли! вскочил Плотник.
Повторять ему дважды не было необходимости.
После душной квартиры улица показалась именно тем местом, куда души праведников попадают после смерти. На некоторое время Юрий Алексеевич даже забыл о том, что ему нужно куда-то бежать. (Сраженное свежестью ночи, об этом, похоже, забыло и его «затравленное» тело.) Пока Макс размышлял, в какую сторону им будет лучше всего двинуть, Плотник стоял на широких ступенях подъезда, с остервенением втягивая в себя дурманящий весенний воздух, и то таращился в усыпанное звездами небо, то переводил взгляд на шелестящие листвой гигантские тополя.
«Я люблю Тебя, Господи! мысленно повторял он, зажмуриваясь от удовольствия. То, что Ты создал, грандиозно и непостижимо. И то, как вид Твоего творения может отражаться в человеческой душе, еще более грандиозно и еще сильнее окутано тайной. Я преклоняюсь перед Тобой, я несказанно благодарен Тебе за одно то, что Ты подарил мне жизнь. Только ради этого момента, ради вида этих тополей и этого неба уже стоило жить и стоило страдать. Я люблю Тебя!.. Я!..» На этом его внутренний монолог оборвался, так как душа поднялась до уровней, где нет ни мысли, ни слов, ни чувств в их обыденном, земном понимании. Есть лишь всеобъемлющий восторг, есть радость единения со всем сущим
Айда, заглянем сначала к Сивухе.
Воспарившая было душа Юрия Алексеевича вернулась обратно в тело, подобно молнии, рассекающей толстый древесный ствол до самого основания.
У Сивухи если и нет ничего, продолжал рассуждать Макс, он, по крайней мере, подскажет, к кому можно обратиться.
Юрий Алексеевич поморщился:
Бабок у тебя сколько?
Не боись, на три сотки хватит, ответил Плотник.
Он посмотрел на Макса с сожалением и жалостью.
Далеко до этой твоей Сивухи?
До этого, поправил Макс.
Ну, до этого. Далеко?
Нет. Макс уверенно шагнул в темноту. Решение принято, цель обозначена. Теперь главное двигаться.
Тело Юрия Алексеевича, повинуясь призыву двигаться, устремилось за Максом. Они обогнули дом, пересекли соседний дворик и выскочили на проспект. Макс шел уверенно. В данную минуту для него действительно не было ничего более важного, чем принятое решение и обозначенная цель. Для тела Юрия Алексеевича тоже, а вот для его души Душа его, похоже, вернулась не полностью.
«Интересно, размышлял он, мешает ли счастливому течению жизни склонность к "излишним мудрствованиям", как это утверждают некоторые, или же, наоборот, мышление и есть счастье?.. Хм, отрицательно сказывается лишь так называемое бытовое, конкретное мышление. Абстрактное же, напротив, оказывает самое позитивное воздействие на человека. Почему? Да потому, что первое сопряжено с переживанием отрицательных эмоций, ибо излишне акцентирует внимание на личных проблемах индивида, тогда как второе радует, ибо уводит от этих мелочных проблем к созерцанию величайших тайн мироздания Хм, или "свеча из жиров заменяла мне солнце"[6]?..»
Юрий Алексеевич вздохнул.
Слушай, Макс, обратился он к своему спутнику, деловито вышагивающему по темной стороне тротуара, а ты о чем-нибудь, кроме «обозначенной цели», когда-нибудь думаешь? Ну так, хотя бы изредка.
Чего? Макс удивленно обернулся. У тебя что, Плотник, совсем, что ли, мозги сводит?
Да ты не впадай в обиженку. Я же просто спросил.
О чем таком ты вообще жужжишь? Я как-то с трудом врубаюсь.
Ну, не все же время ты под кайфом ходишь. Я слышал, ты работал на телевидении, потом в каком-то компьютерном салоне
Это было давно и не в вашем вонючем городе! ответил Макс зло.
Все равно! Значит, котелок-то у тебя варит. Значит, ты не какой-то там сторчавшийся дебил с восьмиклассным образованием.
Знаешь что, Плотник, ответил Макс, уже более миролюбиво, ты, наверное, считаешь себя самым умным и важным. Каким-то неординарным явлением во Вселенной или даже гением. Ты случайно не гений?
Макс попытался изобразить живой интерес.
Может, и гений, ответил Юрий Алексеевич, с видом простачка пожимая плечами, откуда я знаю?
Ссориться с Максом ему не хотелось.
Был у меня один приятель, многозначительно вытаращивая глаза, начал Макс, который долгое время жил двойной жизнью. Такой своеобразный человек-загадка. Одни из его друзей и знакомых отзывались о нем как о серьезном, положительном во всех отношениях человеке. Другие считали его пьяницей и подлецом, готовым на самую гнусную пакость. И все это искренне!
Ну и что? спросил сбитый с толку Плотник.
Понимаешь, свою двойную жизнь он вел сознательно. Целенаправленно вырабатывал для себя два диаметрально противоположных имиджа. Из него мог бы получиться идеальный актер! Когда он возвращался с какой-нибудь выставки или презентации, то снимал дорогой костюм, напяливал на себя грязные обноски и спешил в расположенную за углом пивнушку. Причем только вообрази, какими осторожностью и ловкостью надо обладать, чтобы не попасться в этих лохмотьях на глаза тем, кто часом раньше видел его в смокинге. И наоборот.
И зачем же ему это было нужно? осторожно поинтересовался Юрий Алексеевич.
Не знаю, пожал плечами Макс. Лично мне он сказал, что занимается сталкингом. Только это чушь. Я отлично знаю его и прекрасно врубаюсь в то, что такое сталкинг. Он говорил неправду.
Юрий Алексеевич промолчал.
Нельзя относиться к людям так, как относишься ты, изрек Макс после продолжительной паузы.
И как же я к ним отношусь?
Херово относишься, свысока. Говоря коротко, ты считаешь, что все остальные стоят на одну или даже несколько ступенек ниже тебя. Все вокруг в говне, а ты в белом фраке. Взять хоть девчонок, с которыми ты базарил у меня на кухне, пока я висел на телефоне.
И что же это за девчонки такие особенные? ядовито прошипел Юрий Алексеевич. Одна Антонина Нежданова, а вторая Софья Ковалевская, что ли? Или, может быть
Ты напрасно иронизируешь, спокойно ответил Макс. В Глахов они приехали не так давно, поэтому и тусуются у меня. Между прочим, обе окончили институт, и думаю, в скором времени все у них наладится.
Так что же они, такие хорошие, ведут себя как последние бляди, да еще и торчат (снежок) на этом дерьме?!
Юрий Алексеевич расходился все больше и больше.
Так, усмехнулся Макс, судьба обожает подобные шутки. У Светки безответная любовь, а Анька Анька еще та штучка.
Может быть, хмуро ответил Юрий Алексеевич.
Раздражение его неожиданно пропало. В том, о чем говорил Макс, была и доля истины. Он действительно смотрел на других свысока. Большинство людей, с которыми он общался, бесили его своей тупостью и как бы это сказать? Приземленностью, что ли? Отсутствием стремления к чему-то высшему, к каким-то духовным идеалам. У всех на первый план выходило одно: карьера, деньги, погоня за удовольствиями и комфортом. Ну разве может все это не раздражать? Разве можно филистеров и обывателей ставить в один ряд с художниками, поэтами, философами? Хотя если разобраться «А сам-то я многим ли лучше? подумал он. Такой же обыватель, такой же служитель Мамоны. Да еще и торчок в придачу».
Скажи, Макс, тебе не кажется странным, что вот мы, два, по сути дела, законченных наркомана, прущихся посреди ночи через весь город за дозой, рассуждаем о каких-то высших материях? О чем-то таком, о чем рассуждали, скажем, Платонов или Достоевский?.. Какой-то бардак получается. Спорим о том, существуют добрые и злые люди или же каждый из них хорош по-своему. Пытаемся понять, все ли равны перед Богом или один человек имеет превосходство над другим А через час вмажемся, и на все это нам станет глубоко наплевать. Как-то не вяжется одно с другим.