Возможно ли, что Айкли стал пассивным инструментом в чьем-то зловещем замысле и его заставили заманить меня в горы с помощью писем, фотографий и фонографической записи? И не собирались ли эти твари сотворить с нами обоими некий обряд уничтожения, раз мы узнали о них слишком много? Вновь я задумался о странной резкой, неестественной смене настроения Айкли, произошедшей между его предпоследним и самым последним письмом. Я интуитивно чувствовал: что-то тут не так, всё не то, чем кажется. И этот едкий кофе, который я вылил в раковину, уж не пыталось ли неведомое существо отравить меня? Надо обсудить это с Айкли тотчас и помочь ему вновь взглянуть на происходящее трезвым взглядом. Твари затуманили ему голову своими обещаниями открытий в космосе, но теперь-то он должен прислушаться к голосу разума. Нам нужно выпутаться из этой истории, пока еще не поздно. Если ему не хватит силы воли обрести свободу, я ему помогу. А если не удастся убедить его бежать отсюда, то по крайней мере я сам смогу спастись бегством. Конечно же, он одолжит мне свой «форд», который я оставлю потом у кого-нибудь в гараже в Братлборо. Автомобиль стоял в сарае; теперь, когда все опасности миновали, дверь сарая была распахнута настежь, и я обрадовался, что этот «форд» словно дожидался там меня. Мимолетная неприязнь к Айкли, которую я ощутил во время нашего общения накануне вечером, уже прошла. Бедняга оказался в том же положении, что и я, поэтому нам следовало держаться вместе. Учитывая, что его беспомощность вызвана болезнью, я не хотел будить его в столь поздний час, хотя и понимал, что сделать это придется. В сложившихся обстоятельствах я просто не мог себе позволить оставаться в доме до утра.
Наконец я был готов к решительным действиям. Прежде чем встать с кровати, я несколько раз потянулся, чтобы восстановить подвижность мышц. Стараясь действовать с осторожностью скорее инстинктивной, нежели осознанной, я надел шляпу, подхватил саквояж и тихонько спустился вниз по лестнице, освещая себе путь фонариком. По-прежнему находясь в сильнейшем нервном напряжении, я не выпускал из правой руки револьвер и ухитрился зажать левой и фонарик, и ручку саквояжа. Зачем я предпринял все эти предосторожности, я и сам не мог понять ведь если сейчас я и мог кого-то разбудить в доме, то только его единственного обитателя.
Прокравшись на цыпочках по скрипучим ступеням в холл, я еще отчетливее услышал храп спящего и подумал, что он, вероятно, в комнате слева в гостиной, куда я еще не заходил. Справа от меня я заметил кромешную тьму кабинета, откуда ранее доносились разбудившие меня голоса. Отворив незапертую дверь гостиной, я посветил фонариком туда, откуда доносился храп, и луч света вырвал из мрака лицо спящего. В следующую же секунду я поспешно отвел фонарик в сторону и медленно, по-кошачьи ретировался назад в холл, эти меры предосторожности были весьма своевременны. Ибо на кушетке спал вовсе не Айкли, а мой старый знакомец Даннет.
Я терялся в догадках, что бы все это значило. Здравый смысл подсказывал, что самое правильное постараться выяснить, что же тут происходит, а потом вызвать подмогу. Вернувшись в холл, я бесшумно затворил и запер дверь в гостиную, чтобы уж наверняка ничем не потревожить сон Даннета. После я осторожно вошел в кабинет, где ожидал застать Айкли спящим или бодрствующим в угловом кресле, его излюбленном месте отдыха. Покуда я перемещался по кабинету, луч фонарика осветил большой круглый стол с дьявольским цилиндром, присоединенным к зрительной и слуховой приставкам и к спикеру, готовому к работе. По моему разумению, то был изъятый из тела мозг, который участвовал в ужасном собрании; на какую-то секунду у меня возникло дичайшее желание запустить спикер и послушать, что мне скажут.
Мозг, думал я, уже осознал мое присутствие, потому что зрительные и слуховые приставки не могли не зафиксировать свет фонарика и легкое поскрипывание половиц под моими ногами. Но я так и не осмелился возиться с мерзким приспособлением. Я только заметил на столе новый сверкающий цилиндр с наклейкой, на которой было написано имя Айкли, тот самый, который я заметил на полке накануне вечером и к которому хозяин дома попросил меня не прикасаться. Сейчас, думая об этом, могу лишь посетовать на свою робость и пожалеть, что не отважился заставить аппарат заговорить. Одному Богу ведомо, на какие тайны это могло пролить свет, какие ужасные сомнения рассеять! С другой стороны может быть, в том и состояло милосердие Божье, что я не притронулся к аппарату
Я отвел луч фонарика от стола и направил его в угол, где, как я думал, сидит Айкли, но, к своему изумлению, обнаружил, что старое кресло пусто там не было никого, ни спящего, ни бодрствующего. Знакомый мне поношенный халат валялся на кресле, чуть свешиваясь на пол, а рядом на полу лежал желтый шарф и поразившие меня своими размерами жгуты для ног. Я замер, раздумывая, куда пропал Айкли и почему он внезапно снял с себя облачение больного, и поймал себя на том, что больше не ощущаю в помещении ни мерзкого запаха, ни легкой вибрации. Но что же было их причиной? И тут мне пришло в голову, что и то и другое ощущалось лишь в присутствии Айкли. Причем сильнее всего около кресла, где он сидел, а вот в других комнатах и в коридоре запах и вибрация пропадали полностью. Я обследовал лучом фонарика стены темного кабинета, пытаясь найти объяснение столь разительной перемене.
О господи! Надо было тихо уйти отсюда до того, как луч фонарика вновь упал на пустое кресло! Но оказалось, что мне суждено было покинуть этот дом не тихо, а с воплем ужаса, который, наверное, потревожил, хотя и не разбудил спящего стража в комнате напротив. Мой вопль и мерный храп Даннета вот последние звуки, услышанные мною в ужасном фермерском доме под поросшей темнолесьем призрачной горой, в том обиталище трансфигурационного кошмара среди уединенных зеленых холмов и недобро бормочущих ручьев зачарованного деревенского захолустья.
Удивительно, что во время беспорядочного бегства я не выронил ни фонарик, ни саквояж, ни револьвер. Я умудрился выбежать из кабинета и из дома, не издав ни единого звука, а потом благополучно забросил вещи в старый «форд», стоящий в сарае, сел за руль, завел мотор и помчался под покровом безлунной ночи в поисках безопасного места. Вся последующая поездка была как пьяный бред сродни иным рассказам Эдгара По, или стихам Рембо, или гравюрам Доре, но как бы то ни было, я добрался до Тауншенда. Вот и все. И если после всех этих приключений мое душевное здоровье осталось непоколебленным считайте, что мне крупно повезло. Иногда меня посещают страхи относительного того, что ждет всех нас в будущем, особенно если учесть недавнее открытие планеты Плутон.
Итак, обследовав с помощью фонарика стены кабинета, я направил луч на пустое кресло и увидел там три предмета, которых ранее не заметил из-за того, что они затерялись в складках поношенного халата (полицейские дознаватели, позже побывавшие в доме, их уже не обнаружили). Как я сказал в самом начале, на первый взгляд в них не было ничего ужасного. Ужас заключался в выводах, которые напрашивались при виде них. Даже сегодня я переживаю мгновения полуосознанных сомнений мгновения, когда склонен согласиться со скептическими оценками тех, кто приписывает все случившееся со мной сновидениям, расшатанным нервам или галлюцинациям.
Эти три предмета оказались дьявольски хитроумными конструкциями, снабженными тонкими металлическими зажимами, с помощью которых они, по-видимому, крепились к органическим устройствам, о чьей природе я даже не хочу задумываться. Я лишь надеюсь искренне надеюсь, что, вопреки моим сокровенным страхам, это были восковые изделия работы изощренного мастера.